Я зевнул и покосился в окно. На площади прогуливался народ. Последние теплые дни. Скоро в город придет осень, небо затянут серые тучи…
Кто-то задел меня по плечу, и я мигом обернулся. Никого. На столе меня ждал сюрприз. Игральная карта, рубашкой вверх, спрятанная под книгу, лежащую на самом краю стола. Сюрприз был организован так, чтобы я не заметил его сразу, иначе зачем было прятать это послание. Я перевернул ее и усмехнулся.
— Что вытащили из колоды, юноша? — донесся до меня повеселевший голос учителя.
— Туз пик, — я повернул карту преподавателю. Тот удивленно поднял брови:
— Вот как? Вы знаете, что означает сие послание?
— Черную метку, — ответил я. — Его вручали подозреваемому в предательстве. Получивший ее с того самого момента являлся персоной нон грата в широком пиратском кругу.
— Занятно, — Карамзин посмотрел на меня внимательно, — кому же это вы так не угодили, мастер? Вас не рады видеть в стенах этого заведения.
В аудитории раздалось несколько приглушённых смешков. Но стоило преподавателю обернуться, как все веселье мигом стихло.
Я лишь пожал плечами.
— Кстати, вы не представились, — напомнил Карамзин. — Хотя, судя по вашему гербу, принадлежите семье Святогоровых. Наверное, Никита?
В последней фразе было больше утверждения, нежели вопроса. И я кивнул.
— Отлично. Не расскажете, что означает ваш герб? — продолжал Карамзин. — История государства состоит из истории семей, которые это государство основали. Прошу.
Он указал к доске, а сам присел на край стола и скрестил на груди руки. И я вышел к ожидающему преподавателю:
— Каменный остров, — пояснил я. — Готовы к любой атаке.
— А девиз? — продолжал любопытствовать Иван Сергеевич.
— Кто прав тот смерти не боится. Так сказал мой предок перед битвой с Византийцами.
Карамзин кивнул:
— Отлично. Святогор — основатель был образцом смелости и чести. Как и Карамаз. Ну и сам Святослав, само собой. Хорошо, юноша. Корни семьи забывать не стоит.
— Кто забывает свою историю, тот предает предков, — произнес я, и Карамзин кивнул:
— Все верно. Ну, присаживайтесь. А вы? — он уже переключился и указал на одного из друзей Добрынина. — Из какой семьи?
Парень встал:
— Чеховы.
И знакомство началось. Карамзин умел работать с аудиторией. И полтора часа пролетели быстро.
— На этом позвольте откланяться, — едва прозвенел звонок, Карамзин склонился в поклоне. — Любите страну.
По классу пролетел ропот разочарования. Но преподаватель лишь улыбнулся:
— Следующее занятие будет очень скоро.
Он подхватил портфель и пиджак и вышел из кабинета. Один за другим, мы начали подниматься со своих мест и двигаться к выходу.
— Эй, Святогоров, ты говорил, что всегда готов к бою? Как тебе такое?
Я активировал броню за секунду до того, как в спину ударил вихрь песка. Он врезался в щит и осыпался на пол. Развернулся. Напротив стояло четверо. Добрынин, Чехов, Вольгин и Кожемякин. В воздухе чувствовалась сила. Пожал плечами:
— Ну, раз так желаете.
— Эй, бой-то в меньшинстве.
Оборачиваться я не стал. Но судя по голосу, в аудиторию вернулась Муромцева.
— Тебе чего? — недовольно спросил Добрынин.
— Согласно правилам, если одна из сторон бьется в меньшинстве, любой желающий может уравнять бой, — Виктория встала рядом со мной.
Я обернулся к ней:
— Не стоит, княгиня. Я справлюсь. Прошу вас быть свидетелем, что эти господа напали на меня первыми.
Муромцева кивнула:
— Услышано.
Я повернулся к противникам и спокойно спросил:
— Ну, начнем?
И начал, не дожидаясь подтверждения. Священный молот, усиленный словом Силы, ударил в гущу четверки, раскидав бойцов. А следом я коснулся плетения витязя, и сотканный из света рыцарь ударил плечом Добрынина, сбивая с ног. По полу прокатилась волна очищения, подбрасывая противников, а в Добрынина тут же ударила кара. Она упала сверху, впечатав бойца в пол. Доски хрустнули, из груди оппонента вырвался хрип, и парень застыл, раскинув руки.
