— Ты знаешь сколько весит одна золотая монета? — торжествующее спросила она.
— Нет, — честно ответил я. — А это так важно?
— Конечно, — хмыкнула она. — Если конечно ты не скрытый Геракл, то очень даже важно. Одна золотая монета весит три и сорок семь грамм. Представил?
Я кивнул, вроде бы немного.
— Теперь умножишь на тысячу, — потребовала женщина.
Всего-то передвинуть запятую на три знака, вышло три килограмма четыреста семьдесят грамм, вполне адекватный вес для тысячи монет. Она хитро покосилась на меня и продолжила:
— А теперь помножь получившиеся килограммы на четыреста, тебе ведь столько?
Я кивнул и не стал пытаться высчитать в уме, открыл калькулятор в интернете и вбил три сорок семь на четыреста, вышло одна тысячи триста восемьдесят восемь килограмм. По телу пробежал предательский холодок. Это же больше тонны, мне такой вес не унести.
Женщина засмеялась, но беззлобно, больше забавляясь над моими изменениями.
— Есть альтернатива, — заговорщецки сказала она. — Про деревянные деньги слышал?
— Угу, — понуро ответил я.
— Ну так что? Тебе золотом? — она махнула на золотые горы. — Или деревянные?
— А курс какой? — осторожно спросил я.
— И ты туда же, — обиделась женщина. — Да, официальный, официальный. Если не знаешь, то сообщаю. Сто золотых это один базальмо, могу выдать тебе их четыре тысячи, они конечно же легче монет, но учти в одну ячейку в инвентаре влезает не больше ста, поэтому тебе понадобится сорок ячеек, есть столько свободных?
Я заглянул в инвентарь, там их почти восемьсот свободных, благодаря прокачке грифона, все же с ним один инвентарь, как и со стихийником.
— Да, — ответил я чуть запоздало.
— Ну тогда пошли в другую комнату, — сказала она и подождала пока я выйду.
Испытал огромное облегчение, не находится с горами золота, свет одного лишь факела бегает по тысячам монет и солнечными зайчиками больно бьет по глазам, а там не один факел, а десятки, не долго и ослепнуть.
Мы прошли в соседнюю комнату заставленную сплошными стеллажами. На полках ровными рядами лежат тонюсенькие дошечки. Мощный запах ванили кажется вытеснил любые запахи, думаю даже скунсу не перебить столь сильный аромат. Женщина прошла и нажала что-то на стене с потолка упал свет и все стеллажи окрасились в красновато-коричневые оттенки. Я осторожно подошел к ближайшему стеллажу и погладил пальцем ровную дощечку. На ней древесный рисунок и ничего больше.
— Обещали скоро ввести королевские регалии, — сообщила женщина. — Как тебе базальмо?
— Эти тонкие дощечки и есть деньги? — спросил я.
— Да, — улыбаясь ответила казначей. — Весят в три раза меньше, чем золото.
— Можно? — попросил я.
— Да, вряд ли ты сюда пришел схватить пару штук и попытаться убежать, — усмехнулась она.
Я взял тонкую дощечку, не такая уж она и невесемая.
— Тяжеловатая, — сообщил я.
— Девяносто пять грамм, — подсказала казначей.
Я посчитал, если одна золотая монета три и сорок семь грамм, то сто золотых монет триста сорок семь грамм, а эта дощечка девяносто пять, и в прямь выгода в три раза.
— Да, — будто подслушала мысли женщина. — Вся выгода в том, что ценность этой древесины в три раза больше, чем у золота, от этого и пляшем.
— И мне таких четыре тысячи? — спросил я.
— Именно, — загадочно улыбнулась женщина. — Готов отсчитывать?
— Подождите, — попросил я. — Давайте посчитать.
Она молча продолжила улыбаться глядя на меня.
Если одна дощечка весит девяносто пять грамм, а мне таких отсюда тащить четыре тысячи, то это выйдет триста восемьдесят килограмм. Черт, я опять уйду с бешенным перегрузом. Оказывается я хиляк каких еще поискать, даже добычу не могу унести.
— А вроде бы еще были меры денег, какие-то другие породы древесины? — робко спросил я.
