— А ты сюда как успел? Ты меня больше родни, что ли, любишь?
— А я не в метро ехал, — веско роняет бывший борец, продолжая сверлить меня взглядом.
— Мои тоже вряд ли автобусами перемещаются.
— Вертолёт. Я уже десять часов перемещаюсь по Токио исключительно съёмочным вертолётом Хейдуги.
— Ух ты. Впечатлил. Как сориентировался?
— Совпадение. Там лицензия на полёты над городом — на год вперёд. Во всех значимых местах посадочные площадки на крыше — дублированные, — отмахивается он. — Но у твоих просто нет киностудии. Соответственно, нет и действующей лицензии на полёты над городом. Допустим, на сам вертолёт твоя компания, очень может статься, и накашляла бы. Даже за час. Но вот разрешения летать…
— Понял. Спасибо. На какие мои незаданные вопросы ты хотел отвечать?
— Вначале сводка, — он качает головой. — Знаешь, почему тебя столько не выпускают? И удерживают в вакууме?
— Откуда бы?
— Потому что всем сейчас не до тебя. — Он выдерживает паузу.
— Занятно. Как это может быть? Резонанс резко потух?
— Нет. Просто сейчас не до всех вас: вместе с тобой здесь же, по разным помещениям видимо, тут находятся и кое-кто из китайцев восьмёрки, и даже та патрульная, которой ты руку сломал.
— А её-то за что?!
— Не "за что", а "почему". Потому, что идёт заседание парламента. Экстренное, внеочередное. Отгадай, какой комитет председательствует?
— Да я в парламентских комитетах понимаю так же, как ты — в турецком языке.
— Для справки: заседают за закрытыми дверями вот уже часов шесть. Оценил, как быстро собрались? — он словно не замечает моего ответа.
— Ну всё, всё. Считаем, что этот вопрос я задал: что за заседание парламента и какой комитет рулит?
— Комитет по вопросам обороны и национальной безопасности. А заседание посвящено…
— …Трешу под моим домом?
— Можно и так сказать, — подумав секунду, он кивает. — Там на самом деле больше двух десятков вопросов в срочной повестке встало. От кадровой комплектации контртеррористических подразделений, типа восьмого токийского бюро, и до глубокой ревизии законодательства.
— На какую тему ревизия?
— Соответствие последних поправок, года за три. Конституционным правам граждан страны.
Какое-то время сидим молча.
— Ты не удивлён? — Сёгун не выдерживает первым.
— Оно ведь к этому и шло, — опять двигаю плечом. — Тебе же ещё отец говорил.
— Да. Но я не думал, что так стремительно завертится.
— Гражданское общество — штука такая. Как ревнивая жена, которая сильнее тебя физически. До поры до времени всё спокойно, но если разозлить — сам понимаешь. Ты каким-то образом пытаешься предугадать грядущие изменения? Считаешь, что я больше тебы знаю?
— Примерно. На этом диком кипише можно как очень высоко взлететь, так и очень глубоко упасть. Пример вот прямо сейчас: лично твои конституционные права уже почти половину суток свистят в окошко. Если к тебе даже врача не пустили. Ну что, ты всё так же спокоен?
— Я же оценил в своё время обстановку и сделал свою ставку, — опять плечо. Да что такое. — У меня, в отличие от всех остальных в муниципалитете, есть своя партия. Хреновенькая, юная — но единственная, которая это всё предсказывала ещё на той неделе. Открыто, во все рупоры. Готовлюсь стричь купоны.
— С такой стороны, да, — вздыхает толстяк. — Это, кстати, вторая причина переполоха: почему какой-то мальчишка и смешная местечковая организация в курсе? И в рамках муниципалитета ханьцев отбили практически законно? А большие дяди в правительстве и парламенте околачивают груши?
— Что, сейчас везде крутят нашу предвыборную программу? — улыбаюсь потому, что кое о чём догадался. — Из разряда "А мы предупреждали!"?
— Да. Ваш пиар нанял аутсорс, бюджеты солидные. Основная фабула: все беспорядки — из-за восьмёрки, в зачинщиках — фактически одни китайцы. Причём соседи по региону, окопавшись в антитеррористическом подразделении, выступили совместно с криминальным элементом.
