Ведунье бы полагалось, наверное, задуматься. Понять, что происходит. Решить, как быть дальше. Сделать выводы, в конце концов. Но в данный момент ее интересовало только одно: как хаш-эды спят? Потому что демонесса упиралась круто загнутыми рогами в пол и шея ее выгнулась так, что даже просто смотреть на это было некомфортно.
Кстати, признаков жизни красавица не подавала. То ли действительно сильно приложилась, то ли решила доигрывать до конца. В комнате повисла тишина, которую ведунья по собственной воле нарушить бы не решилась.
— Ирраш, отнеси Адашу в ее комнату. А потом я жду тебя в своем кабинете, — спокойно приказал рогатый, словно это не он только что изображал из себя олицетворенное возмездия.
Шавер, не переча, выбрался из-за кресла, бросил в сторону лекарки искренне ненавидящий взгляд, подхватил бездыханную демонессу на руки и отбыл. За что Арха ему была искренне благодарна. Боев демонов она бы не перенесла. У всех ведуний сердце с рождения слабое и насилия не приемлющее.
Дан стоял на пороге, словно не в силах был сообразить, уйти ему или зайти внутрь. Потом, видимо, на что-то решился и шагнул в комнату. Но дверь закрывать не стал. Подошел к постели, присел на корточки, глядя на девушку снизу вверх. Глаза его посветлели, но о чем он думает, ведунья понять не могла.
— Испугалась? — спросил он негромко.
Прежде чем ответить, Арха всесторонне обдумала его вопрос. И решилась, все-таки, уточнить.
— Кого?
Демон усмехнулся, поднял с покрывала кончик ее косы и провел им по ладони, словно проверяя на мягкость, как делают с кистями художники.
— Арха, а если я привяжу на нитку бумажку, ты что будешь делать? — серьезно поинтересовался он, разглядывая косу. — Лапой ловить?
Лекарка не сразу и сообразила, о чем рогатый спрашивает. А когда сообразила, то не нашла ничего умнее, как выпалить: «Сам баран!» Он даже не обиделся, только опять усмехнулся, вежливо пожелал ей спокойной ночи и удалился.
И только полюбовавшись на закрытую дверь пару минут, ведунья вспомнила об упущенной уже возможности заявить ему, что в гостеприимстве она не нуждается. Но не бросаться же за ним вдогонку…
Оплачивая чью-то жизнь своей, не забудь поинтересоваться, хочет ли должник вообще брать кредит.
Из трактата «Рассуждения о стоимости вещей»
— Просыпайся! Эй, ты, как там тебя? Вставай!
Арха с трудом разлепила глаза и приподняла голову, чувствуя, как страницы книги, на которой она уснула, липнут к щеке. Поморгала, прогоняя сонную одурь. И едва не заорала. Да лекарка и закричала, но ей банально рот ладонью зажали. Поэтому у нее и вышел не вопль, а хриплое сипение.
— Что ты визжишь как кошка драная? — зло прошипел шавер.
Лекарка резко дернула головой. Естественно, его ладонь никуда не делась, только съехала немного. Но этого было достаточно для того, чтобы ведунья вцепилась в мякоть зубами. С чувством вцепилась, с удовольствием.
Надо отдать ему должное, ушастый не заорал. Только с видимым трудом сдержался, чтобы не отвесить оплеуху — даже свободная рука его дернулась.
Девушка выплюнула ладонь и брезгливо утерла губы.
— Добить решил?
— Не ори, весь домой перебудишь. Обувайся и пошли. Только тихо!
— Никуда я с тобой не пойду! — продемонстрировала собственное умение шипеть Арха.
— Пойдешь, как миленькая! Поскачешь просто!
— Это ты сейчас поскачешь отсюда. Зайчиком! — сообщила ему лекарка, собираясь повторить подвиг демонессы.
В смысле, заорать дурниной. Смерти-то она не боялась, но это еще не значит, что ей жить не хотелось. А умирать от лап психованного и явно на всю голову больного демона ведунье совсем не нравилось.
— Человечка, а ты нарваться не боишься? — прорычал он, сощурив свои жёлтые глазенапы.
Но, кажется, к рычащим демонам девушка уже привыкать начала.
— Я шаверов в чреве матери отбоялась, урод!
— Ублюдок![2]
— Приятно познакомиться, лорд Ублюдок, меня зовут Арха. Что ты визжишь как кошка драная? Весь дом перебудишь!
«Забавно, а, действительно, как правильно употреблять слово „ублюдок“ в женском роде?» — вильнула хвостиком весьма «своевременная» мысль.
Пока лекарка занималась лингвистическими изысканиями, из ушей шавера едва ли пар не валили. Он, рефлекторно сжимая и разжимая кулаки, бешено сверкал в темноте своими фонарями. А услужливое воображение девушки уже рисовало картинку, как слуги с утра находят коченеющее тельце бывшей ведуньи. И громко матерятся, потому что им придется с ковров кровь отмывать.
