спокойно. — Я не люблю людей. И всё. Меня нельзя в этом винить. Как и в моём, — он очертил пальцем вокруг головы, — выражении морды.
— Прислать на континент человека для связи с остальным миром, который терпеть не может себе подобных — охрененная логика у северян.
— О-о-о-о, я, по-твоему, родился таким, а? Как думаешь, что есть решающее обстоятельство, когда речь о ненависти к людям? Ну?.. Люди, сука. Вы все… Лживые, алчные, жестокие и отмороженные выблядки. О, как рад был бы я не видеть и не знать всего того, что вы делали. Всего того, что вы, сука, до сих пор — спустя сорок семь лет — делаете. Но я знаю… Знаю…
— Искренне плевал я на твои мотивы, причины и следствия. Как и ты — на мои, — старик всё ещё не убирал пистолет. — Если ты здесь, то либо кто-то возвращается с континента на остров систематически и часто, либо ты кого-то должен пропускать, — легкая улыбка возникла на жуткой гримасе Зильбера, он сцепил ладони перед собой. — А это значит, что либо ты поступал как мудак и не связывался со своим начальством вообще никогда, кто бы к тебе ни пришёл с просьбой переправить в лучший мир, либо у тебя есть цена.
— «Переправить в лучший мир», — ух ты. Как гребучий Харон… — мужчина приподнял чашку с кофе к глазам, но смотрел вдаль. — Только наоборот. Из Аида — в Древнюю Грецию… К вину, к распутным девкам, к оргиям… Мне нравится.
— Твоя цена? — тон звучал уже более грозно и требовательно.
— Ворон, — Уильям замолк в удивлении. — Думаешь, ты первый такой? Кто додумался, что за всё нужно платить? Не мни себя великим. Моя цена одинаковая с семьдесят седьмого: мне нужен Ворон.
— Ворон умер в семьдесят пятом.
— Было бы забавно, скажи — требовать труп? Но хрен там. Теперь не строй из себя идиота и думай: если я прошу привести кого-то, то… — рассказчик покручивал ладонью, будто бы требуя продолжения речи.
— Два вопроса: где он и в чём подвох?
— Не понимаю.
— Всё понимаешь. Семьдесят седьмой — почти восемь лет прошло.
— А-а-а-а-а… Он думает, я хочу его обмануть… — Ней обернулся к Айви. — Нет. Ты не будешь первым, кто его приведёт, если справишься. Не будешь и последним. Видишь ли… Он, в каком-то смысле, опозорил меня. Остался мне должен очень много, — мимика этого человека поражала своим разнообразием обоих путников. — И каждый раз, как его приводят ко мне, мы просто говорим.
— О чём, мистер Ней?
— О долге. Пока его ведут, он, можно сказать, делает мою…
— Он пристрелит нас, как только завидит.
— Кх-кх! — простуда явно давала о себе знать. — Он может, но мне плевать. Хотел знать мою цену — получай. И да — он в Монреале — городе канадских французов.
— Это город бывших Крыс, которые слишком много о себе возомнили, — мужчина то ли ухмыльнулся, то ли оскалился. — У нас не хватит топлива, чтобы мы…
— В подвале.
— И поедем мы только завтра.
— Ваше право. Спите, где хотите, но не в этом доме. Рекомендую выгребную яму. И ещё: советую успеть до декабря — море мерзнет быстро.
— Мистер Ней… А сколько… Скольким людям удавалось привести этого Ворона?
— Мало, — ответил за него Хантер. — Меня другое интересует: сколько пытались?
— Хм… Не портить же мне интригу числами? Или портить? Не-е-е… Идите нахер.
Уильям устало вздохнул и направился к выходу. «Он знает, что за метка на Айви, — глаза бегали по сторонам, стараясь найти в доме хоть какие-нибудь подсказки. — Но считает её фальшивой, а его — слишком молодым, чтобы было правдой. Александра и Салливан — не из Гренладнии. Тогда откуда? Ворон… Грёбаный Ворон и грёбаный Монреаль… Блядство…»
— Пошли, пацан, — наёмник стал в проходе, как только его попутчик скрылся за дверью, он закрыл её и обратился к связному. — И ещё одно, Ней.
— Да? — он уже был повёрнут к радио и всеми силами делал вид, будто только он и существует в доме.
— Не заикайся даже при мне про гигиену — от тебя разит как от забытого в углу хлева борова.
— Пф, ха-ха-ха… Ты мне тоже не нравишься. Как и остальные.
* * *
— А кто такой этот Ворон?
В камине одного из соседних домов трещали дрова. Уильям заставил комодом выбитое окно и, прижав его вдобавок каким-то старым ковром, вернулся к огню. В голове снова были одни вопросы, будто бы ответы только множились, но был главный — нужна еда для обратной дороги.
— Он… Легенда, в определённом смысле — единственный перебежчик, что живёт, как теперь я знаю, больше тридцати лет.
— «Перебежчик»?
— Так называют людей, схвативших большое количество паразитов за короткое время. Они, заняв весь здоровый организм, думают, что находятся в уже заражённом — том, что прошёл определённые мутации, из-за чего такая численность и скопилась. После этого они действуют так, как бы действовали с подтипом — они усиливают организм. Зрение, слух, обоняние, метаболизм — всё это улучшается у перебежчика до показателей, почти превышающих человеческие. Но и физическая сила — они достигают максимума мышц при своём весе за считанные месяцы, укрепляются кости, некоторые набирают в росте, но несущественно. Живут, при этом, эти «люди» десять лет максимум — сердце не выдерживает постоянного состояния напряжения. Оно бьется у них просто… с бешеным темпом. Вот, положи два пальца на шею… Нет, чуть правее. Да, где-то здесь ты должен почувствовать свой пульс. Какой он?
— Медленный. Очень.
— Вот видишь. Значит: ты спокоен, и ты — человек. У перебежчиков он в разы быстрее. Всегда. Кроме этого, в семьдесят пятом Ворон, по слухам… Хм… Неважно — слухи ведь, в конце концов.
— Как и Гренландия?
— О, да… Знаешь, сегодня у нас какой-то день потрясений. Не находишь? Остров, считающийся рассадником мёртвых или просто вымершим, оказался целым и невредимым; человек, контролирующий доступ к этому острову, действительно существует; а ещё один, считающийся самым опасным убийцей-перебежчиком, оказался живым спустя восемь лет после его смерти — просто замечательно.
— Думаешь, мы сможем его найти?
— Не знаю. Сопротивление, как они позже назвали сами себя, объявив