— Пошли против японцев в Японии, — подхватываю. — Оно всё стремительно вылезло на свет…
— … и сразу у трёх партии правящей коалиции тут же возник вопрос: а кто в кабмине дал зелёный свет присутствию китайцев в таком объёме?! И, по сути, стал причиной замеса? — Сё как будто играет со мной в пинг-понг или шахматы, ожидая моего следующего хода.
— Министерские без боя не сдадутся, — предполагаю на основании опыта предыдущей жизни.
Японцы хоть по менталитету и другие, но чиновники, мне кажется, везде одинаковые.
— Ладно. Не буду ходить вокруг да около. Правящей коалиции больше нет, — здоровяк испытывающе смотрит на меня, словно ожидая, что я должен его чем-то наградить за хорошую новость.
— А что есть?
— А есть отделившиеся три партии, которые усилили оппозицию.
— И что получилось?
— Было процентов двадцать на полста с лишним. А сейчас в коалиции осталось чуть меньше тридцати процентов.
— Ух ты.
— Что дальше будет, отгадаешь?
— В школе говорили на основах политологии, теперь сменится кабмин. Та новая группа в парламенте, которая сейчас в большинстве, по логике должна очень быстро пересмотреть все министерские портфели.
— Прибавь сюда давление этого самого твоего гражданского общества, — ворчит чужой оябун. — Во многих городах перед муниципальными советами народ тысячи по три голов уже стоит, и расходиться не собирается.
— Это всё?
— А тебе мало?
— Информации хватает, норма. Знаний недостаточно. Ты явно делаешь какие-то выводы, на которые мне не хватает ума и опыта.
— Хм. Я думал, вы это всё давно прочитали. И у тебя отцовские заготовки на руках, и те, что были сделаны ещё при Томиясу.
— Нет. При них не было никаких заготовок. Так какой твой вывод в итоге?
— По итогам замеса уже начинается не просто дикая охота за виноватыми. Она уже перешла в дикую политику. Тебе что-то говорит понятие политического кризиса?
— Одни в его итоге резко обеднеют, — смеюсь. — Но другие из нолей, ну или около нолей, займут место первых.
— Поменяй в твоей фразе бабки на политическое влияние, — говорит Сёгун хмуро.
_______
Там же, через четверть часа.
— … таким образом, все сейчас будут против всех.
— А нам с того что?
Последние десять минут мы только и делаем, что не сводим глаз друг с друга.
— Твоя партия оседлала волну. Что называется, основоположник идеи, — поясняет Сёгун. — Это как пешка, которая вдруг стала ферзём. Причём не за чёрных или белых, а за зелёных или фиолетовых, которых раньше в раскладе на игровой доске в помине не было.
— Меня что, не выпускают именно поэтому? — хмыкаю. — Нарушая все законы?
— А ты как хотел? — абсолютно искренне качает головой толстяк. — Твой непонятного цвета ферзь получит доступ к игре, говоря шахматными терминами, только после выборов! Естественно, сейчас тебя будут пытаться со всех сторон, кхм, проконтролировать заранее.
— Как это можно сделать технически? Я несовершеннолетний, нахожусь в центре внимания. Какими-никакими, а ресурсами обладаю. Доступ вроде как ограничен. При нынешних электронных средствах массовой информации, Вака сейчас вольёт какой-нибудь миллион иен в пиар — и на улицы выйдет половина Японии. С нашими лозунгами.
— М-да уж… Дикая политика… Сейчас, конкретно сегодня, министерство внутренних дел изо всех сил пытается замять тему восьмёрки, прям всеми силами. И официально, и не официально. По факту — министр в парламенте за закрытыми дверями даёт интервью уже который час. И добром это не закончится.
— А нам с тобой чего бояться? Ну, при том условии, что мы сейчас договоримся о взаимодействии? Окей, допустим, я порыв оценил и против тебя ситуативно ничего не имею.
— Так они первым делом напрямую на тебя выйдут. Будут обещать золотые горы. Мол, ты держишь рот на замке, а мы делаем вид, что ничего не было. Вообще ничего. Ни китайцев, ни противозаконных действий полиции, ни травм твоих сестры и матери.
