– Я знаю, – развернулся я к ней. – Я же сказал, что понял ваше сердце, – улыбнулся я ей. – Но вот какая неприятность, миссис Хейлен, я в этом разговоре не заинтересован, – бросив эти слова, я максимально нейтрально ей поклонился и снова направился к своей комнате.
– Прошу… – донеслось мне в спину. – Дай мне один единственный шанс…
Что я мог сделать? Проигнорировать ее? Это ничего бы не изменило. Она осталась бы рядом с близким мне человеком, все больше и больше нервируя меня, в надежде, что рано или поздно я сдамся.
Ну и отлично. Давно было пора с этим что-то делать – эта семейная драма меня уже порядком достала.
– Ладно, – вздохнул я. – Если хотите попытать удачу, то пожалуйста. Но позвольте вас предупредить, миссис Хейлен – вы окажетесь сильно подавлены после этого разговора, – смирившись, я направился к креслу.
Внутри меня не было ни предвкушения, ни злорадства, и никакая темная сторона не ликовала от того, что я, в каком-то смысле, отомщу ей. Мне это было безразлично. Скорее, даже неприятно. Это как рыться в старых гниющих ранах – такое себе удовольствие для мазохистов.
Я сидел и смотрел на нее. В моих глазах не было неприязни или презрения, я просто ждал, когда же она начнет говорить. Честно говоря, мне даже было немного интересно, чем же она собирается пробить меня на эмоции.
– Ха-ха… – совсем не весело испустила она смешок. – Я долгие годы себе представляла, как мы встретимся, Винсент… и никогда не думала, что это будет так… жутко, – в отчаянии она отвела взгляд. – Очень много раз я прокручивала диалог с тобой, и мне казалось, что я нашла идеальный вариант на любой случай… Был бы ты рад встретить меня или же злился… даже если бы ты оказался полностью безразличен, я верила, что смогу… попросить у тебя прощения… – Но вот он ты, мой сын, и я понимаю, что все эти заученные речи бесполезны, – она сжала кулаки и скулы, пытаясь сдержать слезы. – Я знала, что ты сменил имя, и готовилась к тому, что ты разозлишься, назови я тебя Сыном или Винсентом... Я искала тебя столько лет, Винсент… столько лет. С того самого дня я бесконечно сожалела о содеянном! – женщина не выдержала и заплакала, а лицо ее скривилось совсем недостойно для леди ее положения. – Девятнадцать лет… на протяжении этих девятнадцати лет я каждый день ненавидела себя за то, что сорвалась на тебя… Много раз думала о суициде, но… я не хотела умирать, так и не попросив у тебя прощения… не хотела умирать, понимая, что ты еще можешь быть жив. Я… – она, похоже, не собиралась останавливаться, но была вынуждена, когда я непроизвольно зевнул.
– Ой, простите, я вас прервал? – почувствовал я себя виноватым. – Не то чтобы я настолько пренебрежительно отнёсся к вам и вашей речи, но… – я задумался, как бы это выразить словами. – Я ожидал большего… – неловко почесал я затылок. – Не думайте, миссис Хейлен, я понимаю, что это ваши настоящие чувства, и начало меня действительно тронуло, но… дальше вас занесло, – испустил я смешок. – Похоже, как только вы начали говорить, вы набрались уверенности и подсознательно потянулись к одной из тех заготовленных речей, которые вы упоминали в начале, – я еще раз зевнул. – Конечно же, все в этих словах правда, но поскольку вы уже много раз бывали в этой ситуации, ваши эмоции немного поутихли, от чего речь получилась менее искренней, – почесал я затылок. – Хотя не то чтобы у вас в противном случае были бы хоть какие-то шансы… – отвел я взгляд от нее, понимая, что мои слова могут казаться слишком жестокими.
Хейлен несколько секунд смотрела на меня, и я видел, как на ее лице проскальзывает отчаяние. А после этого она и вовсе сокращённо упала, прикрыла руками лицо и начала беззвучно рыдать. Она не собиралась меня этим тронуть, нет – это была настоящая реакция, и я был в этом полностью уверен.
