Александра Салиева - Обречены и одиноки

Пятисотметровые высотой своды потолка цитадели были практически разрушены и позволяли оранжево-лиловым закатным лучам альтеррского солнца печально падать на заросший мхом и сорняками пол.

« - Не плачь, доченька, ты должна быть сильной, ведь ты же архимаг, – вытирает мои слезы отец, залечивая мою первую рану, полученную после тренировки на сбитом колене в мои одиннадцать…»

Окаменевшие мертвые стебли листопадных древеснеющих лиан семейства бигнониевые, когда-то бывшие теплолюбивыми растения, которые из-за ярких цветков культивировались в нашем доме исключительно как декоративные, все еще напоминали о том, как прекрасен, полон жизни и любви был мой дом.

« - Я вырасту красивой прекрасивой принцессой, и прекрасный светлый воин с красивыми черными глазами полюбит меня, и мы будем счастливы! А он будет защищать нас всех, папочка – и меня, и тебя! – восторженно рассказывает, почти переходя на крик шестилетняя Лилит, радостно обнимая своего бледного и уставшего отца, только вернувшегося из храма после активации артефакта, разгоняющегося черный Сумрак, пришествия которого она всегда боялась…»

Слезы снова покатились по моим щекам. Одним взмахом я утерла соленую предательскую влагу и открыла сияющий серебристым свечением портал, ведущий в обитель единственного героя всех моих грез.

Портал открылся, расторгая пространство. Я сделала шаг. Портал закрылся, ненадолго освещая темную спальню. На полу померкшая девятилучная пентаграмма с рунами, вписанными нашей кровью. Почему-то до сих пор живые лепестки белых, красных, желтых и розовых роз, букеты сиреневых, белых, розово-лиловых и красных фрезий стоят на том же месте, что и прежде. Все те же смятые черные шелковые простыни. Все точно так, как было в ту мою самую дорогую памятную сердцу ночь. Даже снятый ворох черной кружевной ткани, украшенной несчетным количеством сверкающих камней с пышной юбкой и шлейфом, все еще лежал на полу. Там, где он снял его с меня.

«Значит, он даже не заходил сюда», – с горечью подумала я.

Уже было собралась вернуться к Прайму, но услышала женский голос, доносящийся с территории внутреннего двора. Слова были плохо слышны, поэтому я осторожно вышла на балкон, не опасаясь, что они смогут заметить меня, ведь как оказалось власть Прайма Алнаира и правда безгранична.

– Мой кесарь, я… – говорила она.

Астарта стояла перед Арханиэлиусом на коленях и что-то быстро и неразборчиво шептала, положив свои руки к нему на пояс. Кесарь, молча, стоял, не выражая никаких эмоций и, кажется, просто внимательно слушал ее. Девица поднялась, в порыве прижавшись к нему, целуя прямо в губы. Он крепко обхватил ее за плечи и что-то ответил ей негромко.

– Арх… – простонала и снова опустилась на колени.

А затем, мало того, что назвала его ТАК, она начала расстегивать его ремень!

Инферно в моей душе снова образовало смертельный смерч из огня, прожигающего своим пылом ревности. Все знают, что бывает потом, когда… Ну и так понятно все, в общем.

Кажется, меня сейчас стошнит. То ли от картины, то ли от переизбытка нервного напряжения – не уверена точно. Уверена лишь в позывах своего желудка.

Не желая более на это смотреть, я вернулась в комнату, бессознательно сжимая до боли в кулаке сорванный желтый цветок кампсиса, который даже не помню, как сорвала, стоя на балконе. Пытаясь остановить начинающийся поток проклятий, произвольно закручивающий в моем сознании и формирующийся наружу, я упала на подушки, на которых спала уже однажды, все еще хранившие смешавшийся запах имбиря, кардамона, мускуса и цитрусовых.

Сердце уже не колотилось как бешеное – пекло внутри сжигало все, прожигая зияющую дыру, в которой хотелось раствориться и прекратить существовать. Руки обессилено разжались, и цветок выпал с ладони. В последний раз, проведя по гладкой поверхности моих теплых воспоминаний, которые так отчаянно теперь хотела забыть, я поднялась с места. Мне было слишком больно даже чтобы плакать. Я задыхалась и не могла произнести ни слова. Наспех накидав строки на бумагу, найденную в пустой канцелярии, запечатала письмо, подписала его и отправила через портал прямо к адресату. Да, я обещала Прайму, что меня никто не увидит, и я ни с кем из них не заговорю, но не обещала, что не напишу послание… Так я и ушла, горько сожалея, что сердце продолжает биться даже тогда, когда разбито, чувствуя, как разлетевшиеся по закромам души осколки превращаются в кусочки льда.

Ломать пространство несколько раз в день между измерениями довольно трудно, а когда ты делаешь это не только для себя, а для целой группы – такое не проходит бесследно для организма, но дрожь в руках и ногах все равно не могла пересилить мое состояние.

