— Добрый день, Анастасия, — Юрий послушно склонил голову.
— Добрый, добрый, — радостно защебетала Анастасия, тяжёлая плетённая корзинка опасно качнулась в её руке.
— К сожалению, нам нужно идти, — Юрий вновь торопливо поклонился. — Как обычно, много дел, очень много.
— Ничего, ничего, я подожду, — полное лицо Анастасии расплылось в гадкой улыбке.
Юрий, как мог, скосил глаза в сторону. Аж мороз по коже. Лучше бы она этого не делала. А то на миг показалось, будто Анастасия вот-вот вцепится своими кривыми зубами ему в шею.
Едва ли не в припрыжку, Анастасия уплыла дальше по улице. Что за наказание такое? Насколько Юрий не горит желанием стать её мужем, ровно настолько же, а то и больше, Анастасия хочет выйти за него замуж. Каждый раз при встрече она аж светится от радости. Светится, и не считает нужным скрывать свою радость. Уродина, Юрий насупился.
— Никакая она не уродина! — тяжёлая рука родителя отвесила Юрию горячий подзатыльник, отец будто мысли прочитал. — С лица воду не пить. Зато она хорошая хозяйка, умеет вкусно готовить и ухаживать за скотиной. И прекрати так грустно вздыхать!
Юрий зло покосился на отца. Конечно, хорошая, ведь это не ему жениться на этой уродине. Но, делать нечего. Идти наперекор отцу Кондрату и старосте Немееву, почитай, всей деревне, пустое дело. И гулять Юрию на свободе только до осени. А там неизбежная свадьба. Если только, Юрий приподнял голову, не случится какое-нибудь чудо. Но! О Вельшино забыл не только Большой внешний мир, но и бог. Забыл, как бы отец Кондрат не пытался уверить в обратном.
— Прекрати так грустно вздыхать! — на этот раз отец разозлился по-настоящему.
От очередного жгучего подзатыльника Юрия спасло только то, что они дошли до своей избы. Злится родитель, очень злится, когда от дурных мыслей Юрий грустно вздыхает. Всё равно злится, хотя прекрасно знает, от чего Юрий так печалится.
— В хлев иди, — рука отца толкнула в плечо. — Почисти как следует. Пока не почистишь как следует, в дом не заходи.
— Обязательно сделаю, папа, — смиренно ответил Юрий.
По меркам Вельшино, у Фёдора Сварина большое и справное хозяйство. Изба на пять окон и большой мост за ней. Две коровы и два телёнка. А ещё овцы, куры и поросёнок. И, гордость отца, конь по кличке Кнут. На заднем дворе большой огород. Ну и, конечно же, свой надел на общем поле за околицей.
Левой рукой Юрий распахнул дверцу просторного хлева. В нос тут же шибанул противный запах свежего навоза. Твари божьи пусть и приносят много пользы, но и хлев засерают очень быстро. Если не через день, то через два нужно обязательно убирать за ними. Из угла Юрий подхватил деревянные грабли с отполированным до блеска черенком. Родитель строг, так что лучше не лениться. Навоз нужно аккуратно и тщательно сгрести, а потом вынести в кучу на краю огорода. На следующий год хорошее удобрение будет. Пол подмести и насыпать свежего сена.
Работа привычная и знакомая до боли. Деревянные грабли старательно елозят по утоптанной земле. Противные катышки нехотя собираются в кучу. Сейчас вся скотина на выпасе за околицей. Зимой будет ещё хуже, когда коровы и овцы будут жить в хлеве безвылазно. Тогда навозу будет ещё больше, а сгребать его будет ещё трудней, да ещё дважды в день.
— Работай, работай, — в дверях показался отец, обезображенная рука родителя легла на тёмный косяк. — Если бы не пялился на бесовские машины, то давно бы уже всё закончил и отдыхал. А так не забывай: перед воскресной службой нужно везде навести порядок и чистоту, а не только в доме.
Юрий ничего не ответил, и вообще сделал вид, будто не заметил отца. В важности воскресной службы, о необходимости навести порядок и чистоту не только в доме, он уже слышал бессчётное количество раз. Знакомые до оскомины слова влетели в одно ухо, и тут же вылетели в другое.
— Работай. И сена не забудь задать, — напоследок бросил отец.
— Не забуду, — тихо, почти про себя, произнёс Юрий.
