Учитель появился из дома и прервал меня. Он вынес глубокую чашу и опустил туда мои трясущиеся руки. Стоило огромного труда чтобы не застонать и не выдать своей слабости при нем. Потом он смазал их мазью и наложил сверху легкую повязку.
А дальше была стена его дома. До утра он велел мне стоять прямо и не подпирать ее своей задницей. Я знал это наказание и видел, как другие изнывали от безделья максимум по несколько часов, но чтобы всю ночь?
Сначала мои мысли вращались около боли во всем теле и особенно в сбитых руках. Потом я проклинал учителя и представлял, как побеждаю его раз за разом на глазах у всех. Затем пришло безразличие и апатия, которая мягко начала перетекать в желание поспать. Я видел, как приходил отец и разговаривал с мастером. Заметил сестру, прятавшуюся вдалеке и не имеющую права подойти ближе. Ночь была холодной и тело содрогалось крупной дрожью. Я стоял неподвижно, понимая, что если буду хитрить, то наказание может начаться заново и длиться бесконечно. Под утро, мысли успокоились, тело перестало дрожать и я почувствовал где-то внутри, зарождающееся понимание. Еще не до конца осознавая, попытался прислушаться к себе, но не мог уловить что-то важное, ускользающее от меня. А утром все понял. Яркой вспышкой пришло знание, что мастер на самом деле не желает мне зла, а скорее наоборот. Тело несмотря на дикую усталость, вдруг налилось какой-то доселе неведомой силой. Мне по-прежнему больно и трудно, но это больше не волнует и продли он мое испытание еще на сутки, я его спокойно выдержу. Без ропота, без гнева, просто буду стоять и созерцать все окружающее вокруг. За одну ночь я научился терпению и понял, если буду практиковать данный вид “наказания” дальше, то могу приблизиться и к пониманию внутреннего созерцания. Правда это для меня, пока было глубоко и непонятно. Когда все ученики собрались утром, они удивленно увидели, мое покачивающееся тело, до сих пор стоящее у стены. Я выдержал испытание, поклонился учителю и встал вместе с остальными на тренировку ног.
Уже дома, проспал почти до вечера и отец не будил меня, хотя ему была нужна помощь по хозяйству. Проснулся накрытый теплым пледом и благодарно улыбнулся, подумав об Улике.
К удивлению, кожа на костяшках покрылась новой, тонкой пленкой и сняв повязки, заново намазал их мазью, которую дал мастер. Было ощущение, что я поднялся на ступеньку выше, в чем-то важном и необходимом в своей жизни.
В эту ночь светила яркая, полная луна. Я незамеченным перелез через забор и оказался в лесу, освещенный огромным, ночным кругом, желтовато-кровавого цвета. Страха не было. Наоборот, во мне поселилось ощущение, словно очутился в родном месте. Что-то кольнуло в груди и подчиняясь неведомому предчувствию присел, укрывшись за выпирающими корнями дерева. Лес всегда меня притягивал, можно сказать, что я любил его несмотря на все опасности, которые он в себе таил. Уже давно хотелось осуществить мечту и побывать в нем ночью, тогда, когда все дневные звуки замирают. После стояния у стены я переменился и наконец решился сделать то, что так долго откладывал.
Кажиду я узнал сразу, хотя никогда не видел. Она была хорошо различима при таком ярком, лунном свете и мне даже особо не приходилось вглядываться, чтобы запомнить больше деталей. Помимо боевых тренировок с оружием и без, ориентированию в лесу, мы изучали и другие науки. Например рисунки, обитающих в нашей местности мутантов, их повадки, сильные, слабые стороны и способы их убить. Находить по небу дорогу, готовить снадобья и яды, запоминать непонятные слова и знать секретные знаки, которыми пользовались только жители деревни.
Кажиду как я вспомнил, уничтожить нельзя, а вот ей это сделать совсем не сложно. Если этот вид мутанта почувствует добычу, то будет готов идти за ней хоть на край света. Издали похожая на старушку, она даже двигалась практически также, немного согнувшись и слегка покачиваясь при ходьбе из стороны в сторону. На этом сходство с человеком заканчивалось. Дальше была тварь, с которой не хотело связываться, наверно ни одно существо леса. Она, как говорили, овладевала душой, высасывая ее из неподвижного тела. Я только однажды видел труп такого человека, которого опустошила ночная тварь. Им оказался вестовой, шедший в нашу деревню и почему-то оказавшийся возле нее ночью. Труп был белый, с глубоко запавшими глазами и с огромной вмятиной посередине груди.
И это с учетом того, что все почтальоны необычные создания. Они работали исключительно на городскую службу и сами не в полной мере оставались людьми. Легкий вид мутации, позволял им бегать практически без устали многокилометровые расстояния. Особое расположение кровеносной системы и трансформация сердца, помогали это делать еще и с высокой скоростью. Но ночь время Кажиду и тогда в лесу надо не бегать, а тихонько затаится или если знаешь как, осторожно двигаться, не привлекая к себе лишнего внимания. Я знал, но и мне стало страшновато от того, что мутант может заметить. Если даже и спасусь, он будет долго кружить возле деревни, которой придется сесть на карантин, оборвав свои связи с внешним миром. Тварь хоть и ночная, но может нападать и днем.
А ведь никто ее еще не убивал? — вдруг подумал я. Вот бы кинуть сейчас клинок в спину и уби… Стоп! Я вспомнил, что опасность эти монстры чувствуют великолепно. Немного отполз от дерева и тут же заставил себя прекратить думать о нападении.
Решив, что на первый раз довольно и гулять дальше там, где появилась душегубица не стоит, я перелез обратно через забор и аккуратно пробравшись в дом, еще не сразу смог заснуть, переполненный новыми эмоциями от прогулки. В этот раз отец меня не заметил, но были и другие, когда тайно исчезать не удавалось. На второй или третий, Кас даже дал мне пощечину, узнав куда пропадаю. Я стерпел и промолчал, понимая, как он боится и беспокоится обо мне, но остановиться уже не мог. Это не было с моей стороны щекотанием нервов или поиском адреналина. Нет. Это казалось чем-то другим, гораздо более высоким по своему естеству. Тяга к жизни, к поиску чего-то нового и неизведанного, вот как-бы я это назвал. Так, наверное делали наши путешественники предки, в те далекие времена, когда по планете еще не прокатилась череда страшных, все сметающих на пути войн и их последствий.
Из своих выходов, в основном в город, Кас привозил иногда старые книги, они тоже были достаточной редкостью. В них
