я. — Вас в школе, что ли, зубрить заставляют?
— Ага, в школе… Понимаю, что по бумажке шпарю, но остановиться не могу…
Я фыркнул, встал, принялся ходить по мастерской, поглядывая на пацана. Витька — такая же жертва эксперимента Рептилоидов, как я и прочие обитатели Вечной Сиберии, но пытается противостоять системе — в отличие от взрослых, которых поздно перевоспитывать. Я симпатизировал ему все больше, но брать с собой по-прежнему не желал. Вот выберусь я отсюда, а куда пацана девать? Зная наше правосудие, легко вообразить, что меня же и посадят за похищение чужого ребенка. А если его вечно ругающиеся друг с дружкой предки в курсе эксперимента и просто изображают из себя посадских крестьян? Что если они агенты Рептилоидов?
Нет, бежать надо одному.
Внезапно вспомнилось кое-что, и я спросил:
— Слушай, а какая зимой грязь и распутица? Это же Сибирь, тайга! Зимой здесь должны быть морозы до минус пятидесяти и снега по уши!
— Нет тут мороза и снега по уши, — пожал плечами Витька. — Прохладно бывает, мокрый снег, дожди проливные, но тает быстро. Я в 37-м Западном всю жизнь живу.
Я поразился. Вероятно, мы не в Сибири, а где-то южнее. Или Витька вводит меня в заблуждение — возможно, не по своей воле.
Неважно, разберемся позже.
— Так когда все-таки валим? — допытывался малой.
Похоже, ему совсем не жалко бросать родителей. И не беспокоит его, что я бросаю тетю. Мальчишка, что с него взять? А я большой, должен работать думалкой и принимать ответственное решение.
И я его принял.
— Послезавтра, — наврал я. — Подготовимся, еду возьмем и дадим деру.
Пацан просиял, а я прикинул, что сбегу сегодня же ночью. Наберу жрачку из подпола в бараке, весь лут из мастерской — код на замке вагончика я запомнил, память у меня отменная — и поеду на юг. Рано или поздно выеду на какую-нибудь дорогу или наткнусь на реку, а где вода, там и люди. Что касается чипа в затылке, по которому Рептилоиды могут выследить, то он либо так и не заработал, либо заработал, но ничем мне не помешал, а сейчас и вовсе должен сгореть.
Витька шумно радовался нашему скорому бегству, и я молча ему улыбался.
* * *
Вернулись мы в Посад после обеда, судя по солнцу и уровню нагуленного аппетита. Точнее не скажу, часов не было. Витька куда-то убежал по своим пацанячьим делам, а я поспешил в столовую. Пообедавший народ расходился. Среди людей я приметил Григория Павлова, он спросил, прошел ли глюк (этот вопрос набил жуткую оскомину), и выразил надежду, что скоро все-таки пройдет. Я поблагодарил и мысленно посоветовал засунуть свою надежду туда, где свет не светил — ни лунный, ни солнечный. Век бы вас, дорогие мои, не видеть! Если все сложится, как надо, я вернусь к своей прежней жизни.
Есть риск, что Рептилоиды попробуют до меня снова добраться. Их люди наверняка есть среди правоохранительных органов и у власти, но будем решать проблемы по мере возникновения. Зачем заранее башку забивать?
В столовке оставались три мужика и две бабы — все немолодые, с обветренными лицами, потрепанной одежде, источающие крепкий запах навоза и пота. Рядом с ними сидели две маленькие девочки лет восьми. Я поздоровался, на мое приветствие ответили с сочувствующим видом — наверное, все в курсе, что мне память отшибло.
Даша встретила меня, как старого приятеля, выскочила из-за перегородки между столовой и кухней, усадила за свободный стол, смахнула влажной тряпкой крошки. С моим предшественником, небось, так приветлива не была… Собственно, ее отношение ко мне не могло не радовать.
— Как рабочий день? — спросила она.
— Поработал, — сдержанно сообщил я. — Голодный как волк.
Даша подхватилась.
— Сейчас принесу тебе…
Вернулась с полным подносом, выложила на стол миску с картофельным супом, чашку с макаронами по-флотски, кусок пирога с курагой на блюдце и стакан кефира. Убрала поднос на соседний стол, села рядом.
Один из мужиков, самый молодой, лет сорока, зычным голосом осведомился:
— А чего это ты, Дашенька, нам не приносишь, сами ходим?
— Рожей не вышел, — огрызнулась повариха. — И профессией. Мне мусорщики нравятся, а не овчары.
Мужик усмехнулся.
— Ну-ну! Дело хозяйское…
Я набросился на снедь — мой аппетит не испортил даже запах навоза. Даша прямо-таки любовалась мной.
Уничтожив суп полностью и макароны наполовину, я неожиданно для самого себя спросил:
— Даша, ты хотела бы… уехать?
— Куда? В Князьград? Кто меня туда пустит-то?
— Нет… Вообще из Вечной Сиберии.
У меня не было в планах брать ее с собой, решил ведь бежать один, но вдруг охватило любопытство: что думает Даша о возможности убраться отсюда подальше? Неужели такая жизнь устраивает по-настоящему, а не под действием чипа?
Даша округлила глаза.
— В Поганое поле? Че я, дурная, что ль?
— Там люди живут. Отщепенцы.
— Живут, знаем. И чего хорошего у них?
— А у нас чего хорошего? Рейтинги, Модераторы и камеры с микрофонами в каждом углу?
Даша автоматически оглянулась на засидевшихся односельчан. Я говорил тихо, и Даша ответила еще тише:
— Это для нашей же безопасности!
— А от кого опасность исходит?
— От Поганого поля!
— Разве Отщепенцы и Уроды атакуют Вечную Сиберию?
— Они могут атаковать в любой момент!
Я вздохнул.
— Хоть раз они это делали?
Повариха раздраженно дернула подбородком.
— Вот странный ты после глюка, Олесь! С одной стороны живей стал, общительней, а с другой… глупые вопросы задаешь. Зачем нам ждать, когда они атакуют? Надо защищаться сейчас!
— Чем защищаться-то? Камерами и микрофонами, которые следят за нами же, а не за обитателями Поганого поля? Модераторами, которые вымогают дурь? Как это защитит нас от Отщепенцев?
Даша надула щеки, вознамерившись парировать как-то резко, но в последний момент передумала и примирительно произнесла:
— Модераторы так-то нужны. Среди них есть выродки, не спорю, но они нужны для порядка. Благодаря порядку мы и живем, не впали в анархию и хаос. Тем и сильны. А у Отщепенцев бардак, живут как животные, кто сильнее, тот и ест. Не удивлюсь, если они друг дружку жрут.
Я не стал спрашивать, есть ли у нее доказательства, что Отщепенцы жрут друг дружку. Конечно же, нет. Спросил другое:
— Значит, тебя все устраивает?
— Выбора нет, — развела руками Даша с немного наигранным смирением, в котором чувствовалась толика облегчения: дескать, выбора нет, а значит, нечего трепыхаться. Стоит внушить себе, что выбора нет, проще простого ничего не делать, не возлагать на себя ответственности и жить дальше, плывя по течению, как дерьмо.
— Выбор всегда есть, — прошептал я.
Даша услышала. Улыбнувшись, сказала:
