— Я знаю, что нужно делать! — возбуждённо произнёс Кучаев и, нещадно запинаясь, пояснил свой план. Павел посмотрел на физика, как на невменяемого:
— То есть в диспансер сдавать его ты не желаешь, но превратить жизнь в ад — это пожалуйста? Ты вообще понял, что сказал? Что, сам в тюрьме не насиделся, решил устроить её другим?
— Да никакой тюрьмы не будет! — запротестовал Артём. — Все, что нам нужно — это обеспечить контроль. Сделаем так, чтобы он не смог пить. Не потому, что кто-то внешний это запрещает, а потому что его собственный организм так говорит. Только этим и ограничимся. Глазного протеза у меня нет, но он и не нужен! Достаточно модернизированной линзы и десяток устройств по всему телу!
— И как ты собираешься это сделать? Неужели в тюремный институт начали пускать посетителей? Где ты найдёшь нужные технологии?
— Мне нужно в Сколково! — Артём от охватившего его возбуждения даже вскочил и заходил по комнате. — Там есть институт экспериментальной микроэлектроники с довольно неплохой аппаратурой. Схемы у меня есть, как и список необходимого оборудования. Если всё правильно здесь обустроить, то Пётр за пару недель отучится пить! Его свой же организм будет ограничивать. Давай попробуем? Если не выйдет, то обещаю — отправим в любой диспансер, какой укажешь.
Павел смотрел на бегающего Кучаева с нескрываемым скепсисом. То, что предлагал физик, за версту несло чем-то противозаконным и некрасивым, прежде всего по отношению к Петру. Однако небольшая часть сознания очень хотела увидеть диковинные разработки в действии, и она умудрилась перехватить власть над языком. Сам того не ожидая, Коршунов согласился:
— Давай попробуем. У тебя две недели, на это время я Петра введу в медикаментозную кому и очищу организм от алкоголя. Но учти — тебе это обойдётся в копеечку. У нас в районе с аппаратурой напряг, придётся покупать где-то на стороне.
— Пофиг на деньги! Делаем!
Глазной имплант был изобретён не сразу. На заре компьютерной техники похищенные учёные пользовались простыми линзами с нанесёнными на них микросхемами. Никакого наказания в те времена тоже не существовало — функции контроля забрали на себя охранники. Однако с развитием технологий развивались и устройства связи, что позволило в начале двухтысячных поставить на поток создание импланта. С тех пор о линзах никто не думал, но чертежи-то остались! Мало того, Артёму хватило всего пары часов, чтобы их модернизировать и интегрировать с подключаемыми к нервам блокам. Теперь, если подать правильный импульс, человека будет бить током, но ему будет казаться, что воздействие не внешнее, а внутреннее. Словно что-то внутри тела буянит. Как раз то, что необходимо.
Подаренные Котом деньги исчезали с пугающей скоростью. Из двух с половиной миллионов долларов у Артёма осталось чуть больше двух, при том, что за эти полгода он ничего себе серьёзного не позволял. Однако заботиться о собственном финансовом благополучии физик не привык. Для того, чтобы воплотить свой план в жизнь, Кучаеву требовалось современные вычислительные ресурсы, десятки трансляторов и программное обеспечение, чтобы перенести код из виртуального пространства. И Артём знал, где всё это достать.
* * *
— Но это же бред! Это не будет работать! — возмущение в лаборатории продолжались третий день. Деньги с лёгкостью открыли Артёму все нужные двери, но местные творцы все же всунули свои длинные носы в разработку. Сунули и, как и ожидалось, принялись высказываться об умственных способностях гостя.
— Кому какая разница? Да хоть бы я здесь лазерами татушки набивал, разве не все равно? На ближайшую неделю эти устройства принадлежат мне.
— Да, но… Роман, что это? Зачем тебе микросхемы на линзе? Ты где источник питания для них брать будешь? Это же все выглядит откровенным бредом!
— Слушай, отстань! — на Кучаева накатило раздражение. Казавшаяся идеальной идея о создании управляющей линзы начала давать сбой в первый же день. К огромному разочарованию Артём выяснил, что уникальное оборудование Сколково, о котором жужжали на каждом углу, оказалось фикцией. Вся уникальность заключалась в системе защиты здания, ограничивающее устройства от соглядатаев. Конечно, по сравнению с тем же МГУ здесь стояли более совершенные принтеры для микросхем, но если сравнивать с лабораторией в тюрьме для учёных, то разница в технологиях составляла лет сто. Артёму пришлось вносить изменения в схемы прямо в процессе изготовления — оказалось невозможным создать элементы питания на базе открытых для покупки материалов.