— Ладно, хорошо. Я приношу свои извинения, — выдал ушастый. — И был бы крайне признателен, если вы проследуете за мной. Мне необходима помощь. Иначе бы я не осмелился вас беспокоить в столь поздний час.
Он таращился на лекарку, явно сдерживая здоровое желание свернуть чью-то перемотанную шею. Арха мысленно повторила только что сказанное им. Потом еще раз. Приходилось признать, что слух ей не изменил и двойного толкования тут быть не может.
Ведунья закрыла рот и несколько ошарашенно кивнула в ответ. Натянула ботинки и накинула плащ. Не то чтобы девушка замерзла, но с плащом ей было уютнее. И — да, Тьма всех забери, да! — мех пах душистой водой с привкусом миндаля, чуть-чуть кожей и металлом. И это успокаивало.
Ушастый, терпеливо дождавшись пока она соберется, и умудрившись при этом ни одной гадости не сказать, провел Арху полутемными коридорами, освещенными только белесой Луной. Ее свет густой патокой тек из больших стрельчатых окон, проливая бледные лужи на паркетный пол. И лекарке страшно было в них наступать. Казалось, что она обязательно промочит ноги в лунном молоке.
Они спустились по широкой мраморной лестнице, выгибающейся подковой, вниз. Снова прошли коридором, но уже без окон. И, через огромные, до самого потолка, двери, в громадную и абсолютно пустую залу, которая занимала, наверное, половину дома.
Одной стены здесь практически не было — только узкие простенки между все теми же стрельчатыми окнами. В противоположных концах помещения зияли черными, потухшими провалами действительно гигантские камины. Уже привычные крылатые единороги, подпирающие полки, тут были выше Архи. С потолка свешивалась хрустальная люстра, тонко позвякивающая подвесками на сквозняке.
Зала была затоплена белесым светом с холодными отблесками снега. Казалось, что воздух полон тончайшей серебряной пылью, танцующей в лунных озерах. Но свет доставал только до середины залы. Дальше сияние таяло. Оно растворяется во тьме, становясь все тусклее и тусклее, пока не исчезало совсем.
А еще здесь был Дан. Демон лежал, широко раскинув руки, будто распятый, точно посередине зала. Глаза его были открыты, но мертвы, как у слепого. Зрачки даже не дрогнули, когда ведунья опустилась рядом с ним на колени. В первое мгновение она даже испугалась, решив, что опять опоздала. Его лицо, разделенное пополам лунным светом и тьмой, напоминало посмертную маску. Вот только у масок щеки от слез не блестят.
Он дышал, но дыхание было едва уловимым, ускользающим. Никаких ран Арха не видела и не чувствовала. Лекарка, выворачивая подкладку, выдернула из кармана кристалл, который засветился в воздухе, разлил зеленоватую дымку, делая демона еще больше похожим на труп. Но и это ничего не дало. Демон был просто истощен. Истощен так, что ему даже сил не хватало поддерживать до сих пор теплящуюся искорку жизни. Как у старика, уже шагнувшего за отмеренный порог.
Но ведь всего несколько часов назад хаш-эд был абсолютно здоров и полон сил!
— Что с ним? — ошарашенно спросила ведунья у шавера, не оборачиваясь.
— Я думал, ты скажешь, — голос желтоглазого был глухим.
Кажется, он не хуже Архи понимал, что она не в силах ничем помочь. Были бы они у ведуньи дома — она бы попыталась. Только попыталась. Потому что демон стоял на самой черте.
— Если что-то… — голос ушастого сорвался на сип. Он тяжело, со всхлипом вздохнул. — Если хоть чем-то… Попытайся!.. Просто, попытайся!
Арха ему ничего не ответила. Что она могла? Да, иногда лекари способны отпихнуть Тьму, вытащить пациента из бездны. Порой за шиворот, зубами. Но только тогда, когда Она это позволяет. Медики постоянно играют с бездной, а она играет с ними. Делает вид, что сдается. А они делают вид, что побеждают. Но, порой, Тьма просто берет то, что принадлежит ей. И тем, кто считал себя равным богам, остается только бессильно смотреть, как очередная искра гаснет, подергивается пеплом.
Беспомощность кусала больно, перехватывала когтистой лапой горло. У ведуньи не было даже лекарств, снадобий и трав, чтобы попытаться побороться. Ведь за жизнь отдают только жизнь. Да и такую мену Равновесие не всегда принимает. Мать может выкупить своего ребенка. Никто не осудит сестру, ушедшую вместо брата. Возлюбленная вправе отдать себя взамен того, кто ей дорог. Но Арха не была демону ни матерью, ни сестрой, ни…
