Эту сюрреалистическую картину освещало заходящее солнце.
— Маша, беги! — вновь крикнула я. Но мою шею сдавила сильная рука.
Я рывком развернулась к тому, кто держал меня, как ни странно, он не препятствовал.
— Отпусти. — Смотрю ему в глаза, в которых явно проявляются желтые искры.
— Тоже хочешь поохотиться? — Его лицо озаряет мальчишеская улыбка.
— Псих. — Не раздумывая, пнула его под голень, от неожиданности меня выпустили, после чего я бросилась в сторону Мани.
А вокруг происходило что-то нереальное. Может, мой аутизм на самом деле был латентной шизофренией? Потому что как тогда объяснить происходящее? Это же берд сумасшедшего! Люди становились на четвереньки и начинали покрываться шерстью. Она довольно быстро росла через их кожу. Боже, да что это за чертовщина?!
— Мамочки, — скулила я, схватив Машку за руку.
Та как завороженная смотрела на происходящее, я же, наоборот, старалась этого не делать, в страхе травмировать свою психику больше, чем она есть. Мои инстинкты кричали мне «бежать!», и я им верила. Более того, я со всей своей силы тянула Маню за собой, в попытке оторваться от озверевших в буквальном смысле того слова преследователей.
Когда происходит нечто подобное, мозг концентрируется на одной мысли, успешно игнорируя остальные. Вот и сейчас мой тренированный разум мог думать лишь о побеге, нежели о происходящем вокруг.
Но Машка, в отличие от меня, тренированной не была. И бегала она так себе. Она была в истерике, ее била дрожь, а слезы застилали глаза. Опять же обувь у нее была явно неподходящая. Она была обузой, и я с ужасающей отчетливостью понимала, что вместе нам не выжить. Но нам дали фору, я прекрасно это осознавала. Вой. Волчий вой. Они начали свою охоту.
— Маша, пожалуйста, пожалуйста, шевели ножками, — тянула ее за собой.
На этот раз я была обута, но какая теперь разница? Ветки били по лицу, высокая трава цеплялась за ноги, мешая бегу. Пропадало дыхание, шум сердца заглушал рыдания Марии. Ломанулась я через чащу, в глупой надежде выбраться на дорогу, сделав приличную дугу. Вот только с монстрами в скорости нам не тягаться.
Рывок, нечеловеческий крик за спиной, и у меня похолодела кровь.
Машка выпустила мою руку. Как в замедленной съемке, я разворачиваюсь и наблюдаю за тем, как четыре огромных… волка рвут на части мою Маню. А трое других кружат вокруг. Я никогда не забуду ее крика. И ее взгляда. Она звала меня. Она умоляла помочь ей. Боль, навечно застывающая в ее глазах. Кровь, впитывающаяся во взрыхленную землю. Она пыталась отбиться, прикрывая локтями лицо и шею. Мне казалось, я слышу хруст костей и чавкающий звук плоти. Но вскоре руки превратились в кровавые ошметки, а в ее горло вгрызся волк со светло-серым мехом. Почему-то я решила, что это Артем. Кричать Маша перестала, короткий хрип, и лишь рычание волков, рвущих уже не сопротивляющееся тело.
Лес жил своей жизнью, источая прелый аромат травы и мха. Металлический запах окутал меня, отдавая солоноватым привкусом на языке. Я отчетливо понимала, что теперь моя очередь. Было до боли обидно выжить тогда, в лесу, и сдохнуть среди монстров теперь.
Нужно было позвонить дяде.
Бежать. Я должна бежать. Но на моем пути встал Хорт. Он протягивал ко мне руку и улыбался.
Пожалуйста, пусть все это окажется галлюцинацией. Пусть я очнусь в палате, как это уже было. Мне до рези в глазах хотелось зажмуриться. Но словно в бреду я продолжала держать глаза открытыми, мечтая ослепнуть.
Хорт нахмурился и посмотрел в сторону. На нас, словно лавина, бежали волки. Много волков. Много больших, злых волков. Тот, кто звал себя Хортом, подобного не ожидал. Он попытался рвануть в мою сторону, но не успел, между мной и им возник огромный черный волчара. Он щерил пасть и утробно рычал. На морде виднелись шрамы, а во взгляде лютая злоба. От неожиданности я опустилась на пятую точку. Ноги меня уже не держали. Черного волка интересовала не я.
Посмотрела туда, где еще недавно монстры убивали Машу. Теперь там убивали монстров. Я никогда не видела, как волк отрывает другому волку голову. Жадно вгрызаясь в шею, скуля и рыча, упираясь мощными лапами в землю, пропитанную кровью. А рядом лежало то, что осталось от некогда красивой и веселой девушки.
Скажите, чей бы мозг выдержал подобное зрелище? Мой — не выдержал. Начался очередной приступ. Я ушла в себя.
— Девочка моя, прости, — шептал кто-то мне на ухо. — Ру, приди в себя, пожалуйста.
Знакомый запах. И голос.
— Маленькая, все хорошо, все кончилось. — Горячая рука прикасается к моей щеке.
Нет, нет, нет!
Рядом со мной тяжело вздохнули, после чего горячий шершавый язык прошелся по моей щеке. Я взвизгнула и попыталась ударить того, кто посмел вырвать меня из моего собственного безопасного мира. Но двинуться мне не удалось.
— Са-ша, — хриплю я. — Са-ша.
Он крепко держал меня, прижав к обнаженной груди. Залитый кровью, лишь в одних штанах, он укачивал меня на своих руках. Меня пробила крупная дрожь, а потом я закричала. Кричала долго, с удовольствием, пыталась вырваться, царапалась и кусалась. Подобного поворота событий Саша не ожидал, но продолжал удерживать меня.
— Руслана, маленькая, — шептал он.
— Хорт, что с ней? — Этот голос я тоже узнала. Он был с Сашей в ту ночь в лесу.
Я замерла. Хорт.
— Успокоилась? — удивился тот же голос.
— Игорь, заткнись, — процедил Саша. — Леха, дуй в дом, соберите все вещи, что могли принадлежать девчонкам.
Мой измученный разум сжалился надо мной, сознание меня покинуло.
Яркие лучи солнца щекотали мой нос, сморщившись, я попыталась отвернуться. Не тут-то было, от солнышка не спрячешься, теплый луч проворно переместился на щеку, вырывая меня из сладкой неги сна. Мне было тепло, уютно, так хорошо, что совсем не хотелось просыпаться.
— Руська, — слышу я голос.
Рывком подорвалась на кровати, пытаясь найти источник голоса, испуганно шаря по собственной комнате глазами. Да, я была дома, в своей комнате, которую сейчас ярко освещало солнце.
— Проснулась наконец? — смеялась она. — Ну и горазда же ты спать!
Машка. Она сидела в кресле возле компьютерного стола, закинув ногу на ногу и улыбаясь мне своей привычной, чуть ехидной, чуть бесшабашной улыбкой. Как всегда на высокой шпильке, в коротенькой юбочке и обязательной кофточке с глубоким вырезом. Грудь третьего размера, как раз такая, о которой она давно мечтала. Ах да, этим летом она наконец исполнила свое желание. Безупречный макияж на улыбающемся лице лишь подчеркивал красоту ее невинных глаз.
Больше ничто не могло удержать меня в кровати. Сердце бешено рвалось из груди, горло сдавил спазм, не позволяющий продохнуть, ноги, казалось бы, сами несли меня к Мари. В мгновение ока я оказалась рядом с ней. Упав на колени, я в благоговении протянула к ней руку.
— Руська, ты чего? С ума сошла, да? — испугалась Машка.
— Да, — прохрипела я, выталкивая из горла звуки вместе с дыханием, которые, казалось, застряли там навечно. — Мань, ты жива.
Трясущимися руками я обняла ее ноги, уткнувшись лицом в Манины колени. Теплая, живая.
— Машка, мне такой сон страшный приснился, — всхлипнула я. — Такой страшный.
Меня трясло, рыдания рвали грудь, но успокаиваться я не собиралась. Живая, живая, живая.
— Тшшш. — Маня ласково погладила меня по голове.
— Маш, знаешь, я не права была. — Не отрывая лица от ее колен, я продолжала рыдать. — Мань, я должна была подпустить тебя к себе. Машенька, прости, прости, прости.
Мои бессвязные бормотания прервал ее легкий переливистый смех.
— Руська. — Ее ладонь покинула мою голову. — Да все хорошо, Руська. Мне здесь нравится.
Я похолодела.
Запах крови ударил в нос. Отпрянув, я посмотрела на Машу, точнее на то, что когда-то было Машей. Кровавые ошметки плоти, розовеющие куски мяса и среди всего этого ужаса такие живые, такие знакомые Машкины глаза.
— Нет, нет, нет, — бормотала я.
— Руська, прекращай истерику, — повысило голос окровавленное нечто.
— Скажи, что я сплю! — взвизгнула я, по-прежнему не желая верить. — Скажи, что все это продолжение кошмара. Скажи, что, когда проснусь, ты позвонишь мне и снова наорешь.
Странно видеть яркие, живые глаза посреди кровавого месива. Так же странно, как и жалость в этих самых глазах.
— Прости, — грустно сказала она. — Я ведь попрощаться пришла. И попросить. Чтобы выполнить мою просьбу, ты должна стать сильной. Перестань плакать, ты ни в чем не виновата. — Она говорила со мной как с маленьким ребенком.
Я замерла. Даже дышать перестала, и только обжигающе горячие слезы чертили дорожки на моих белых щеках.
— Похорони его рядом со мной, — ласково попросила она.
— Кого? — Смысл ее слов с трудом вязался у меня в голове с ее теплым, доброжелательным тоном.
