Рита и Эд пошли на поправку. Еще в начале века они вряд ли пережили бы нападение наемников «Детей Кратоса», в лучшем случае восстанавливались бы долгие месяцы. Эд, которому пуля задела позвоночник, мог бы остаться инвалидом. Но финансовые ресурсы клана, медицинские технологии и прикормленные врачи сделали то, что лет пятьдесят назад считалось бы невозможным, – подняли Риту и Эда на ноги.
– Оба рвутся на базу, – рассказал Хайро, запретивший мне связываться с ними самостоятельно. – Но всем будет спокойнее, включая докторов, если Эдвард и Рита пройдут полный курс реабилитации. Врачи говорят, нужно еще пару недель. Их гражданские тесты перенесли на осень, так что у них будет время и поправиться, и подготовиться.
Из-за тестов я пропустил прощание с погибшими друзьями. Трикси, его деда Гарольда и других погибших сожгли в крематории, который, как оказалось, располагался в нашем здании в подвале. Быть похороненным в земле в наше время – роскошь, доступная только сверхбогатым людям, и сделать это можно только на собственном участке или в фамильном склепе.
Тело Марии отправили к старшей сестре в израильский дистрикт, а Роя – к родителям в бельгийский. Хайро и Вилли присутствовали только на прощании с Маликом, и то замаскировавшись. Всем семьям погибших перечислили компенсацию в размере годового дохода, но это только для начала. Я пообещал себе, что, когда (если) дела клана наладятся, мы возьмем на себя заботу о семьях пожизненно.
Внутренний голос нудел: «Хочешь откупиться? Хорошая попытка приглушить совесть, Алекс, но признай – все они погибли по твоей вине», – и я с ним не спорил. Да, они умерли из-за того, что я топовая «угроза» и, даже зная о том, как опасно ею быть, приблизил к себе слишком много людей. Но моя вина только в этом. Случившееся полностью на совести даже не тех, кто убивал, а тех, кто отдал приказ. Наемники – лишь инструменты, орудие в руках того, кто его использовал. У меня нет прямых доказательств, но я их раздобуду. Пока не знаю как, хотя варианты есть. Главное: Джошуа и Вивиан Галлахеры стали для меня врагами номер один.
Сердце требовало действовать немедленно – да только месть подождет. Малика это все равно не вернет, а мне важно сначала разобраться со всем тем дерьмом (снова!), что щедро насыпали небеса и небожители. И все же мантра о том, что месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным, не охлаждала сердце, пылающее гневом…
Об этом и примерно в таком ключе я думал, слушая Хайро. А он, закончив рассказывать о прощании, посмотрел на меня.
– Алекс, что тебя волнует больше всего?
– Безопасность, – не раздумывая ответил я. – Вам удалось связаться с дядей Ником?
– Удалось не только связаться, но и решить вопрос с космической яхтой. Есть пилот-ветеран, с лицензией. Мы его пробили – он нам подходит. Готов заключить контракт на год, просит сто тысяч фениксов.
Он сделал паузу, и я спросил:
– В чем подвох?
– Да нет там подвоха, – встрял Вилли. – Все решаемо.
– Есть, – подняв голову, пробормотал Сергей, занявший позицию у входной двери. – Целых три. А если со мной считать, то четыре.
И снова уткнулся в экраны наблюдения. Паузой воспользовалась Тисса, раздавшая нам сэндвичи и кружки с кофе. Молча поели, после чего я спросил:
– Так что там с пилотом?
Безопасники переглянулись. Хайро пожал плечами и заговорил:
– Сразу скажу, что других вариантов нет. Пилоты есть, но они не годятся. Катать в космосе аристо – запросто, а связываться с нами… никто не хочет. Это риск. Сам понимаешь, Алекс, объяснять каждому, кто именно будет на яхте, мы не можем, а ввязываться во что-то непонятное, что требует договора разума, пилоты… мягко говоря, желанием не пылают.
– Ладно, что не так с вашим подходящим пилотом?
– Во-первых, он русский… – начал загибать пальцы Хайро.
– Ни черта он не русский, – проговорил Сергей. – Фишелевич он!
– Юферов, твою мать! – выругался Вилли. – Что за антисемитизм?
– Я за факты, – ответил тот. – А за «антисемитизм» сам кому хочешь рыло начищу, Брисуэла. Охренел такое говорить, когда тело Маши еще не остыло?
– Сергей! – одернул того Хайро.
Инженер заткнулся.
– Ну и что, что пилот русский? – спросил я.
