поднимая с пола фонарь и поднимая его повыше, чтобы я точно смог разглядеть собственное отражение.
На меня смотрел Рей. Тот Рей, что выехал из Шамограда почти год назад. Молодой, здоровый и полный сил.
— Что со мной случилось?
— Я думаю, тебя одарила Пустота, — серьезно ответила келандка.
— Но как…
Мне резко стало плохо, мир качнулся, а отражение в медном зеркале стало сжиматься. Лицо резко осунулось, сам я стал ниже, будто бы у меня подкосились колени, а рука, что держала меч, ослабла.
— Не смей! Даже не думай! — вскрикнула келандка. — Это не ты! Вот — ты! Молодой, здоровый и сильный! Не позволяй Пустоте помыкать тобой!
Я еще раз взглянул в зеркало. Часть моего лица выглядела изможденно, часть — вполне обычно.
— Но как я…
— Ты каждую ночь приходил в норму. В свою старую норму. А наутро превращался в развалину. Не думай о случившимся! Думай о сражении, о бое! Как тебе удалось отражать мои атаки на заднем дворе?
— Случайность… У меня была крепкая трость… — начал я, но моментально получил по уху. — Хватит драться!
— Не будь идиотом! Соберись, контролируй эту силу! Ее дает тебе камень рун, ее дает тебе пустота! Пользуйся!
— Но как?! Что мне делать?! — прокричал я, поворачиваясь к Витати.
— Вроде перестал… — пробормотала винефик. — А теперь — даже не смей перекидываться обратно в калеку! Понял?!
— Да я не умею!
Этот удар в ухо я сумел заблокировать. Просто поймал кисть винефика и сжал в своих пальцах.
— Я говорил, хватит драться! — прокричал я.
— Идем! — проигнорировала мою просьбу винефик. — Неизвестно, сколько у твоей златовласки времени…
Такого прозвища для Отавии я еще от Витати не слышал. Видимо, винефик берегла его для особого случая, такой, как этот.
— Как ты их найдешь? — спросил я.
— А ты обратись к пустоте внутри себя, сам поймешь, — рыкнула винефик, выходя в коридор.
И впервые за эти пять минут я не стал спорить с ней. Просто вдохнул-выдохнул, отчего рубашка на груди затрещала по швам, а после посмотрел на мир магическим зрением, что осталось у меня от Эдриаса. Пустота… Ничто не бывает пусто. Амулет, что носила как украшение на своей груди Отавия, оставлял четкий магический след. Белая сила, она будто бы расталкивала остальные магические потоки, превращая маршрут, которым похитили принцессу, в явную и ясную тропу.
Интересно, как это чувствует Витати? А она чувствует — я видел. Просто не видит. Надо поговорить с ней об этом, раскрыть все карты. Уверен, слепому есть, чему научить зрячего, как и всегда.
Старику Тики не повезло. Мы переступили через труп раба у крыльца на заднем дворе, а я даже остановился и закрыл ему глаза. Тики. Трудолюбив, добр, проницателен. Раб был умен и при этом свободнее многих других, кто не носил тонкий стальной ошейник. Верной службой он заслужил не только доверие, но и уважение акрильсерского лекаря, а для меня он стал надежной опорой. Тики никогда не кричал, не жаловался, всегда помогал, старался меня подбодрить. Где сейчас Ирман? Скорее всего, отправился хвостом за Осиором, как и обычно. Впрочем, судьба гадкого слуги интересовала меня меньше всего: Ирман был изворотлив и живуч, это признавала даже Виола. По-своему отважен, но не глуп, так что, я уверен, если слуга был в доме на момент похищения Отавии, сейчас он далеко — где-то на полпути ко дворцу. Но мы не можем ждать кавалерию в лице Осиора и Виолы. Маги сами нас найдут, а сейчас — нам нужно было спасти принцессу. Это понимал я, это осознавала Витати.
Пробираясь темными улицами Акрильсеры, стараясь при этом не привлекать к себе внимания, я думал, насколько обязан келандке. Она меня многому научила, показала во многом пример, дважды спасла только за последние полгода. Витати, при всей ее жесткости и жестокости была хорошим человеком, со своими тайнами и секретами, но именно она была самым надежным моим спутником из всех. У Осиора хватало своих бед и проблем, у него была Виола. Ирман… Что тут сказать? Мы со слугой ненавидели друг друга. С Отавией меня связывали чувства, но вот Витати… Не каждая сестра может быть так близка, как была дорога мне келандка.
Встала на место и история во дворе. Она знала о моих переменах по ночам, она пыталась до меня достучаться. А если…
Я едва не запнулся, когда понял, что и Отавия была в курсе. Поэтому она и приходила ко мне по ночам. Но почему они все молчали? Почему не говорили мне о переменах? Этот вопрос я шепотом задал келандке, пока мы вжимались в стену какого-то здания, пропуская мимо себя выпившую компанию.
— Когда в последний раз Осиор задавал тебе вопросы о том, что случилось в поле у Нипса, ты впал в ступор и встретился с Пустотой, — шепотом ответила винефик. — Как ты думаешь, хотелось ли нам опять погрузить тебя в это состояние?
— Так было нельзя! Вы должны были мне сказать! — прошипел я.
— Это не было чьим-то отдельным решением, — ответила келандка. — Мы решили так все вместе.
На этом мои споры резко прекратились. Они все знали, они все мне врали. Что бы что? Что бы защитить от этого знания? Я мог менять внешность? Если четки Магнуса были камнем рун, который Эдриас разрушил для того, чтобы захватить тело того мужчины, то, получается, Магнус никогда не был Магнусом? А кем он был? Неужели…
Эта загадка, разбитая на части, стала складываться в моей голове. Всплыл интерес господина Неро к случившемуся на конюшне, его расспросы. То, как быстро он оказался за пределами городских стен…
— Помнишь господина Трибунального Истигатора в тот вечер? — шепнул я келандке.
— У конюшен? Помню, — кивнула Витати.
— Ему нельзя верить.
— Я знаю.
— Что?!
— Я знаю. Я никогда ему не верила. Он лжец.
— Почему мне не говорила?
Опять кто-то идет. Мы снова скользнули в переулок и, пряча оружие, вжались в стену.
— Потому что это друг твоего учителя, а в твоих глазах Осиор непогрешим, — ответила келандка. — Ты бы мне поверил тогда? В Шамограде? Если бы не дошел своим умом?
В словах винефика был резон.
— То-то же, — подытожила Витати, наблюдая за моим выражением лица. — Поэтому я зря
