мне в наследство воспоминаний от настоящего Ивана Силаева.
Спустить оба тела на первый этаж в прихожую при моей нынешней физической силище не составило ни малейшего труда. Зашторив поосновательнее окна первого этажа, включил свет. От греха подальше, старосту хорошенько спеленал хранившимся в одном из сундуков крепкой веревкой из синтетических волокон, которую мой реципиент брал с собой в походы по Пустоши. После чего осмотрел поверженные тела самым тщательным образом.
В карманах мага, помимо брелока с ключами от автомобиля и связки еще каких-то ключей, обнаружился кошелек, в нем полторы сотни рублей разнообразными купюрами и несколько рублей серебром. А еще на пальцах одаренного обнаружилось пять перстней, на груди какой-то амулет, в ушах по серьге. Подозреваю, что это магические девайсы. Ничего из перечисленного, кроме, разумеется, денег забирать не стал.
А вот Староста в плане хабара порадовал. В его лопатнике, помимо нескольких банковских карт, обнаружилась толстая пачка наличности, не меньше сотни двадцатипятирублевых банковских билетов, иже с этим дюжина золотых червонцев и разнокалиберной серебряной мелочи. Все это, кроме пластиковых карт, я заботливо прибрал и временно припрятал в ящике стоящей у стенки тумбочки. На поясе старосты обнаружился неплохой нож, в кармане брюк револьвер с запасным сменным барабаном, пачка сигарет, газовая зажигалка и еще несколько вещиц, не представлявших для меня никакого интереса. Все ненужное или способное скомпрометировать Ивана Силаева рассовал обратно по карманам пришлецов.
Томиться в ожидании, когда староста очухается, не стал. Зачерпнул из бадейки ковшиком воды и вылил на его бородатую ряху. С первого раза не подействовало, пришлось повторить процедуру.
Наконец Василий Николаевич начал приходить в чувства. Резанувший по его глазам яркий свет потолочного светильника не позволил мужчине мгновенно разобраться в окружающей обстановке. С минуту он моргал, окончательно собираясь с мыслями. В какой-то момент до него все-таки дошел тот факт, что вместо охотника он превратился в дичь, плененную дичь. Я ожидал, что Саврасов начнет орать и возмущаться, на этот случай у меня под рукой была его же собственная дубина, посредством которой вполне реально усмирить самого буйного любителя покачать права, однако тот вполне адекватно оценил ситуацию в которой оказался.
- Убьёшь, гадёныш? – было первым его вопросом.
- Не-пре-мен-но, - ухмыльнулся я, что при моей-то «писанной красоте» вызвало гримасу страха на бородатой физиономии пленника, - сам по-ни-маешь, остав-лять те-бя в жи-вых у ме-ня нет ре-зо-на. От-ве-тишь на па-ру воп-ро-сов и по-кой-ся с ми-ром.
- А ты разговорчив стал, Жопа, - староста нашел в себе душевные силы и ухмыльнуться мне в ответ. – Если ты меня всё равно собираешься кончать, какой мне смысл отвечать на твои вопросы?
- Ва-си-лий Ни-ко-ла-евич, - я вновь одарил собеседника своей, вне всяких сомнений, неотразимой улыбкой, отчего тот то ли брезгливо, то ли в испуге поморщился, - ты же пре-крас-но по-ни-ма-ешь, что смерть мо-жет быть лег-кой, а мо-жет ока-зать-ся му-чи-тель-ной, очень му-чи-тель-ной. – После этих слов я поднес лезвие своего ножа к его левому глазу и легонько надавил на нижнее веко. – Ты ведь и сам пла-ни-ро-вал по-ку-ра-жи-ться на-до мной пе-ред тем, как при-кон-чить.
- Ты не Иван Силаев! - выпучив на меня взгляд своих удивленных глаз, уверенно заявил староста. – Кто ты?
- Кто я на са-мом де-ле, те-бя не дол-жно вол-но-вать. Счи-тай анге-лом-мще-ния, нис-пос-лан-ным Гос-по-дом для на-ка-за-ния пя-те-рых по-дон-ков, из-мы-вав-ших-ся пос-то-ян-но над без-ответ-ным ка-ле-кой. А тут еще и ба-тя одно-го из них под-вер-нул-ся весь-ма кста-ти. – Чёрт, проклятый речевой аппарат, аж челюсти свело от столь длинной тирады. Нужно будет обратить самое серьезное внимание на его тренировки. Карл у Клары…
Далее я во всех подробностях, хоть и довольно медленно, по понятным причинам, расспросил Саврасова о том, каким образом тот узнал о моей причастности к гибели Андрея и прочих его дружков. Калечить старосту не пришлось, поскольку осознав безвыходное положение в котором оказался, тот не стал кочевряжиться и рассказал всё как на духу. По большому счету, его ответы были для меня вполне ожидаемыми и предсказуемыми. Тобольскому магу-менталисту удалось докопаться до истины. На свою беду Евграфу Евграфовичу также пришла в голову мысль пообщаться со мной лично, по этой причине он не отправился обратно в губернский город, остался в Дубках. Слишком любознательным оказался чародей, за что и поплатился собственной жизнью. Интересная, кстати, защита на нем стояла. Если бы мне не удалось ошеломить мага суворовским наскоком, боюсь, что тот запросто применил бы против меня какое-нибудь убойное заклинание. Ну всё, сослагательное наклонение в подобных случаях неуместно, кто выжил, тот и прав. Благо, кровищи с чародея натекло не так уж и много – практически все жидкости остались внутри телесной оболочки, обтянутой неповрежденной кожей.
Наконец, я задал Саврасову главный интересующий меня вопрос: кому еще, кроме него и мага известна истинная причина гибели ребят?
Тут староста сделал попытку ввести меня в заблуждение. Он поведал о якобы хранящемся в ящике его рабочего стола письме в жандармерию на случай его неожиданной гибели. Он тут же предложил взамен на жизнь не предпринимать против меня никаких враждебных действий и, разумеется, уничтожить компромат.
Ну да, так я и поверил, чтобы такой опытный волчара оставил письменное доказательство своей противозаконной деятельности. В мой дом Саврасов шел вовсе не умирать, а гарантированно убивать. В чем был абсолютно уверен. К тому же, случись, что после моей смерти подобное письмо какими неведомыми путями оказалось бы в руках хотя бы того же поручика Парамонова. Тут никакими взятками не отделаться, поскольку магическая клятва, данная полицейским, не позволила бы ему утаить факт столь вопиющего преступного деяния. На всякий случай, я задал пленнику еще пару хорошо продуманных вопросов и на основании его ответов сделал окончательный вывод, что никакого письма в природе не существует.
Ну всё, вопросов у меня к моему визави больше не имеется. Так что пора с ним заканчивать. Подошел к старосте, крепко обхватил его голову руками и преодолевая сопротивление мышц шеи, повернул её на сто восемьдесят градусов. Негромкий хруст, болезненный хрип, толика брызнувшей из носа и рта крови и, как результат, остекленевший взгляд угольно-черных глаз теперь уже покойника Саврасова-старшего. Легко ушел, подлога, меня бы он так просто вряд ли отпустил, даже если бы я вывернул перед ним всю свою душу наизнанку. Волчара, конечно, но для Дубков управленцем был вполне подходящим, в меру коррумпированным, порядок соблюдал, даже жаль его немного. Впрочем, сетовать не стану, сидел бы спокойно дома, был бы жив-здоров, а наследников у него кроме