– Он не говорит по-английски. И по-испански тоже не говорит.
– Это решаемо, вон у нас есть Сергей, если что, переведет, – сказал я. – Да и автопереводчики никто не отменял.
– В опасной ситуации, требующей скорости реагирования, может стать критичным недочетом, – проговорил Юферов, не отрывая взгляда от экранов.
– Во-вторых, он инвалид, – добавил Хайро. – У него нет ног. Армия новые не предоставила, так как свои он потерял не на службе.
– Бионические протезы? – спросил я, невольно посмотрев на глаз Ханга.
– Говорю же, решаемо, – сказал Вилли.
– В-третьих, он выпивает, – продолжил перечислять Хайро.
– Да все, кого я знаю, выпивают! – воскликнул я. – Ну в Дисе точно!
– Он не выпивает, – заметил Сергей. – Он бухает! Поверь, Алекс, это разные вещи. Этот товарищ вам яхту пропьет, вот увидите.
– Добавим в контракт пункт о недопустимости употребления спиртных напитков на яхте, – ответил Вилли.
– Срать он хотел на ваш пункт, – пробормотал Сергей. – То есть сначала, пока трезвый, он со всем будет соглашаться, а потом, если хоть капля в рот попадет, пиши пропало. Отправит нас всех на солнце.
– Значит, сделаем так, чтобы на яхте не было ни капли! – начал злиться Вилли. – Сергей! Довольно!
– Да делайте что хотите! – махнул тот рукой.
– Что четвертое? – спросил Ханг. – Сергей говорил о четырех подвохах.
– Самое нерешаемое, – ответил Хайро. – Пилот служил в миротворцах вместе с Сергеем. Что-то они там не поделили. Пилот, узнав о мистере Юферове в команде, сказал, цитирую: «С этой padloy работать не буду даже за миллионы!»
– А я и за сто с ним не буду! – взбеленился Сергей, вскочил с места и сплюнул на пол, добавив не очень понятное: – Я с Фишелевичем гадить на одном поле не сяду!
– Мария же убиралась здесь, полы мыла, идиот! – рассердился Хайро. – Живо сотри!
– Туалет же есть, – пробормотал Ханг. – Зачем в поле-то срать?
Началась перебранка, но Сергею стоит отдать честь – плевок свой он стер рукавом, правда, после этого надулся еще больше. Я пытался выяснить, что произошло между ним и пилотом, но он рассказывать отказался. Йоши, знавший об их взаимоотношениях чуть больше, загадочно намекнул, что дело в одной вертлявой особе, служившей вместе с мужиками. Услышав это, я взбеленился и заорал:
– Хватит! Бездна, что за детский сад?! У нас друзья погибли! Риски никуда не делись! Пилота берем, яхту покупаем и валим не мешкая! Сергей, или ты с нами и… Шифеличем?
– Фишелевичем, – буркнул Юферов.
– Да! Или ты с нами и Фишелевичем, или оставайся в Кали!
На несколько секунд повисла тишина, нарушаемая тяжелым дыханием Сергея. Ее прервала Тисса.
– Пожалуйста, не ссорьтесь, – произнесла она так тихо, что я едва расслышал. И всхлипнула. – Нам нельзя ссориться.
Мы с Хангом озадаченно переглянулись – видеть, как Тисса пускает слезу второй раз за день, было весьма странно. В голове закопошились сомнения: настоящая ли она? Когда она плакала, узнав о смерти Малика, это было объяснимо. Но сейчас…
В то же время ее слезы подействовали на мужиков отрезвляюще, и все как-то сразу успокоились. Сергей достал из кармана жилетки фляжку, свинтил крышку и протянул Тиссе:
– Выпей, девочка. Поможет успокоиться.
Она послушно глотнула, закашлялась, но приложилась еще раз. Лицо тут же покраснело еще больше, а в глазах появился подозрительный блеск.
– Пей, пей, станет легче, – бормотал Сергей, придерживая фляжку.
Тисса сделала еще несколько глотков, хотя далось ей это непросто – она давилась и жмурилась.
– Что там за бухло? – поинтересовался Ханг.
– Спирт, – ответил инженер. – Медицинский.
Он и сам сделал пару глотков, шумно выдохнул, вытер рот, после чего хмуро сообщил, что ему контракт не позволит остаться здесь, так как он «отвечает за безопасность офицеров клана, а не какого-то здания в жопе мира», а уже тем более «за Фишелевичем нужен глаз да глаз», так что Сергей – с нами.