будто после чумы или другой страшной болезни. К чему бы это?
– Не знаю, – я пожал плечами, – может быть, угнали на работы в центральные земли…
На мгновение задумавшись, Ахмат возразил:
– В Рире все промыслы и артели сохранили. После того, как мастеров казнили и упало качество, работать все стали больше прежнего. Вместо железа льют бронзу, потому и паровозов почти нет…
– Чего? Каких паровозов? – этот мир опять меня удивил.
– Обычных. Их при Светлове много наделали, а потом железная дорога постепенно стала ветшать. Мы долго возили руду из Солнечной долины и уголь из Навдии. Делали отличный чугун, железо, сталь. Но все дороги в Солнечную долину были разрушены горцами, а дорогу в Навдию уничтожили файцы.
– А что за Солнечная долина?
– Это плато среди гор, куда можно было попасть либо через перевал, либо через туннель, либо по дороге-серпантину. Но перед вторжением файцев все три пути оказались заблокированы, и сейчас туда дороги нет. Там жили несколько тысяч человек и, кстати, как и ты, посланник Вавилона, которого мы звали Отшельник.
– Ты его видел? – я оживился от таких новостей.
– Нет, – покачал головой сержант, – мы потеряли с ними связь много поколений назад. Никто не знает, как попасть туда. Наверное, можно по воздуху, но мы не умеем летать…Возможно, если бы…
– Понятно. Так что там с паровозами? – прервал я его грусть по полетам.
– Да после того, как пропал Командор и была разрушена столица, мы постепенно разучились делать паровозы. Сначала их ремонтировали хорошо, пока была жива память об этом, но со временем «железные кони» один за другим начали выходить из строя. Сейчас все они уже сгнили на тупиковых ветках. Еще некоторое время мы делали повозки с простыми котлами. Они и сейчас есть, но перемещаться на них можно только по небольшой части Рира, да и то медленно и осторожно, так как рельсы в плохом состоянии, а делать новые мы уже не можем.
– Это по всей стране была железная дорога? – я раздумывал о степени деградации, в которую погрузилась Античная империя после разрушения столицы.
– Нет, только в Рире! – с гордостью произнес Ахмат. – Командор любил наш народ и нашу землю. Все самое первое появлялось у нас, потому что были материалы и трудолюбивые люди, которые брались за новые промыслы. Нам все интересно. Мы и стекло научились шлифовать для оптики, и электричество только у нас было…
– Да ну? – поразился я его рассказу. – Откуда ты такие слова-то знаешь?
– Да, да, – закивал Ахмат, – я же из рода кузнецов, совсем не воин. Мой прадед был энергетиком в кузне, да еще правил механическим молотом. Отец мне многое успел рассказать о том, как было раньше.
– Так почему все это было в Рире?
Ахмат заулыбался, воспоминания о прошлом его радовали, грели душу, в его глазах ожила надежда на лучшую жизнь.
– Мирослава, дочь Верховного судьи, была женой Командора! Он любил наш народ и жил с нами! А столица Игриполис – это вообще была пустыня, пока не раскопали достояние антов…
Ахмат вдруг замолчал, задумался. Мне показалось, что у него состоялся внутренний диалог, на лице отразилась гамма эмоций, было видно, что он успокоился после нахлынувших воспоминаний и решился на серьезный разговор.
– Командор! Я не могу говорить за Рир, но скажу за третий полк… – сержант кашлянул в кулак, собираясь с мыслями и подбирая слова. – Мы все единодушно думаем, что тебе лучше жены, чем Майкидора, не найти, мы её уговорим, а ты ведь не против!
– С чего баня-то упала?! – я аж вскочил от его слов. – Грёбушки-воробушки, вы с чего решили? Что тут развели-то? У меня же Аделаида!
Ахмат попятился, но взгляда не отвел.
– Да! Но ты же обнял нашу принцессу при знакомстве! Мне Майоран рассказал! А ему Марат! А тому сам Порта! Он видел своими глазами! Такими же вещами не шутят!
– Вот уж карнавал в дурдоме! – задумчиво проговорил я, инстинктивно сжимая в руке керамическую кружку, она громко треснула, а потом с противным хлопком рассыпалась на мелкие кусочки.
Ахмат вздрогнул, на всякий случай переступил с ноги на ногу – перенес центр тяжести как боксер перед дракой.
– Да хотя бы младшей женой! – сержант на всякий случай даже отступил на шаг назад.
А я вдруг заржал так, что даже Соня встрепенулась.
– Адя проснется и нам точно хана! Оторвет хвосты напрочь! А-а-алебардой подровняет. Ну вас всех на фиг, полк сводников!
Пока я смеялся, Ахмат принес ведро питьевой воды. Холодненькой.
– Водички хочешь? – сержант был сама дипломатичность.
Когда я успокоился, то замотал рану на руке тряпкой – все-таки умудрился порезаться об осколки кружки.
– Так что там тебе Порта сказал? – я прищурился с нехорошей такой ухмылкой.
– А что? Ничего не сказал! – Ахмат снова напрягся, но увидев, что я перестал сердиться, продолжил: – У нас, если при знакомстве девушку обнимаешь, то это значит, что не против и пожениться. Симпатия, так сказать, у вас есть…
Ох уж этот средневековый мир со своими нелепыми смыслами и знаками… Ничего нельзя сделать, чтобы не ввести в заблуждение. Плюс еще этикет! Я не знал, что сказать сержанту, чтобы не обидеть. Вдруг скажу, например, что Майкидора не в моем вкусе, а мне весь Рир тогда за это войну объявит. Спасла ситуацию сова – уж коли её разбудили, так извольте подать жрать. Пришлось разделать еще одного кролика, притащенного волком, а потом отнести её на берег к вонючей рыбе. Трапезничать она изволила закончить, когда уже стемнело.
Я надеялся, что страшных снов больше не будет, но решил все же пойти в утренний дозор, чтобы наверняка исключить такую возможность. Уже в пять утра я почувствовал неладное – мне стало жарко сразу после того, как встал с кровати. Не было никакой ночной прохлады, утреннего ветерка и росы. Просто влажно и жарко, духота такая, словно воздух стал густым и тягучим как кисель. Мало того, что проснулся весь в поту, так еще и после того, как умылся-помылся и надел броню, опять взмок. Десять минут облегчения и опять весь липкий. Ну
