— помощь в разного рода делах. Подумайте, а я пока соберу остальных.
Ракель и друзья переглянулись. Похоже, Лорен все решила за них. Так или иначе, лидер у этих людей имелся. И ее слово здесь — неоспоримый закон.
Часть II: Живые и мертвые
Вчера мир не знал более страшной угрозы,
чем мертвые.
Сегодня главной опасностью стали
ЖИВЫЕ.
Автомобиль несся по прямой, не сбавляя хода. Никогда Франк не водил так быстро. Спасаясь от хозяев машины и спеша в поселок, он вжал в пол педаль газа. За окнами мелькали деревья и постройки, превратившиеся в сплошную размытую полосу.
Прежде он никогда не нарушал правила намеренно. Вовремя платил налоги, не превышал скорость, исполнял каждый закон. Сейчас Франк не мог избавиться от чувства преследования. Мир давно мертв, а ему казалось, что из-за поворота вот-вот выскочит полицейская машина. Мужчина гнал эти мысли и продолжал давить на газ.
Хайди умирала.
Эта мысль пугала, отрезвляла, раздражала. Франк чувствовал себя бессильным перед сложившейся ситуацией. Какого черта он пошел учиться на психотерапевта, а не на хирурга?! В современном мире никому не нужен мозгоправ, а вот человек, умеющий обращаться со скальпелем, как раз бы пригодился.
Пренеприятным сигналом машина потребовала дозаправку. Франк бросил взгляд на приборную панель. Индикатор, показывающий состояние бензобака, угрожающе мигал красным. Топлива осталось меньше четверти бака, а до поселка еще было далеко. Что, если авто откажет посреди дороги? От погони-то он оторвался, но глушь за окнами — не лучшее место для проведения операции. К тому же у него не было при себе никаких инструментов. Чем он достанет пулю из спины Хайди? Чем обезвредит и перевяжет рану? Поблизости не наблюдалось никаких машин. Если идти пешком, то это займет не один час, учитывая ношу, которую придется нести.
На мгновение в голову Франку проскользнула подлая мысль: оставить Хайди и уйти. В Германии больше нет полиции и работающих видеокамер. Никто не узнает о его поступке. Он просто оставит девушку в машине и уберется подальше. Если кто и найдет Хайди, то только зараженные. Зачем усложнять себе и так непростую жизнь? Он не хирург, а ей нужна помощь профессионала. Если Хайди до сих пор жива, он добьет ее дилетантским лечением. Не проще ли избавиться от ноши?
Франк резко дал по тормозам. Машина остановилась, и мужчина в отчаянии ударил кулаками по рулю. Хайди не подавала признаков жизни. Ремень сдерживал обмякшее тело. Схватившись ладонями за лицо, Франк зажмурился, и слезы потекли сами по себе. Индикатор продолжал мигать.
Он всегда был трусом.
Не признавался себе в этом, но не мог не замечать. В школе у него не было друзей. Другие мальчишки считали Рихтера заучкой, который боялся не угодить родителям, и ведь не брали же насмешки с неба. Франк, и правда, боялся гнева родителей сильнее, чем землетрясения или пожара. Отец никогда не скупился на побои. Плохая отметка, задержка после школы, неподобающий внешний вид, — и в ход шли кулаки и ремень. Рихтер-старший любил выпить, да так, что промотал все, чем был богат, и нередко запускал руку в карман жены. А та терпела. Видела в нем «настоящего мужчину» и ругала сына за то, что растет слюнтяем и рохлей.
С детства Франк не любил брать на себя большую ответственность. Он всегда был превосходным исполнителем, но не лидером. До смерти пугался, когда кто-то предлагал пусть интересное, но ответственное дело. Старался переложить его на чужие плечи — зачастую на плечи сестры.
Сабина росла другой. С легкостью возражала отцу и матери, делая то, что нравится. Не боялась упреков и даже побоев. В шестнадцать лет ушла из дома и жила с каким-то парнем. А через два года умер отец — отказало сердце. Жить стало легче, но ненамного. Теперь уже мать пристрастилась к бутылке. Потеряла смысл жизни, видите ли. Соскучилась по синякам и переломам. Стала водить в дом незнакомых мужчин и устраивать с ними немыслимое в постели. Тогда-то Сабина и забрала младшего брата из дома. Сняла ему комнату, заставила прилежно учиться и получить хорошую профессию. Так, благодаря ей, он и стал психотерапевтом.
Много прошло лет, а Франк так и не повзрослел до конца. Ему не нравились образ жизни и мышление сестры, но мужчина ничего не мог сделать, не посовещавшись с ней.
А потом в его жизни появилась Анна. Веселая красавица с мечтами и амбициями. Идеальная женщина, в которую он влюбился с первого взгляда. И, похоже, ее не смущали его педантичность и постоянные уходы от проблем. Когда он решился познакомить невесту с матерью, та встретила счастливую пару на пороге с сигаретой. Долго смотрела на девушку, а потом заявила сыну, глядя в глаза: «М-да… Зная, какой ты слюнтяй, удивлена, что трахаешься с девкой, а не с мужиком. Такие, как ты, становятся гомиками».
В ту минуту Франк не знал, куда себя деть от стыда, и решил, что Анна его бросит, но та, на удивление, отнеслась с пониманием. Они ушли, и больше Рихтер к матери не приезжал. Не пригласил ее на свадьбу, не сообщил о разводе. Пришел к Сабине, когда терпение Анны лопнуло, и она подала заявление о разводе. Плакал в жилетку и выслушивал нотации. Но какой с них толк? Может, мать была права, и женщины никогда не воспримут его серьезно? Но мужчины его совсем не привлекали. После развода Франк с головой ушел в работу и верил, что так будет всегда — размеренное одиночество, собственный уютный мир.
Наверное, так бы он и жил до самой старости, если бы не упали те предметы, ставшие причиной апокалипсиса. В один миг настало время, когда приходится надеяться только на себя. Ответственности стало больше, и трусости не осталось места. Трусы умирают первыми, а Франк еще хотел пожить.
Двигатель заглох в двух километрах от поселка.
Франк бессильно навалился на руль. Ремень безопасности не позволял упасть на него всем телом и поднять шум. Мысли, вызывающие острые приступы стыда, разрывали голову. Он — слабак. Отец с матерью были правы, называя его слюнтяем. Как Рихтер до сих пор жив — удивительно. Он устало посмотрел на Хайди. Скорее всего, он жив благодаря ей. В этой девочке больше мужества, чем в нем самом — взрослом, почти сорокалетнем мужике. Она всегда продумывала действия за обоих, защищала его, помогала справляться с трудностями. А ведь сейчас, когда мир людей стал