Вонючая куча возле дверей прибавила в размерах, но тащить её к огороду ещё рано. Грабли грохнулись в угол, Юрий подхватил метлу. С отца станется проверить. Да и мать, когда вечером пойдёт коров доить, тоже будет недовольна, если по углам останутся пахучие крошки. Единственные, кто ничего не скажут, это сами коровы и овцы.
Пучок тонких прутиков принялся шаркать по утоптанной до крепости камня земле. Юрий грустно вздохнул. Неужели вся его жизнь вот так и пройдёт? Работа в поле, работа в этом вонючем хлеву, работа в доме. В доме даже ещё хуже, ибо уже осенью ему придётся делить одну кровать с уродливой и нелюбимой женой. Чтоб её волки задрали! Веник с силой шаркнул по земле, аж тонкие веточки едва не треснули. Как же, Юрий скривился, держи карман шире, задерут её! Серые не дураки, побрезгуют.
Да, вот ещё сено задать. Метла улетела в угол к деревянным граблям. Пришлось несколько раз сбегать под навес, что пристроен к хлеву. Наконец, настенная кормушка доверху завалена сеном. Сухие травинки пучками торчат между кривыми перекладинами из тонких веток. Только этой весной Юрий вместе с отцом сделали её взамен старой, которая окончательно сгнила и развалилась. Дерево ещё свежее, почти белое, но уже начало темнеть. Вот и его жизнь как эта кормушка: вроде ещё свежая, но уже кривая и начала темнеть.
Старая плетённая корзинка шмякнулась на пол. Небольшой деревянной лопаткой Юрий принялся загружать её навозом. В голову очень не вовремя пришли воспоминания о той женщине на берегу Шушбай. Какая она красивая. Пусть не девица на выданье, вполне взрослая и замужем, но ни одна баба в Вельшино не может сравниться с ней. И дело даже не в красоте её тела и гладкой коже. Нет. Юрий прислонил деревянную лопатку к стене. Женщина из Большого внешнего мира какая-то прямая, уверенная в себе, наверняка умная, умеет читать, писать и даже считать больше ста. А иначе как она может повелевать машинами?
В голову закралась крамольная мысль. Юрий аж замер на месте. Глаза испуганно метнулись ко входу в хлев. Но нет, отца не видно. Руки ухватились за ручки плетённой корзинки. Однако нервная дрожь ледяной водой всё равно прокатилась от плеча к пяткам. Может… Того… Ему и в самом деле уйти, убежать из Вельшино? Переплыть или перейти вброд Шушбай и добраться до другого берега. Убежать в Большой внешний мир, а там будь, что будет.
Аж думать страшно! Юрий с кряхтением приподнял тяжёлую вонючую корзину. К чему скрывать, он уже думал об этом. Бросить эту жизнь. Бросить отца Кондрата с его опостылевшими проповедями об адских муках. Бросить отца с его вечными подзатыльники. Ведь что он теряет?
Перегрузил, тяжеленная корзина с навозом едва не отрывает руки, но Юрий упорно потащил её к дальнему концу огорода. Ведь что он теряет? Самое приятное, что он потеряет, так это необходимость жениться на Анастасии Зориной. Только ради этого уже стоит навострить лапти. Хотя… Навоз высыпался в огромную зловонную кучу, Юрий опустил корзину на землю и смахнул со лба испарину. Мать жалко. Как она расстроится, как она будет плакать, если он и в самом деле однажды ночью переберётся на тот берег реки Шушбай.
Глава 3. Явить чудо
Скучная и нудная воскресная служба тянется невыносимо долго. Юрий поднял глаза, хорошо, что хоть серые тучки на небе не торопятся разразиться мелким противным дождиком. А то было бы вообще невыносимо, хоть волком вой.
Как и полагается, Юрий вместе с родителями стоит в толпе односельчан возле церкви. Как и полагается, он чист, опрятен и даже причёсан. В честь седьмого дня мать велела ему надеть праздничные рубаху и штаны. От рабочих они отличаются только тем, что более новые и ещё не застиранные. Через год или два, когда рабочая одежда окончательно сносится, именно в этих штанах и рубашке ему придётся чистить хлев и таскать навоз на огород. Но это будет потом.
Дверь в церковь распахнута настежь. Изнутри доносится густой и громкий голос отца Кондрата. Священнику то и дело вторят певчие. Как обычно, внутрь поместилось не больше двух десятков человек. Остальные остались снаружи. Как и полагается, на воскресную службу пришли все. Ну, Юрий мысленно поправил сам себя, почти все. Дед Антон остался дома. А всё потому, что у него уже много лет назад отнялись ноги.
