виски, другая с коньяком – дожидались своего часа в пристроенной на земле сумке. Гоша согласно крякнул и потянул зубами пробку из своей бутыли.
Разлили по первой, выпили. Егор лениво прикинул, не перебраться ли на скамейку, где можно со вкусом облокотиться на спинку – и остался на прежнем месте. Двигаться не хотелось. Летнее солнышко начинало припекать, в зарослях сирени цвиркала разная птичья мелочь.
Ну что, по второй? - Мартин с энтузиазмом потёр ладони. - Тебе что – виски, коньяка?
Выпили по второй, закусили копчёной рыбкой с солёным огурчиком.
- А ты то какими судьбами к нам? – Мартин дождался, пока американец покончит со своим виски и решил, что самое время начать светскую беседу. – Ты ж, вроде, раньше на ВДНХ обретался?
- Ваш Серж… Бьич сказал, чтобы я ехалль. – отозвался Патрик – А на ВДНХ тепьерь мне нечего делайт. Он так сказал, да.
Егор сам отвёз обоих спасённых в ГЗ после экстренного совещания, созванного Бичом на Белорусском вокзале. Там, в числе прочего, было решено объявить адептов ЦВЛ вне закона – теперь никто из лесовиков - будь то путеец, речник, барахольщик или челнок – не должен иметь с ними никакого дела, а наоборот, стрелять, как выразился Бич, «без второго слова». Сам егерь направился в Останкино – вместе с сетуньцами и сборной командой егерей и бойцов-аватарок он намеревался установить надёжную блокаду командой аватарок устанавливать блокаду Древобашни.
- Мне, по ходу, завтра придётся-таки ехать на ВДНХ. – сообщил Егор, опрокинув третью по счёту стопку коньяка. – Бич… Серёга прислал белку, просит поторопится. Ты как, со мной?
Вопрос был адресован Патрику. Тот покачал головой.
- Ньет, я не ехальь. Я не есть понимай, зачем? Вы же хотеть убивайт тех, в Древобашне. Но ведь на их место прийти другие – их тоже убивайт? Сколько раз так?
- Если тты о тех уроах из из Манхэттена – то не придут. – сказал Егор. - Бич пишет: друиды нашли способ решить вопрос раз и навсегда.
- Так уж люди устроены…. – философски заметил Мартин, разливая по новой. - Их хлебом не корми, дай навести справедливость… как они её понимают. А ещё лучше - отомстить за что-нибудь. А когда они своё дело сделают, то будут кусать кулаки до крови и выть по ночам - но когда проснутся, то примутся за старое.
- Зачьемм? – с горечью в голосе повторил Пиндос. – Почьему не можно жить, никого не трогайт, не обижайт? Говорилль же Бьич: « Леса хватит на всех…»
[1] Реплика актёра В. Басова из фильма «Дни Турбиных»
ЭПИЛОГ
Московский Лес,
Р-н Щукино,
Живописная ул.
… никогда не думал, что у нас в Лесу столько друидов!- говорил Сергей. – Собрались в Останкино изо всех Обителей – из Петровского Замка, из Сокольников, с бывшей станции Юннатов, из Битцы тож. Из Кускова – и то были, хотя там их всего ничего. Встали кругом вокруг Древобашни и завели свои песни. Клык на холодец, меня до костей пробрало, захотелось сбежать оттуда подальше…
- И что, сбежал?
Мартин поковырял в зубах острой щепкой, удаляя остатки обильного завтрака, которым накормил их владелец Шинка. Сам Шмуль сидел тут же и, не отрываясь, слушал гостей.
- Какое… - егерь помотал головой и обеими ладонями сцапал большую глиняную кружку, в которой на донышке плескалась анисовая водка. – У меня ноги словно отнялись, как я прямо там не свалился – только Лесу известно. А они всё поют – громче, громче, и мир вокруг будто расплывается и тает в этой ихней мелодии. А потом вдруг захрустело, затрещало, земля под ногами затряслась – мама дорогая, Древолианы-то, что оплетали огрызок телевышки, ожили и стали сжиматься, что твои питоны! Я, поверишь, чуть не обделался, а Трен руки вскинул и что-то прокричал – голос такой.. словно стеклянный, звенящий. Нелюдской, короче, голос. А с Древобашни уже куски бетона сыплются вниз, крошево стеклянное от барабана, где раньше ресторан был, «Седьмое небо». Грохот, лязг, светопреставление – а песни их всё звучат, и ничего их заглушить не может. А потом Древобашня сложилась внутрь себя самой – как-то разом, вдруг – и осталась на её месте куча щебня и расколотых бетонных плит высотой с половину ГЗ. А древолианы, которые всё это безобразие учинили, стали потихоньку под землю втягиваться, чисто змеи! Так и втянулись, только дыры в земле остались – в каждую в полный рост можно войти…
А ты входил? – осведомился шинкарь?
Я что, таки совсем на голову ударенный? – обиделся егерь. – Друиды умолкли, потом разом повернулись и пошагали прочь, ни слова не говоря. Ну а я за ними, и только об ождном и думаю – как бы забыть весь этот халоймес и больше его не вспоминать. ЦВЛ-овцы, особенно те, с крысиными лицами – дрянь, конечно, изрядная, но чтобы вот так, всех, разом? А там ведь, кроме них, наверняка женщины были, дети, старики…
Его передёрнуло.
- Да, друиды – народ суровый. – замелил Мартин, разглядывая висящую под потолком масляную лампу сквозь грани своего стакана. – Не шутят, что и говорить…
Какие уж тут шутки! – егерь в один глоток прикончил анисовую. – Слышь, Шмуль, мы тут пили водку, и она у нас кончилась. Как жить дальше, а?
- Верно! Оживился Мартин. – Скажи своей Розе Моисеевне, пусть ещё несёт. И закуски, закуски! Мы тут надолго…
- Ну всё, сливай керосин. - пробурчал шинкарь. – Дорвался… Вы мне вот что лучше скажите: как Мартин сумел-таки из ГЗ выбраться, да ещё и в такую даль? Говорили же, что он все тридцать лет просидел в четырёх стенах безвылазно!
Намёк гостей насчёт анисовой он словно и не заметил.
- Это ты ему спасибо скажи. – Мартин ткнул стаканом в сторону Сергея. Он давно обещал меня сюда доставить, говорил, что тут мне будет легче. Ну, я всё отнекивался, а он, как вернулся из Останкина, так сразу и взялся за дело. Заявил: «всё, больше нельзя откладывать…», накачал меня какими-то порошками, а пока валялся в отрубе – погрузил на пирогу Коли-Эчимина и скорым ходом доставил сюда. Я, как пришёл в себя, сначала перепугался до смерти, а потом смотрю – нет, ничего, порядок… Так вот и сижу. Водка вот только закончилась…
И он дунул в пустой стакан.
- Нам что, так и подыхать тут без водки?
Егерь согласно кивнул и воззрился на шинкаря.
Тот
