После ужина меня ждало свободное время. К мне приходили все наставники, и мы общались на свободные темы. Так я узнал, что Вера на самом деле Вероника, Дмитрий — известный спелеолог, а Алексей Владимирович — Олимпийский чемпион. Автограф, впрочем, давать отказался.
Ночами я качался в Барлионе, практически все время с Занозой, которая иногда отпускала меня на свидания к Вике. Каждый день я поднимал минимум по уровню, и через неделю перевалил через шестьдесят пятый.
Время тянулось медленно только первый день, а потом понеслось вскачь. В конце первой недели, Вероника пришла после ужина одна, без перчаток и в тапочках. У неё были крохотные ухоженные ногти кроваво-красного цвета на правой руке. А вместо левой — металлический протез.
— Завтра тебе включат ПРОтокольный Центр обработки данных, — сказала она, наливая кофе.
Она поставила передо мной чашку с дымящимся напитком, после чего отодвинула стул, стоявший рядом, повернула его ко мне, и села, закинув левую ногу на правую. Тапочек остался на полу, и я уставился на металлическую лодыжку.
Тут и без протокольного центра, быстренько сопоставив перекрестные данные, я многое понял, и отвел взгляд от её ног.
— Вы — Вероника Аксенова?
— Правильно, — кивнула она. — Знаешь, почему я пришла сегодня одна?
— Догадываюсь. Это связано с покушением на майора Аксенова?
— Подполковника, — она сжала губы. — Хотя… Да, тогда он ещё был майором, внеочередное звание было присвоено посмертно.
— Соболезную.
Аксенова смотрела как бы сквозь меня. Обсчитывает мою искренность? Я заставил себя замереть и ответить ей смелым взглядом.
— Я пришла сегодня потому, что это последняя возможность поговорить без использования ПРОЦа.
— У вас преимущество, ведь вы можете его использовать, а я — нет.
— ПРОЦ не только помогает, но и записывает. А история которую мы с тобой будем обсуждать, не для протокола.
— Получается, вы можете записать то, о чем мы говорим, а я — нет?
— Да. Но я смогу обмануть слежку, а ты — нет.
— Э-э-э… Неужели вы думаете, что другие инструкторы не доложат о нашем разговоре?
— Доложат, конечно. О том, что мы с тобой остались вдвоем. Ведь мы же отличная команда, и в реале, и в Барлионе, все время вместе.
Я бросил на неё взгляд:
— Заноза?
Аксенова кивнула:
— Да. Не похожа?
— Хм… Ну, ты там ведешь себя совершенно по-другому.
Вероника поджала губы:
— Там все по-другому. Я себя там и чувствую по-другому.
— Как это? — не понял я.
Она отвела взгляд, и, рассматривая кружку с кофе, сказала:
— Меня собрали по кускам. Левой половины тела не было. Все органы чувств — искусственные, кроме правого уха. Медицина сейчас творит чудеса, но выращивать кожу так и не научились. Нервные окончания — восстанавливаются медленно. Голосовые связки сгорели.
Я тоже уставился на кофе. Возможно, стоило что-то сказать, но кому интересны мои соболезнования. Я почти физически ощущал её боль.
— Я уже много раз пожалела о том, что разрешила восстановить себя из того огрызка, в который превратилась после взрыва. Все это… — она указала на себя, — мертво. И внутри — тоже.
— На зомби ты не похожа, — ответил я, чтобы разрушить тишину, повисшую после её слов.
— Ты понимаешь, почему я решила поговорить с тобой?
— Да, — кивнул я.
— И почему же?
— Это проверка?
Она окинула меня взглядом.
— Возможно. Ребята считают, что ты будешь… неплохим опером. Но пока тебя не испортил ПРОЦ, я решила убедиться сама. Расскажи мне, почему мы оказались здесь вдвоем.
Я вздохнул и посмотрел по сторонам. Стоило ли перевести все в шутку и отказать от разговора? Думаю, пару намеков, попытка прикоснуться, и Вероника встанет и уйдет. А крутым опером я стану в любом случае, и рукопашный бой тут ни при чем. Но это самый простой путь, спрятаться за собственными проблемами, и никуда не лезть. Очевидно, что ни в проекте «Немезида», ни в СБ, ни даже на Земле все далеко не так гладко, как некоторым кажется. Как минимум, стоило поделиться своими опасениями. Но не всеми и не сразу.