— Конечно, — улыбаясь ответила женщина, видимо ей доставляет удовольствие смотреть на мои мучения. — Есть еще бакаут и эбен. Просвящаю, если вдруг не знал. Сто базальмо, вот этих дощечек стоит одного бакаута. Сразу скажу, он весит сто десять грамм, но тут опять срабатывает суть в его стоимости, ведь дощечка одна, а стоимость как сто вот этих.
— Минуту я посчитаю, — взмолился я.
Мне должны выдать четыреста тысяч золотых. Золотом я взять не могу, не утащу. Хотя нет, в принципе я и со смертельным грузом уйду, но тогда появится куча вопросов, как я их поднял и при этом не умер. Да и никчему терпеть столько боли, когда можно взять деревяшками. Тащить базальмо весом в триста восемьдесят килограмм тоже не ахти вариант. И так, базальмо это сотня золотых, а бакаут это сотня базальмо, если на человеческий, то один бакаут это десять тысяч золотых, что хоть как-то понятно. А мне отсюда надо унести четыреста тысяч. Поэтому если поделить четыреста тысяч на десять тысяч, то получится всего лишь сорок. А сорок пластинок весом по сто десять грамм, это жалкие четыре килограмма и четыреста грамм, что вообще оптимально.
— А можно мне взять бакаутами? — моляще спросил я.
Женщина с материнской улыбкой кивнула.
— Нам в соседнюю комнату, — сказала она и показала на выход.
Я вышел первым, не забыв положить деревянную денюжку на место, она закрыла дверь и пригласила в соседнюю комнату. На стеллаж похожие деревяшки и когда казначей включила свет, то весь зал заполнился темно-темного бордовым оттенком. Чем-то напомнило вареную свеклу, иногда она тоже бывает темноватой, но все же здесь древесина темнее, почти черная, слишком много черных прожилок. В нос шибанул запах чернослива с натуральным кофе, необычное сочетание, но при том не резкое, а приятное, притягивающее.
— Нравится запах? — спросила казначей
Я кивнул.
— Мне тоже, — сказала она. — Бывает достаю такую из инвентаря и понюхаю, даже кофе пить не надо и так освежает.
— Пожалуй буду поступать также, — завороженно ответил я и принюхался посильнее, до чего же приятно. Это золото никак не пахнет, а тут каждая деревяшка источает аромат.
— И так сколько тебе их? — подтрунивая спросила казначей.
У нее в глазах легко читается, что она уже давным давно все подчитала, хочет, чтобы я глядя на стеллажи сам понял насколько моя награда для их клана мала.
— Сорок, — ответил я ровным голосом.
Она не стала проходить далеко, а сразу же на выходе посчитала пальцем в одной стопке, почти добралась до середины и сдвинула пальчиком, передала мне. Выходит в одной стопке сотня дощечек, легко посчитать сколько тут денег, правда если видеть все стеллажи и если дадут походить и посчитать количество стопок. Но мне неинтересно, не люблю считать чужие деньги.
— Спасибо, — сказал я перебрасывая стопку в инвентарь.
— Пожалуйста, — с улыбкой ответила женщина. — Приходите еще.
Я по ее улыбке понял, что шутит, тут не выдают просто так.
— А не боитесь раскрывать постороннему где такие залежи денег? — спросил я.
— И что он сделает? — насмешливо спросила казначей. — Прорвется с боем и начнет сгружать добро?
— Ну как пример, — неуверенно сказал я.
— У участка как и всех есть защитник, — сообщила она и покосилась на стену.
Я посмотрел в указываемую ей сторону. Показалось, что на меня кто-то взглянул из стены и тут же отпрянул. Предательский холодок страха пробежал коготками по позвоночнику.
— Я пожалуй пойду, еще раз спасибо, — поблагодарил я.
— Всего доброго, — мило сказала казначей.
Я постарался побыстрее выбраться, не нравится мне открытость этого клана. Факел себя почти также ведет, будто я никуда не смогу деться. Вот и казначей подстать ему, не удивлюсь если они в реальности родственники.
С облегчением вышел на улицу, где ласковое солнце и знакомая трава, что-то я стал походить на Факела, хотя еще не развил своего стихийника. Сестрицы меня дожидаются на том же месте, народ разбрелся по участку кто куда. В большинстве мест устроили спаринги, отголоски заклинаний летают в хаотичном порядке, как еще мои соклане не попали под чей-то удар не понимаю. Теперь понятно почему здесь нет ни одного дерева, не выживают.
