Оглядываю поле боя и вижу лежащий рядом с Ипполитом длинный кусок заточенной арматуры. Вот чем ты хотел убивать животных…
Внезапно, до меня доходит, что ни я, ни Лида ничего такого не захватили с собой. Ну, Лида понятно, а я? Прислушиваюсь к себе и понимаю, что какая-то часть меня противится убийству животных.
Поэтому-то я и «забыл» орудие убийства, чтобы никого не убивать.
Но по факту я убил Ипполита, Шарика и Воланда. А до этого Куколдуна. Четыре игрока не пережили встречи со мной.
Получается, я крут? Проговариваю про себя: «Я крут». Не чувствую ничего, внутри только пустота, в которой плещется немного удовлетворения от недавнего секса.
О, секс. Теперь я не девственник. Задумываюсь, в какой момент я перестал им быть. Когда погрузил своего мэлсика в Лиду? Когда кончил в неё? Скользкая какая-то тема, не поддаётся осмыслению.
— В клетках ещё полно кошек и собак, — говорю то, что должно быть сказано. — Какой огромный приют для животных.
Приют действительно огромен.
— Там целая сеть волонтёрских организаций не только в городе, но и по всему субъекту, — поясняет Лена и, немного помедлив, добавляет. — Я тоже в зооволонтёрах состою… состояла.
Подхожу и беру заточенную арматуру. Взвешиваю в руке.
Где-то я слышал, что те, кто без ума от животных, не любят людей.
Наверное, для них я хуже, чем Куколдун. Монстр, что пришёл за невинными жизнями таких милых и верных домашних питомцев. Последние заперты в клетках — совсем как школьники в своих классах. А может, среди этих клеток притаилось животное-игрок, что убьёт меня точно так же, как я прикончил школьного стрелка…
Откуда начать? В процессе битвы с Воландом несколько рядом клеток были разворочены, а животные погибли, но большинство стеллажей не пострадало.
— Собаки, кошки и игуаны, — бормочу я.
Я бы мог, наверное, не делать этого. Однако, перед глазами застыли убитые мною игроки. Три человека и собака. Зачем я прикончил их? Чтобы сейчас развернуться и уйти от халявного опыта?
Похоже, убийцей быть сложно — однажды начав, невозможно остановится. Потому что если я сейчас остановлюсь, то получается, что все предыдущие убийства были совершены зря.
Сжимаю челюсть и иду.
Меня догоняет Лида.
— Я буду рядом, — отвечает она на мой невысказанный вопрос.
Рядом так рядом.
Я начал с мелкой чихуахуа с заплетёнными косичками. Наколол её на арматуру и получил сообщение:
Вам засчитано совместное убийство (в союзе с игроком Лидия Ивановна) одушевлённой единицы Кешка!
Вы получаете (0,5) очков опыта!
Дальше дело пошло.
Я работал не покладая рук. Так, наверное, работают мясники на бойне. Методично, расчётливо и… равнодушно.
Нет, сначало моё сердце сжималось всякий раз, когда стальная арматура сквозь прутья клетки пронзала чью-то плоть.
А потом стало всё равно. Утомительно только — арматура-то тяжёлая.
Кстати, за попугайчиков, как оказалось, давали опыт, но меньше. От 0,4 до 0,2 единиц на союзника. Опыт приходил за всех зверей, имеющих имя.
Вот так вот, одушевлённые единицы. Кто-то любил вас, кто-то воспитывал и называл. Как-то вы попали в этот злополучный приют. А потом к вам пришёл я с арматурой. Я не прошу прощения у вас, гавкающие, мяукающие, летающие и ползающие, но это не значит, что я не чувствую вины.
Я виноват. И СУР тоже виноват.
В конце концов, они закончились. Я стою в перьях и чьей-то крови посреди клеток с трупиками домашних питомцев.
Всего нам досталось по 105 очков опыта.
— Даже третий уровень не подняла, — пустым равнодушным голос говорит Лида. — А столько животных мы…
Она пытается плакать, но видно, что сил на слёзы у неё уже не осталось.
— Мы найдём как прокачаться, — отвечаю ей. — А пока пойдём отсюда.
Выбегаем из приюта, прихватив с собой арматуру. Бойню скоро обнаружат, обнаружат и трупы Воланда, Ипполита и Шарика. Пули развоплощаются вместе с Феликсом, я это проверял отдельно, но пулевые следы остались. Очень легко совместить их с таким же ранением Куколдуна.
