понося Лес с его заковыристыми недугами.
Караван оставил по правую руку некогда облицованные стеклом, а теперь сплошь оплетённые древолианами небоскрёбы жилого комплекса «Триколор», дополз до улицы Эйзенштейна, заросшей так, что углядеть её мог только опытный, хорошо изучивший здешние места караванщик. Отсюда уже была видна над купами невысоких (три-четыре этажа, было б о чём говорить!) лип верхушка «Рабочего и колхозницы» - мускулистые руки, сжимающие серп и молот, удивительным образом свободные от вездесущей ползучей флоты. За ними виднелась плоская, слегка изогнутая крыша большого павильона. Караван-баши, следующий впереди на пегом ослике, что-то гортанно каркнул, и лошади прибавили шагу. Путь близился к концу – за спиной мухинского статуя располагались главные, «караванные», ворота, ведущие на территорию ВДНХ.
***
Рюкзаки они взвалили на проволочную тележку из супермаркета – такие стояли тут повсюду и считались, как пояснил караванщик, общественной собственностью. Он же посоветовал Фране с Умаром убрать поглубже ножи и зачехлить карабины, а если чехлов нет – замотать затворы какими-нибудь тряпицами и обвязать поверх верёвкой. «Стволы тут не принято носить открыто» - пояснил он. На первый раз поставят на деньги, штраф то есть, назначат. А уж во второй – вытурят с выставки, и хорошо, если навсегда, а на какой-то срок…
Покончив с упаковкой «багажа», Умар перво-наперво пошёл к большому щиту со схемой ВДНХ. Щит, изрядно облезлый, ещё прежних времён, с тех пор многократно подновляли, заново прорисовывали контуры аллей и силуэты строений, снабжали написанными от руки комментариями и заметками – где, в каком из бывших выставочных павильонов следует искать то или иное заведение. Рядом стоял большой, сколоченный из фанеры и реек стенд – он сплошь обклеен объявлениями. От «ищу работу…» «куплю…» «продам…» «сниму…» рябило в глазах. Судя по густоте налепленных бумажек и их многообещающему тону (только у нас – лучшие снадобья во всём Лесу!»), местная коммерция цвела пышным цветом.
Умара интересовал павильон, в котором держал заведение добрый знакомый его отца. Там он рассчитывал навести справки о том, ради кого явились сюда – а заодно, найти место для ночлега. «Не в кустах же нам спать, на травке?» - заявил он Фране. Нет, тут, конечно, многие так и делают, особенно из новоприбывших, да и спальники у нас отличные – только зачем? Дядя Саркис наверняка найдёт для нас комнатку, да и спокойнее будет. Это тебе не ГЗ и даже не Добрынинский кордон – народ на выставке разный, попадается и ворьё, и всякие мошенники. Подобная публика всегда крутится возле больших денег, а ВДНХ по торговым оборотам не уступала даже Речвокзалу с его постоянным потоком людей и грузов, прибывающих в пределы Леса по безопасному и удобному водному пути.
Следуя схеме, они обогнули большой неработающий фонтан, вокруг которого выстроились сияющие облезлой позолотой статуи. Умар показал спутнице на белый облупленный павильон с колоннами на фасаде. Над ними в окружении неработающих по случаю солнечного газовых фонарей красовались огромные буквы — АРМЕНИЯ. Двери, высоченные, стеклянные, тоже явно сохранившиеся здесь со времён до Зелёного прилива, скрипуче провернулись на начищенных бронзовых петлях. Обоняние Франы прямо с самого порога ошеломила сложная смесь ароматов жареного мяса, горячего оливкового масла, пряностей, сухих трав и свежайшей выпечки. Судя по запаху, здешний шеф брезговал повсеместно употребляемой на территории Московского Леса саговой мукой, предпочитая пшеничную, доставленную из-за МКАД.
Владелец заведения, встретил их лично – и расплылся в широченной улыбке, узнав, что перед ним сын его старинного приятеля Вахи Исрапилова, известного всему Лесу старейшины Добрынинского кордона. Дядя Саркис – так к нему обратился Умар - усадил на один из лучших столиков – в мраморной нише между двумя колоннами. Не прошло и двух минут, как на столе возник графин с ледяным апельсиновым соком, стопка белых подрумяненных лепёшек (только сейчас из тандыра! – похвастал армянин), и большое глиняное блюдо с зеленью и помидорами. Шашлык обещали принести минут через десять, вместе с графинчиком коньяка. На робкое возражение Умара, что он вообще-то спиртного не употребляет, дядя Саркис лишь укоризненно поцокал языком. «Вах, какое спиртное, дарагой? Это же чистый нектар, «Спарапет» или «Ноев ковчег» - его до Зелёного прилива полсотни лет выдерживали, а с тех пор ещё тридцать лет минуло! А для девушки, - тут он игриво подмигнул Фране, - у меня найдётся сорокалетнее «Усахелаури»? Не пробовала? К острому сыру со слезой – пальчики оближешь, мамой клянусь!» У «барахольщиков» напитки скупаю, пять команд для меня работают! Такое иногда находят – куда там винным подвалам британской королевы!
После такой презентации устоять было, конечно, немыслимо. Франа, правда, заметила, что Умар едва смочил губы в коньячной рюмке – по-видимому, отцовский запрет значил для сильвана куда больше, чем для обычных его сверстников. За едой и питьём сильван поинтересовался насчёт американца. Выяснилось, что тот обыкновенно играет по вечерам на гитаре, и не где-нибудь, а здесь в «Армении». Но появляется он не раньше одиннадцати, а до тех пор путники решили бросить свою небогатую поклажу в выделенной им комнатке и прогуляться по ВДНХ. В самом деле, когда ещё выпадет возможность - поглазеть на местную публику, потолкаться в торговых рядах и лавочках, ассортимент которых, по свидетельствам людей знающих, далеко превосходил тот, что предлагал Университетский рынок?
***
Коммерческая, как, впрочем, и всякая иная жизнь сосредотачивалась на ВДНХ вокруг старых выставочных павильонов, выстроенных вдоль главной аллеи – от центрального, ныне редко используемого, входа до бывшего павильона «Космос». Как и шестьдесят пять лет назад (если верить рассказам иных здешних старожилов) павильоны эти были превращены в крытые рынки, кабачки, фактории и постоялые дворы для гостей. Те, что стояли в стороне от Центральной аллеи, были по большей части заброшены и медленно умирали – исключение составили, разве что, обширные павильоны у ныне действующих «караванных» ворот, где располагались огромные склады. На первом же н этаже были устроены «гаражи», где хранились телеги и фургоны караванщиков, склады фуража, да отстаивались в стойлах тягловые животные.
На центральную же аллею, ни лошадей, ни даже сравнительно компактных осликов не пускали. Здесь день и ночь толоклась праздношатающаяся публика, десятки, если не сотник киосков, лавчонок, развалов предлагали товар на любой вкус.
Кричали, завлекая клиентов, продавцы лимонада и ягодного морса, пива, разнообразных пирожков, жареных колбасок и прочего фастфуда. Рядом выставлены были напоказ связки восковых свечей, бутыли с самогоном-грибовухой, сигареты, самодельные и привозные, коробки с табаком. Рядом прилавки ломились от разнообразного огнестрельного и холодного оружия и алкоголя полувековой выдержки (добыча «барахольщиков, с риском для жизни шарящих в развалинах по всему Лесу в поисках винных бутиков и ресторанных
