потеряли свой человеческий облик. Я еще помню с 90-х. До сих пор страх остался. Неужели все возвращается?
— Я слабо помню то время, — хмыкнула, прижимаясь плечом к Симеону, — ребенком была, но родители рассказывали. Только я думаю, что сейчас еще и зараза примешалась. Никто не застрахован, что завтра не умрет. Вот и слетают с катушек. Особенно те, кто вот в таких мелких поселках дорвался до власти. Скорее всего и полиции уже давно нет в таких местах. Так что, у нас есть еще один такой населенный пункт. Будем бдительны.
Едем ещё два часа. Уже успокоились и опять пересели в обычный порядок. Скоро остановились, пора было перекусить и вообще немного походить ногами. Затекают в сидячем положении не только они, но и мозги. Надо было бы обговорить эту ситуацию и приготовиться к следующей. Хотя, кто знает, что может случиться.
А дорога все дальше ведет, и мы уходим вглубь отрогов Урала. Начинаются заросли густых кустов и одинокие колки березок с золотым ореолом осеннего флера. Опять съезжаем с обочины и располагаемся уже ближе к деревцам. Дети с восторгом бегают с собачкой, и она радостно лает, ощущая свободу, а котище мой растянулся на опавшей листве и лениво наблюдает за орущей группой.
Солнце светит ярко и довольно жарко становится. Ребята снимают бронники и куртки, а Витька так разделся до майки. Мы тоже поснимали свои тяжелые жилеты и помогали Елене с приготовлением еды. Костер не стали затевать, пили горячий из термоса чай и бутерброды. Все разбрелись кто куда.
Я прилегла на грудь Симеону, растянувшегося на травке под березкой. Тот лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Виктор с Леной суетились по хозяйству, а Людмила прилегла рядом с нами.
— Хорошо-то как! — лениво протянула она, откинувшись на спину. — Смотрю в это голубое небо и стараюсь забыть, что где-то там зараза и бандиты, горе и смерть.
Молчим, наслаждаясь спокойным временем.
— А вот скажите, ребята, — она приподнялась, облокотившись на локоть, — чем там вы будете заниматься, когда приедем на Надькино ранчо? Сельским хозяйством? Будем сеять-жать- пахать? Или заведем коровушек? — она хмыкнула. — Только я доить не умею, и пахать тоже. И вообще в сельском деле полный ноль. Учтите.
Я рассмеялась.
— Ой, моя ты подруженция, да кто же заставит тебя этим делом заниматься? У тебя есть свой фронт работ — медицина. Вот построим тебе лечебницу и будешь ты и главврач, и врач и медсестра и даже санитарка. Во, сколько сразу работы. Запаришься еще. А сельское хозяйство оставим Митьке с Витькой. Они сельхозакадемию зря, что ли заканчивали?
— Ой, да из этих мальчиков агрономы-зоотехники, как из меня балерина, — фыркнула она презрительно.
— Нууу, не знаю, — протянула я. — Может хоть что-то осталось в головах. Хоть и теория. Все ж пригодится. Там посмотрим.
И мы помолчали.
Вскоре надо было садиться в кабину и в путь. Бронники надели вновь и приготовились основательно, распределив роли и пересаживаясь, чтобы быстро положить детей на пол и лечь всем, кто не будет стрелять, а это Елене и Ольге. Они поняли и кивнули. Дорога поднималась «медленно в гору», машина шла ходко. Все замолкли, некоторые лениво дремали, спали и дети на руках.
Шло время. За следующим поворотом показался городок, что рассыпался домами по возвышенностям и уходил в низину. Я напряглась. Эйтан вцепился в руль и настороженно вглядывался в подступающую населенную местность.
— Да, уж! С некоторых пор мы уже начинаем людей бояться. Дожили, ети её мать! — ругалась я вслух.
Все вздернулись и даже дети проснулись, заерзали, захныкали. Родители их потихоньку уговаривали, а у меня душа свернулась от жалости:
— Дети-то за что страдают?
— Эйтан, — я положила руку ему на плечо, — не волнуйся. Мы это уже проходили и не раз. Средь бела дня не будут нападать, понимают, что проезжающие могут быть и с оружием. Да и где тут банды? Встретили бы на въезде и при том они не прячутся. Если что, то такие же, как и в том городке, местные халявщики. Успокойся.
— Может, поменяемся? — кликнул ему Симеон. — Я поведу.
— Нет, — отмахнулся парень, — тебе еще в ночь, так что я выдержу.
Елена всхлипнула. Я обернулась и покачала головой, мол, что ты тревожишь его. Та кивнула и закрыла глаза. Виктор погладил ее по плечу, успокаивая.
— Да, — хмыкнула я, глядя на эту идиллию, — может у них все и сладится. Кто знает. Ему нужна слабая женщина, и он сам хочет заботиться о ней. Вот почему не смог со мной, я его просто давила. И еще ребенок нужен был. А я…
Вздохнула и отвернулась, надо думать о другом, а меня всё тянет на эмоции.
Вгляделась. Городок словно вымер. Было тихо и даже нигде не виделись ни животные, ни птица, только жиденькие дымки над некоторыми домами. Дорога тянулась вдоль по окраине, не задевая улиц, только и были видны неубранные кое-где огороды и стояли побитые дождями стожки сена. Не было видно ни людей, ни машин. Будто бы вымер или же замер городишко.
— Как бы не перед бурей, — подумала я, вцепившись в кресло. Пальцы заледенели от напряжения.
Но наши опасения были напрасны. Мы спокойно проследовали и выехали на следующий холм, потом завернули за поворот. Вновь перед нами была пустая дорога и уже по сторонам начались лесные массивы. Они были расцвечены осенними красками, от которых не оторвать взгляда. Небо голубое с белыми барашками облаков, лес в багряном уборе, солнце светит мягко и воздух, хоть ложкой ешь. Всё это располагало к спокойствию и мы, глубоко вздохнув, наконец, расслабились. Впереди уже не было таких проходов. Маршрут шел мимо населения и это радовало.
Глава Шестнадцатая. "Последний бой, он трудный самый…"
Мы успокоились и даже повеселели. Солнце закатывалось за лес. Вечерело. Проехали еще три часа и решили остановиться и оглядеться на предмет отдыха и ужина. Потом уже будет некогда, надо ехать всю ночь. А сейчас размяться и поужинать. Следующий прием пищи хотелось осуществлять уже дома, в тепле и за столом.
Опять съехали с обочины на полянку, окруженную невысокими кустами. Быстро расположились. Все хлопотали за сооружением места под ужин и развели костерок для приготовления горячего. Елена с Виктором суетились у костра, ребята помогали им, Людмила с Симеоном разбрелись по округе, собирая хворост, а Ольга с Эйтаном о чем-то говорили, стоя в сторонке. Все как-то расслабились и слышались отдельные вскрики и даже смех. И только дети, сидели нахохлившись на стульчиках, видно
