Раздался сигнал об окончании игровой сессии, и в дальнем конце зала открылись капсулы, в которых лежали девушки.
Словно по команде, не дожидаясь, пока девушки вылезут из своих капсул, бойцы стали торопливо расходиться. Поколебавшись, Иван бросил презрительный взгляд в сторону Наты и пошел следом за своими боевыми товарищами.
2
Весь остаток этого дня Иван чувствовал себя не в своей тарелке. Вокруг него словно возникла зона отчуждения. Никто не обращал на него внимания. Ваня зашел в полупустую столовую. Большая часть бойцов, под присмотром ехидного Мухоморова занятая наведением лоска в порядком засиженных солдатских нужниках, опаздывала на ужин.
Взяв поднос с жидким картофельным пюре и склизкой серой котлетой, Ваня задумчиво сел за стол и уставился в тарелку. В его голове безостановочно крутилась мысль о том, что случилось в этот день. Раз за разом он вспоминал, как схватил пулемет и начал расстреливать безоружных, ну… почти безоружных людей. В кого же он превратился? И был ли у него другой выход? Неужели все, что он знал, все, во что он верил, все, на что он надеялся, оказалось бессмысленным и пустым? А быть может Паяльников прав: все что происходит в вирте ненастоящее? Ваня прикрыл глаза вспоминая как пули разрывали его тело. По крайне-мере боль была самой настоящей, так же как унижение и стыд. Мог ли он поступить иначе? Особенно, учитывая, как потом Ната обошлась с ним? Или именно в этом и заключается суть морального выбора: у нас нет возможности поступить иначе, невзирая на последствия. Как там поговаривали в гильдии каменщиков: “Fais ce que dois, advienne, que pourra” *…
В столовую, весело щебеча, ворвались девушки. Завидев Ваню, они затихли, переглянулись и, подобрав подносы, молча пошли на раздачу. Ваня демонстративно не глядел в их сторону. Он взял вилку и расковырял плохо прожаренную котлету, внутри которой обнаружился розовый фарш. Его затошнило…
Третий день службы… Осталось продержаться всего 1093 дня…
* * *
* Fais ce que dois, advienne, que pourra (фр.) — Делай, что должно, и будь, что будет
3
Наконец это ужасный день подошел к концу. Ваня чувствовал опустошение и усталость. Глаза слипались. Хотелось упасть на жесткую скрипучую койку и провалиться в забытье. У двери спального помещения стоял Димон. Завидев Ивана, он отступил, пропуская того внутрь. Ваня благодарно кивнул и открыл дверь.
Неожиданно он почувствовал резкий толчок в спину и, споткнувшись обо что-то, грохнулся на пол. Через мгновение свет погас, а Ване на голову набросили одеяло. На него обрушился град ударов. Ногой под дых, потом в темя и в живот.
— Гаси его!
— Будет знать!
— Гандон!
— Урод!
Удары сыпались непрерывно — все злее и жестче.
У Вани из носа хлынула кровь, потемнело в глазах. Что-то хрустнуло. Он свернулся в клубок и обхватил голову руками. Но это не могло спасти от свирепых ударов. Глаза заволокло красной пеленой, и Ваня отключился.
…
Резкий запах заставил Ваню вздрогнуть. Он попытался открыть глаза. Левый глаз заплыл и не открывался. Сквозь едва приоткрывается веко Ваня с трудом различил расплывчатый силуэт медсестры и постарался отвернуться от пропитанной нашатырем ваты, лезущей ему в нос. Тело пронзила острая боль. Он невольно застонал.
— Очухался, — выдохнула она с облегчением.
— Жить будет?
— Да что ему сделается!
— Так скорую можно не вызывать?
— Обойдется…
В голове звенело. По всему телу пульсировала боль.
В руку вонзилась игла. Ваня невольно дернулся.
— Лежи спокойно! — прикрикнула медсестра.
Иван прикрыл глаза и снова провалился в пустоту, заполненную бредовыми образами и воспоминаниями.
Перед ним появилась Ната. На ней были лишь короткие облегающие шорты. Руки были сведены за спиной, из рассеченной брови струилась кровь и капала на обнаженную грудь. Девушка смотрела с вызовом и брезгливым отвращением. Рядом стоял Димон, протягивая Ване тяжелый глок.
— Шлепни эту сучку!
