— Бля, погоди… Фух, ёпт… — Лёха наклонился, взялся руками за бёдра. — Давно не бегал…
— Клюну, — предупредил петух.
— Иди нахер… — ответил Избранный.
Последний раз Лёха бегал лет этак восемь-девять назад, ещё будучи зелёным новобранцем в роте молодого пополнения отдельной гвардейской инженерной бригады. Проще говоря, когда был слоном в стройбате.
Петрович обошёл хозяина сзади, подскочил и клюнул его в задницу, а потом припустил бежать. Разъярённый Лёха побежал за ним.
— Стой, петушара! Убью, сука! — рычал он, но тихо, чтоб никого в деревне не разбудить.
Они выбежали из деревни на тракт, миновали крайнюю хату. Тракт шёл мимо полей, через лес. Петрович бежал первым, и устремился прямо в дубраву, тёмную и мрачную. Только бледный лунный свет струился через кроны деревьев, отчего каждый куст, сокрытый в темноте, казался каким-нибудь чудовищем или монстром, а звуки ночного леса — шелест листвы, стрекот цикад, шорохи и топот — доносились со всех сторон.
Лёха замедлил шаг, перехватил покрепче топорище. Ему было страшно, хоть он бы и не признался в этом даже самому себе. В мире, где крысы могут быть размером с откормленного порося — лучше быть начеку. Лёха обернулся, посмотрел назад, погони за ними не было.
— Стой, петушара, бля… — пробормотал он, останавливаясь на небольшой полянке.
Избранный громко и тяжело дышал, лицо его, и без того постоянно красное, раскраснелось ещё больше, приобретая цвет спелого помидора. Он вытащил из кармана смятую пачку «Винстона», открыл дрожащими пальцами. Оставалось три штуки. Лёха на мгновение остановился. Мозгом он понимал, что тратить их так часто нельзя, но душа требовала, и он закурил. Тут же закашлялся после долгой пробежки, схаркнул, утёр влажные губы рукавом мастерки, и с наслаждением выпустил сизый дым в воздух.
— Ты это чего делаешь? — раздался голос Петровича.
Петух спрашивал издалека, всё ещё опасаясь гнева хозяина. Лёха не отвечал, снова забивая голод сигаретным дымом.
— Огнём дышишь? Ты из рода драконов? — не унимался Петрович.
— Дракон это тот же петух, только гребень во всю спину, — изрёк Лёха услышанную когда-то тюремную мудрость.
— Так ты тоже петух? — удивился питомец.
— Слышь, бля, — веско произнёс Лёха. — Я пацан нормальный, за меня хоть кто скажет.
Он был в благостном расположении духа, курево его расслабило и успокоило. Даже тёмный лес перестал казаться таким страшным. Он решил лечь спать прямо тут, а уже утром развести костёр и приготовить еды. Летняя ночь была достаточно тёплой. Лёха улёгся на землю под каким-то кустом и попытался заснуть. Ему вспомнилось, как он, бывало, просыпался в таких же кустах после бурных попоек.
Проснулся Лёха от того, что Петрович кукарекал прямо у него над ухом.
— Бля, заткнись, — простонал Герой.
Было довольно холодно, ноги в шлёпанцах окоченели, да и спортивный костюм тепло держал весьма скверно.
— Я птица, у меня инстинкт, — возразил Петрович и снова заорал.
Лёха взялся за топор, и петух с возмущённым кудахтаньем поспешил отскочить. Но сон уже не шёл.
— Эх, бля, пельмешков бы щас навернуть, — вздохнул Избранный. — Жрать охота.
— Меня нельзя жрать, я разумный, — произнёс Петрович, на всякий случай отходя ещё дальше.
— А кого мне жрать? Петрович, братан, иди сюда, — сказал Лёха, заводя руку с топором за спину.
Петух попятился назад.
— Вон, лучше ягод поешь! — взвизгнул Петрович.
Лёха обернулся. На кусте, под которым он ночевал, и в самом деле висели мелкие красные ягоды. Ягод было много, они свисали из-под листьев, сверкая в рассветных лучах сочными налитыми боками. Лёха почесал бритый затылок.
— Не, вдруг они ядовитые, — проявил чудеса благоразумия Лёха.
— Да не ядовитые они! Обычная кровяника! — упорствовал Петрович.
Лёха сорвал одну, покатал между грязных пальцев, бросил на землю петуху. Петрович без задней мысли склевал ягоду.