Я чувствую, как затягивается на шее петля. Спецслужбы уже знают про игроков, если верить сообщения Стальной Крысы. Нас всех уже ищут. Невозможно вечно прятаться от государства, но надо протянуть до конца квеста.
Мы идём из промзоны, но я веду нас не в город, а в противоположенном направлении, к речке. Когда-то в детстве я гулял вокруг города с дедушкой, и сейчас знания окрестностей мне пригодились.
Лида и я вымазаны в крови и перьях, нам надо отмыться и припрятать арматуру.
Мы выходим к речке минут через сорок, благо, приют находился на самом краю промзоны. Утро прохладное, но мы быстро раздеваемся и простирываем одежду. Выжимаем спортивные костюмы и вешаем немного просушиться.
Арматуру я затопил в речке.
— Мы не союзники, — вдруг говорит Лида. — Мы сообщники по страшному преступлению.
Шлёпаю Лиду по роскошной попке — просто так шлёпаю, без задней мысли. Она взвизгивает и убегает. Откуда только энергия взялась? Некоторое время я гоняюсь за ней вдоль берега вокруг одиноких деревьев и камышей. Наконец, настигаю её у какого-то пенька. Обхватываю за талию. Лида смеётся, притворно сопротивляясь.
Я беру её прямо на покрытой росой траве. На этот раз она лежит на спине, а я прижимаю её сверху. Кажется, это называется миссионерской позой.
Всё снова происходит как-то дико и необуздано. Лида кусает моё плечо, а я работаю тазом изо всех сил… Мы только что пережили смертельную опасность и перешагнули через свою совесть. Нам страшно и стыдно. Мы сообщники. Мы жаждем хоть немного дешёвых эндорфинчиков, которые предоставляет половой контакт.
Удовлетворённые, мы возвращаемся к развешенным спортивным костюмам. Они синтетические и сохнут быстро, но всё ещё мокроваты. Плевать. Надеваем. Делаем разминку, затем бежим несколько раз наперегонки. Я, естественно, быстрее.
Одежда высыхает прямо на нас — современная спортивная синтетика удобна.
Идём к городу по объездной грунтовке, чтобы зайти в него не с промзоны. Пишу родителям смс, что ушёл на утреннюю пробежку. Получаю недовольный смайлик от отца.
Город вроде маленький, тысяч триста-четыреста, не помню точно, но обходим мы его долго. Час или два.
— Разделяемся, — говорю, когда мы подошли к автостраде, ведущей в город. — Вызываем такси по-отдельности. Будь на связи.
Лида кивает и целует меня в щёку.
— Пока, Хозяин, — она игриво улыбается и шагает вдоль дороги, голосуя.
Я понимаю, почему она вдруг стала такой радостной — её Малое Исцеление получило новый уровень. Может быть, на этом уровне она сможет помочь своему сыну.
Зачем-то вздохнув, я иду вдоль дороги в противоположенном направлении, вызывая такси через агрегатор. Хочется домой, в постельку и спать.
А ещё низкое солнце готовилось подарить просыпающемуся городку очередной мягкий майский день.
Глава 8. Пропавший человек
Мне снился дурацкий сон, в котором вокруг меня, запертого в клетке, ходили три женские фигуры в балахонах с капюшоном и периодически пытались проткнуть кусками заточенной арматуры. Извиваясь, я уклонялся от тычков, пока не поскользнулся, и острая железяка не полетела мне прямо в живот. Однако, в моём кармане вдруг зазвонил телефон, и арматура остановилась. «Ответь» — сказала одна из фигур голосом сестрёнки.
И я проснулся. За окном солнечный свет заливал улицу — полдень.
Звонил смартфон, на экране отображалось имя.
Лерочка.
Мгновение я колебался, а потом ответил:
— Я думал, ты со мной больше не знаешься.
— Нет времени на разборки, — голос Лерочки был едва слышен. — Валера пропал.
Валера — это её «папик-братик» на фокусе. Хочу сказать, что меня не заботит судьба педофила, но осекаюсь.
— Мэлсик, помоги…
Там, на другом конце провода, плачет Лерочка. Светлая, добрая девочка, которую я любил два года.