Я должна что-то сделать, чем-то отвлечься. Да и холодно почему-то. Надо бы переодеться.

Приказала Кьяллаку подготовить мне транспорт. Вернулась в свою спальню. Немного помучилась, соображая, что бы такого одеть, чтобы алнаирийцев сердечный приступ не хватил при виде моего внешнего облика. Потом решила, что меня особо мнение окружающих все равно никогда не заботило, и одела теплые бриджи, легкий джемпер, замшевые красные сапоги до колен и куртку в тон. Забрала волосы на затылке и скрепила шпильками. Венец одевать обратно не хотелось, но раз положено, то так и быть. Надеюсь, еще один приступ мысленного психоза не произойдет слишком скоро. Пока я к нему не готова. Стремительно спустилась по лестницам к нижнему ярусу альгамбры. По дороге встретила Бажена, но он не обронил ни слова, только проводил меня пристальным задумчивым взглядом. Так даже лучше, разговоры мне сейчас совсем не нужны. А нужно мне совершить обещанный визит в Эллезис. Более чем уверена, что не сильно расстроюсь, если они не выполнили порученного. К моему приходу уже все было готово. И белоснежный а`теши для меня лично и три отряда сопровождения латунных воинов. Уже села и приготовилась к полету, когда жесткая рука Прайма вдруг возникшего из ниоткуда, остановила меня, схватив за лодыжку.

– Ты даже не отдохнула, – произнес он вместо объяснений.

Тихий вкрадчивый тон не звучал укоризненно, но все же был немного встревожен.

– Я не устала. Я закончу обещанное тебе и вернусь. Не переживай, не сбегу. Я всегда держу свое слово. Ты сам сказал год. Это для меня более чем приемлемо, – попыталась высвободиться от стальной хватки.

Не вышло. Вот… прицепился.

– И ничего не ела уже давно, – продолжал Киринион.

– Я не хочу есть, – резко дернула ногу, но он не отпустил все равно.

Уже было подумала, что раз проклясть не возможно, то хотя бы приложиться к нему этой самой ногой, но он сам освободил меня. Супруг приподнял бровь и склонил голову влево, изучающе окидывая меня взглядом.

– Нам нужно поговорить, Аэлин. Или ты идешь со мной добровольно, или… – подарила ему насмешливую улыбку, а он не договорил. Замолчал, и самым наглым образом стащил меня вниз. Я упала. Прямо к нему в объятия. Прайм хищно улыбнулся. – Дай мне пару минут и потом можешь делать все что угодно, из того, что еще взбредет в твою голову, – сказал он тихим шепотом.

Черные глаза и охотничий азарт в них, были так близко, и говорил он так, что наши губы соприкасались. Наверное, меня это должно было, как минимум насторожить, но почему-то мне было все равно.

– Ладно, – безразлично отозвалась я.

Знаю, что все равно не отстанет.

– Идем, – супруг опустил меня на землю, взял меня за руку и довел до середины оранжереи в правой части дворца.

Достал из кармана черную шелковую повязку и накрыл ей мои глаза.

– Зачем? – только и спросила его.

Удивляться сил не было. Да и настроения тоже.

– Скоро все поймешь, – шепнул он мне на ухо и снова повел куда-то.

Если память мне не изменяет, прошли несколько аллей сада, потом долгий подъем по лестнице, еще несколько сотен шагов по коридору. Чуть слышный скрип открывающейся двери, и он снимает повязку.

Покои Прайма Кириниона были отделаны мрачными темными тонами, и совмещали в себе не только спальню, но еще и кабинет. Огромное множество книг, расставленных в нишах вдоль стен, обитых угольно-серой однотонной тканью. Темный гранитный пол послужил прекрасным фоном для яркого красивого ковра явно ручной работы искусного мастера. Подвесные потолки интересно зонировали пространство и вмещали в себя яркое освещение. Добротный громоздкий стол из черного дерева, покрытый лаком и огромное тканое кресло рядом. Беспорядочный ворох открытых книг и записей, разложенных сверху. Но поскольку пусть комната и совмещена с рабочим местом, спальня все равно остается спальней, а потому главным предметом здесь была все же постель. Возведенное на подиуме ложе отличалось неимоверными размерами. Еще с момента посещения комнаты Арханиэлиуса Ашерро как личного децернента Прайма я успела понять, что у них тут на счет кроватей вообще все более чем в размерах преобладает, но все же… чтобы так! Несколько полупрозрачных балдахинов, что на показ хаотично свешиваются с потолка. С десяток перин, уложенных в два слоя. И конечно же в лучших алнаирийских традициях – сплошной шелк в качестве простыней и золото в отделке. Даже считать не берусь, сколько там подушек самых разных размеров.