Ваня машинально схватил холодную шершавую рукоять.
— Давай! — приказал ефрейтор.
Ваня поднял руку, тяжелый пистолет подрагивал во влажной ладони.
— Ну, что ждешь? Она заслужила!
Ната спокойно посмотрела Ивану в глаза:
— Я все сделаю, — сказала она тихо. — Только не трогайте девчонок…
— Не слушай эту лживую тварь!
Ваня прицелился.
— Не трогайте девчонок… — повторила Наташа.
Ваня стиснул зубы и развернулся. Грохнул выстрел, и тяжелое, грузное тело рухнуло на пол.
Художник Николай Захваткин
…
Когда Иван очнулся в следующий раз, то обнаружил себя лежащим на жесткой койке в лазарете. С пластикого квадратного светильника бил слепящий свет, заставляя жмуриться. Светильник моргал, пощелкивал и раздражающе гудел. Ваня затряс головой, пытаясь вытряхнуть этот гул из ушей. Голова взорвалась острой болью в затылке. Ваня почувствовал тошноту. И со стоном повернулся на бок.
— Судно давай! Сейчас опять блеванет, — раздался раздраженный женский голос.
Ваниной щеки коснулся холодный эмалированный металл. От него исходил тошнотворный запах. Ваня согнулся и вздрогнул, уже не пытаясь сдержать рвущуюся изнутри желчь.
— Да лежи ты ровно! Опять все изгадил…
— Сейчас за тряпкой схожу…
Ваня откинулся на кровать и прикрыл веки. Все тело ныло, словно по нему три раза пробежал табун мамонтов на водопой и обратно.
Хлопнула дверь, послышался стук тяжелых армейских ботинок. Кто-то встал рядом с его койкой.
— Ну как он? Пришел в себя?
— Пришел, пришел.
— А чо валяется, как бревно?
— Только что глазами лупал. Щас нашатырки еще дам! — отозвалась медсестра.
Ваня торопливо распахнул правое веко.
— Вот! Целехонек!
Над Иваном склонились хмурые лица Варенухи и Паяльникова.
— Ну что, боец! Видишь к чему приводит несоблюдение техники безопасности! — громогласно прорычал полковник.
От удивления у Вани открылся и второй глаз. Он растерянно посмотрел на лейтенанта.
Тот успокаивающе кивнул.
— Несчастный случай, товарищ полковник! Боец Дубов свалился со стремянки во время выполнения поставленной боевой задачи по вкручиванию электрической лампочки! Остальные бойцы отряда пытались его поймать, но безуспешно.
— Что? Слишком далеко улетел?
— Так точно, товарищ полковник!
Паяльников внимательно разглядывал Ванину физиономию.
— Хочешь что-то сказать, боец?
Ваня попытался что-то промычать, но его стон заглушил громкий голос Варенухи:
— За неумение помочь падающему товарищу на все отделение возложено дисциплинарное взыскание!
— Добро… — кивнул полковник, продолжая сверлить Ваню глазами.
— Боец Дубов за проявленное мужество в процессе приведения в порядок осветительных приборов, был представлен к объявлению благодарности с занесением в личное дело!
— Вот молодца! Нашей части нужны такие герои! А то всякие, знаешь ли, бывают… Паскуды. В прошлом году был один… деятель… — Паяльников повернулся к лейтенанту. — Помнишь?
— Так точно, товарищ полковник! Помню. Семецкий Юрий Михайлович, проявил героизм при белении потолка казармы. Был представлен к благодарности, но отказался по причине жалобы на нарушение техники безопасности. О чем сообщил комитету Солдатских Дочерей.
— Да… хороший был боец. А что с ним стало-то?
— Свалился с лестницы и свернул шею.
— По причине нарушения техники безопасности?
— Так точно, товарищ полковник!
— Ну что ж… Бывает… В армии всякое случается. Поэтому все наши мужественные бойцы должны быть всегда готовы грудью встретить любую опасность и невзгоду! Верно, боец? — Паяльников пристально посмотрел на Ваню.
Тот попытался осторожно кивнуть, но ойкнул от острой боли в шее.
— Отлично! Но чтобы техника безопасности соблюдалась и в дальнейшем, предлагаю перевести бойца Дубова в отделение, где подобных нарушений не зафиксировано. — Паяльников посмотрел на лейтенанта — Ваши предложения?