— Смотри мне, бля, — погрозил Избранный, срывая следующую ягоду и отправляя себе в рот.
Вкус был необычный, напоминал одновременно копчёную колбасу, гранат и майонез. Лёха сорвал следующую.
— И правда, нормас, — признал Герой.
— У вас таких нет, что ли? — спросил петух, и Лёха помотал головой в ответ.
Избранный срывал ягоды кровяники одну за другой, без промедления отправляя их в рот. Живот сперва утробно зарычал, чувствуя необычный завтрак, но потом успокоился.
Лёха обобрал весь куст и сыто рыгнул. Пальцы, перемазанные в красном соке, он вытер о штанину.
— Сойдёт, живи пока, — хохотнул он. — Пошли.
Идею вернуться в деревню русаров и забрать награду за уничтожение крыс Лёха отбросил сразу. Поэтому они с Петровичем вышли обратно к тракту и пошли по нему на юг. Направление Лёха выбрал особо не заморачиваясь, по считалочке.
Вдоль пыльной дороги с одной стороны простирались поля пшеницы, с другой стороны возвышались дубы. Опушка леса подходила почти к самому тракту, так что Лёха рассчитывал при появлении каких-нибудь патрулей, всадников, стражников и прочих краснопёрых, просто юркнуть в лес и заныкаться там. После драки с Лютомыслом общаться с властями совсем не хотелось.
Вдруг впереди кто-то свистнул, и на дорогу перед Лёхой высыпали мужички с топорами и дубинками. Как раз из леса, что примыкал к дороге. Лёха насчитал одиннадцать человек, целая банда.
— Эй, дружище, постой! — насмешливо произнёс один из них, одетый в кольчугу с чужого плеча, не по размеру. Он единственный был вооружён мечом, а на голове его красовалась железная шапка.
Четверо лучников немедленно взяли Лёху в прицел. Лёха вдруг почувствовал, как от съеденных ягод скручивает живот, а на спине выступает липкий холодный пот. Лёха сжал булки изо всех сил.
Глава 7. Эпическая Битва Лёхи Против Сумрачного Биооружия
Межпланетный Гипервождь лениво испускал эманации зла, ворочаясь с одного бока на другой в своём тесном узилище. Он и был злом, его персонификацией, проекцией, всем злом, каким только мог быть. Он был раковой клеткой, летящей пулей, взрывной волной. Он был комаром, пищащим над ухом за пять минут до будильника. Он был холокостом, войной, геноцидом. И сейчас он лежал, запертый во вневременной темнице, тесно спутанный и крепко связанный, но чуял, что путы слабеют.
Две тысячи лет назад Богиня нашла способ его заточить, с помощью одного из своих Избранных, но даже это Внекосмический Мегатрон сумел повернуть себе на пользу, и теперь люди, эльфы, гномы и панголины развязывали войны и убивали друг друга с именем этого Избранного на устах. Каждое убийство, каждое преступление приближало триумф Антипространственного Владыки. И сейчас он чувствовал, что триумф близок.
Да, девчонка успела отправить нового Избранника в один из отсталых миров, но Чёрномрачные Нейтроны считали его образ и отправили Хозяину до того, как новый герой телепортировался. Этот герой даже на пике своих возможностей не сможет противостоять Гипервсемогущему Надбогу, а значит, бояться было нечего.
Радиотелескопический Галактоморф вспомнил предыдущего Избранного и эпическую битву, в результате которой оказался связан и заперт вне пространства и времени. Эманации зла потекли сильнее, извиваясь в коротковолновом диапазоне. От этих эманаций, проникших в мир, кто-то уронил ключи в шахту лифта, кого-то обрызгал мусоровоз, у кого-то скисло молоко в холодильнике. Воспоминания о позорном проигрыше всегда выводили Циклопического Астрорикса из себя. Он вспомнил, как они с Избранным швырялись друг в друга целыми галактиками, и снова жидко испустил чистейшее зло.
Новый Избранный куда больше подходил на роль мелкого приспешника. Потоптать грядки, пожечь посевы, пособирать дань с бедных крестьян. На что-то большее он вряд ли был способен. Спектральный Предводитель даже на мгновение задумался, а не сделать ли новому герою предложение присоединиться к его Чёрномрачному Воинству, но быстро отбросил эту идею. Вместо этого он отправил на отсталую планету всего одну свою мыслеформу. Та, в свою очередь, облетела весь мирок по орбите, нашла подходящие горы и забурилась поглубже в их корни. Ростки Зла были посеяны.