Краем глаза я заметил, как Чехов, в которого прилетела моя первая атака, поднимается на ноги. Бросил в него плетение возмездия, и волна света швырнула бойца к стене. А я добавил Правосудием. Широкий щит врезался в противника, впечатав в кирпич.
— Меньше чем за минуту вас осталось двое, — спокойно сказал я. — Вы можете уйти с миром, или я сломаю вас как спички, господа.
Парни, которыйе только поднялись с пола, переглянулись и растерянно посмотрели на лежавших без сознания товарищей.
— Ты… их не прикончил?
Я только пожал плечами:
— Может быть. Сами виноваты.
Кожемякин подошел к лежавшему на полу Добрынину. Но был остановлен моим:
— Стоять! Не трогай его! Хотите помочь — вызывайте лекаря. Когда покинете кабинет. А пока — пусть полежат и подумают.
Кожемякин и Вольгин переглянулись и молча прошли мимо нас к выходу. У дверей они обернулись, словно ожидая удара в спину. Но я только улыбнулся и показал открытые ладони. И парни выскочили в коридор.
— А еще дети старейших семей, — покачала головой Муромцева, глядя на лежавшие тела. — И так подло ударить. А ты хорош.
Последняя фраза относилась ко мне. И я улыбнулся.
— Так получилось. Что дальше по учебному плану?
Муромцева улыбнулась и взяла меня под руку:
— Ну идем, — хитро ответила она. — Посмотрим, что ждет нас снаружи.
Глава 10 Спасение
Следующим по плану была вступительная лекция. И поначалу я даже не хотел на нее идти. Слушать выступления ректора о том, какая честь учиться в Академии, мне не хотелось. Но Виктория все-таки затащила меня в аудиторию незадолго до звонка.
В лекционной было почти две сотни человек. Весь цвет дворянства страны. Мы тихо заняли места на заднем ряду, в ожидании начала мероприятия.
— Почему ты решила пойти на учебу? — не удержавшись, спросил я у девушки.
Виктория только пожала плечами:
— Княгине необходимо высшее образование. А мне так и не довелось его получить.
— А почему храмовники?
— Потому что мой отец был храмовником, — резко ответила Муромцева. — Как и твой. Думаю, выбора не было у нас обоих. Кстати, ты уже нашел общий язык с Черновой?
— С кем? — не понял я.
— Девочка, с которой ты болтал возле кабинета истории, — ответила Виктория. — Василиса Чернова.
— О как… — пробормотал я. — Не помню такой семьи.
— Ее отец из бастардов, — пояснила Муромцева. — Дочь в храмовники пристроил папаша. Многие гербовые дома не дошли до нас в полном составе. Вот их и начали заменять молодые семьи. Но приоритет отдается потомственным бесоборцам. Ее отец, к слову, “заводной”. Сделал состояние на торговле с Мезоамерикой и купил герб.
— А я думал, места на факультете храмовников распределяются по праву крови…
Муромцева посмотрела на меня, словно сомневалась в своем ли я уме:
— Верховный настоятель Беломорцев очень любит деньги. Как и все жрецы. Поэтому договориться с ним сложностей не составило.
Я покосился на Викторию, начиная понимать, как она попала на факультет. И она беззаботно кивнула, подтверждая мои догадки.
— Ну, наверное поэтому мы с ней и нашли общий язык, — невесело ответил я, смотря на сидевшую в нескольких рядах от нас Василису.
Девушка словно ощутила направленное на нее внимание и оглянулась. Поймала мой взгляд, мило покраснела и тут же отвернулась. Собранные в хвост волосы забавно качнулись.
В коридоре прозвучал звонок, и разговоры в лекционной мигом стихли. Порядок здесь соблюдали без напоминаний. Быть может, здесь тоже были в чести розги. Хотя было сложно представить дворян, которых секли словно простолюдинов. А к трибуне вышло несколько человек.
Впереди шел сын Императора. Константин, кажется. Я не особо следил за социальными сетями наследников престола и угадал его лишь по траурному мундиру. За наследником шли глава охранки Калинин, верховный настоятель Беломорцев, и ректор Имперской Академии Иван Павлович Ильин. И Анастасия.