— Во-первых, очевидно, что разговор этот ты затеяла не из-за того, что я тебе нравлюсь. Исходя из невербальных признаков общения, понятных и дятлу, за пределами Барлионы ты считаешь меня рукожопом, вытянувшим счастливый билет.
Вероника кивнула, хотя и с некоторой задержкой. Мне показалось, лицо её даже немного дрогнуло. Надеюсь, в улыбке.
— Во вторых, последнее время слишком много покушений на родственников высших чинов СБ, как внешней, так и внутренней. Причем начали с внешней. Ваш тесть вцепился в свое кресло мертвой хваткой, хотя из трёх сыновей не осталось ни одного. И он такой не один…
— Я знаю, к кому ты бегаешь ночами, вместо того, чтобы качаться, — перебила меня Аксёнова.
Я кивнул:
— Я знаю, что ты знаешь. Собственно, думаю, это и есть причина, по которой мы тут сидим. Ты думаешь, что покушения на отца моей девушки и убийства Аксеновых связаны между собой.
— Все? — правая бровь Вероники приподнялась.
Я продолжил:
— В третьих, все эти испытания перед включением ПРОЦа — не просто так. Судя по тому, как окружающие относятся к шифрам «Немезиды», внешнее давление — далеко не самое страшное, чего они боятся.
На этот раз она улыбнулась. Мне показалось, с гордостью. Ничего, сейчас мы ее сотрем…
— В четвёртых, ты считаешь себя самой умной из окружающих. Но даже мне ясно, что ты ненавидишь проект всего лишь на йоту меньше, чем убивших мужа террористов.
Вероника кивнула:
— Ладно, главное ты понял. Мелочи потом пройдут. Ты готов?
— К чему?
— А тебе не рассказывали?
— Мне столько всего рассказали, что голова кругом идет. О чем мне не рассказывали?
— Об остальных шифрах? О том, что является главной проблемой проекта?
— Нет.
— Тогда слушай.
Глава 19. Сломанные крылья Немезиды
Четырнадцать шифров. И ни одного человека, который бы не горел жаждой мести. Лёжа на кровати, я обдумывал слова Вероники. Она выдала мне всех, кто был в проекте, и нырнула в Барлиону.
Первым был Владислав Ионов, сын полковника внешней СБ Северо-Западного округа. На задании ему оторвало обе ноги по колено, раздробило левую кисть и обожгло около пятидесяти процентов тела. После восстановления успел поучаствовать в трёх операциях. Собственноручно уничтожил устроивших засаду на него боевиков. Погиб во время четвёртого задания. Прямое попадание в голову.
Следом на операционный стол отправилась целая семья: Мария и Олег Нестеровы с уже взрослым сыном, Дмитрием. Олег был оперативником из все того же СЗО, другом Владислава Ионова. Марию и Дмитрия подорвали вместе с ним, в машине. Ожоги, замена органов чувств, всех конечностей, ожог третьей степени 90 % кожи. Больше всех повезло Дмитрию, у него уцелела левая рука. В их лице Немезида чуть не получила приговор: сошедшие с ума Нестеровы решили разгромить лабораторию чуть ли не сразу после включения ПРОЦ. Повезло, в то же время в проекте был задействован неизвестный Веронике человек, который погиб, защищая людей, но смог вывести из строя Олега и тяжело ранить Дмитрия. Марию добили из гранатомета, когда она пыталась привести в чувство сына. После этого инцидента семьи в проект не брали.
Вероника Аксенова была шестым шифром, как считалось, самым удачным. Во всяком случае, за два года она не утратила функциональности и выполнила почти два десятка оперативных заданий.
Номер семь — самый неудавшийся эксперимент. Катерина Панкова, дочь майора СБ, была искалечена в автокатастрофе. Замена правой стороны тела, в том числе и части органов. Сошла с ума, до сих пор содержится в психушке, с уже погашенным ПРОЦем и снятыми боевыми вариантами конечностей.
Чем боевые протезы отличаются от гражданских? Всем. Более мощные сервоприводы, прочность, масса, безотказность(тройное дублирование цепей управления по разным каналам). Были варианты и со встроенным оружием. От них, впрочем, отказались — после того, как шифр номер восемь выстрелил себе в глаз сразу после того, как выполнил первое же задание. Раскопать его досье Веронике не удалось.