Настырный изобретатель ушёл, чтобы смениться следующим занудой. И так все десять дней, что Артём провёл в недрах Сколково. Линза получилась толстой и неудобной, а ко всем вживляемым в тело датчикам необходимо было тянуть проводки. По-другому данная система не работала. Если Пётр начнёт чесать лицо, он обязательно зацепит хоть один проводок и вырвет всю конструкцию с корнем. С этим нужно было что-то делать и по возвращению в деревню состоялось экстренное заседание. С одной стороны стола находился хмурый Артём, с другой — Павел и его жена, Нина. Кучаеву пришлось посвятить в историю ещё и её, в противном случае Павел отказывался помогать. Учитель математики и информатики по образованию, Нина довольно легко находила общий язык с компьютерами. Собственно, именно из-за этого Артём согласился взять её в команду — всю настройку программного обеспечения организовал новый участник группы. Сам Кучаев как программист был не очень.
— Так что, диспансер? — спросил Павел. — Я боюсь его из комы выводить, он сразу начнёт крушить здесь всё. Сейчас без водки он не сможет. А вставлять это… Артём, признай — ты сделал многое, но этого недостаточно. План нереализуем.
— Согласен, — с нескрываемой печалью в голосе согласился Кучаев и с огромным трудом удержался от того, чтобы не швырнуть линзы об стену. — Остался лишь диспансер. Я уже связался с человеком, что сделал мне паспорт — он согласился помочь. На время реабилитации Пётр будет другим человеком, так что вопросов возникнуть не должно.
— И что, вы просто так собираетесь сдаваться? — удивилась Нина и протянула наспех сформированный набросок. — Подумаешь, провода! Смотрите, если сделать вот такую конструкцию, а Петру сказать, что он сам себя повредил и первое время трогать ничего не нужно, то все встанет на свои места! Даже дискомфорт от толстой линзы под это спишется. Откуда он будет знать, что его током бьёт из-за глаза? А провода… Клей на что? Сделаем так, что даже насильно будет не отцепить. Я за то, чтобы пробовать!
— Нина! — возмутился Павел, но жену было уже не остановить.
— Даже программу корректировать не нужно — через окуляр проблем с отслеживанием действий не будет. Обучим нейронную сеть, укажем негативные предметы, и Пётр начнёт восстанавливаться. Диспансер всегда успеется, давайте вытаскивать его сами!
Поразительно, но мужчины прислушались. Видимо, внутренне им не хотелось отдавать Жгулёва в чужие руки. На то, чтобы найти подходящее устройство и приладить его к глазу, ушло ещё два дня. Павел вживил в тело Петра устройства управления, залил клеем все провода и отключил подачу снотворного.
До пробуждения Петра оставалось всего пять часов…
***
Согласно исследованию британских учёных, слово «подъем» находится на вершине пирамиды самых ненавидимых слов в мире. Вне зависимости от уровня образования, вероисповедания, цвета кожи и половой принадлежности, люди одинаково сильно не могут терпеть, когда их вырывают из сладких объятий Морфея. Пётр Жгулёв не отличался от большинства. Как только в уши ударил противный металлический «подъем!», он застонал и попробовал нашарить рукой выключатель. Но искал он не будильник. Рука шарила в поисках стеклянной тары, чтобы отключить раздирающую тело боль. О том, что этой боли больше нет, разум не понимал. Он действовал по привычке.
Однако спасительной бутылки рядом не находилось. Противный звон всё усиливался, и Пётр с вселенским стоном открыл глаза. Хотелось найти источник и разорвать его к чёртовой матери. Едва не грохнувшись с кушетки, Жгулёв несколько секунд озирался — он не понимал, где находится. Какой-то металлический гроб с каталкой и медицинским оборудованием. Ни двери, ни окон. В одном из углов находился санузел с душевой кабинкой, но за год организм отвык ими пользоваться. По ноге потекла тёплая струйка, и неожиданно тело пронзила чудовищная боль. Пётр рухнул на пол и на несколько мгновений утратил все человеческое, начав мычать, как загнанное животное. Казалось, что каждая мышца начала гореть и скручиваться, нанося своему хозяину безумные страдания.