Немного подумав, я больше не смог выдерживать ее слезы и, подойдя к ней, коснулся ее за плечи и улыбнулся настолько ободряюще, насколько мне позволяет эта ситуация и факт того, что как раз я и виновен в ее слезах.
– Давайте так? Я вас простил, и все такое. Честно, я не то чтобы особо хочу вас ненавидеть, презирать или как-то недолюбливать. Но ведь и обратное сделать я не могу себя заставить, верно? Поэтому будем считать, что я вас простил, хорошо? Мамой вас называть я, конечно, не буду, ведь вы и не моя мама вовсе – ни биологически, ни фактически. Тем более, мне привычнее разделять жизнь Винсента и Виктора – так проще. Будем надеяться, что я свою мысль довел, – улыбаясь, погладил я ее по голове, после чего отошел от нее.
Мне пришлось приложить силы, чтобы не острить и не добить женщину до конца – например, не упомянуть, что мои глаза теперь не столь ненавистного ей цвета. Но, думаю, с нее хватит. Не хотелось бы, чтобы она тут суицид устроила.
– На этом и договорились, – кивнул я, довольный собой. – Не расстраивайтесь, я вас действительно простил и не ненавижу. Может быть, вы даже когда-нибудь сможете воспроизвести во мне настоящие чувства, – кивнул я ей. – Честно-честно, я не против, если у вас получится! – и показал большой палец. – Так что, если хотите, можете продолжать ютиться возле меня, главное, не слишком часто доставайте этой темой, хорошо?
Попрощавшись таким своеобразным методом, я постарался подавить еще один зевок, прежде чем действительно уйти. Честно говоря, даже я сам удивился своей безразличности к этому. Башня меня настолько изменила? Да вроде не должна была – я ведь использовал «Смену Маски», так что весь личностный и общий рост должен был касаться только «Вайлета Грейда»… Я хоть и всегда говорил, что жизнь Винсента Грэмми меня не касается, тем не менее, глубоко внутри меня жила обида. Сегодня же я эту обиду будто отпустил, став полностью безразличным как к Винсенту, так и к его проблемам и семье.
Можно ли сказать, что это последствия сегодняшнего разговора? И если да, то, получается, эта женщина таки добилась желаемого, а я оказался в проигравших?
Честно говоря, задумавшись об этом, я так и не смог ответить однозначно…
Глава 15
Жизнь — это штука такая непостоянная, и я давно перестал воспринимать эту жизнь как нечто простое и понятное. В первый раз мне подобное в голову пришло в восемь лет, когда я оказался в плену о наркоторговцев, и мне пришлось половину из них сделать инвалидами, чтобы сбежать.
С моим детским телом это было той еще задачкой, и этим достижением я сильно горжусь – наряду с другими подобными «невозможными» подвигами. Совсем недавно мне это еще казалось чем-то невероятным, но вот я вспомнил, кем был в прошлой жизни, и многое встает на свои места – я ведь как-никак сам Винтер Грейв, тот, кто заставлял дрожать весь Олимп и пару ближайших пантеонов в придачу, конечно же, я, даже если ничего не помню и ничего из прошлого не умею, являюсь неординарной личностью.
К сожалению, не все понимают, что жизнь такая, и относятся к ней слишком серьезно, болезненно воспринимая каждый удар судьбы. Одной из таковых, к моему удивлению, оказалась женщина, которую я до четырех лет считал своей матерью.
Мне никогда не понять этих людей. Почему они так зациклены на реальности, эмоциях и другой ерунде? Потому что им не приходилось все детство настороженно отпрыгивать от каждого шума, в опаске, что это опять балка с недостройки падает, или машина потеряла управления и вот-вот врежется в тебя? Если, чтобы стать таковым как сейчас, мне необходимо было провести свою жизнь как было, то, может, не так уж я и несчастен.
Подобные глупые мысли крутились у меня в голове. Я понимал, что это я странный, а не остальные, но не мог их понять. Если ты приложил все силы, и у тебя не получилось, то в чем твоя вина? Тем более, прошлого ведь уже не вернуть…
Интересно, меня можно назвать социопатом?
Чтобы выкинуть лишний хлам из головы, я еще больше прибавил газу на своем новом транспорте, и хотя я никогда не предпочитал два колеса четырем, я был более чем доволен своим приобретением.
