Слушала я, слушала, и поняла, что попала я на остров в золотую клетку. Хочется теткам дитятком потешиться, да только я не бабушка моя, Царевна-лебедь, что основную часть жизни как во сне прожила, и не матушка моя. Узнать бы о ней поболе – все-таки любила отца, да и меня, но я не хочу быть сакральной жертвой Чернобога, узнаю, что он от меня хочет. Злость на меня накатила – ну уж нет, не дамся им. И жизни я еще толком не видела, и любви толком не испытала, а так хочется, и детей хочется вырастить нормальными. Тут себя одернула – ну вот, уже и детей растить собралась, быстро как-то с этой мыслью свыклась, неправильно это. Потом обратилась к Коту:
– А расскажи-ка ты мне, Баюн, про матушку мою, похожа я на нее или нет?
– Вылитая бабка и матушка твоя. Смотрю на тебя – и твоих родственниц вижу, как живых. Видать, кровь Царевны-лебедь сильная, ничего во внешности от отцов нет.
– Неужели я такая же бела-лебедь трепетная, как бабушка? – и сказала это с этаким нехорошим акцентом, что Кота аж передернуло.
– Ты прежде, чем ее осуждать, подумай: у каждого своя судьба – и радость своя, и женское счастье по-разному видится. Одним просто за счастье сидеть и в глаза мужу глядеть, обихаживать его, успехам его радоваться, рушники вышивать. Знаешь, от одного присутствия бабушки твоей в светелке тепло и светло становилось. Лебедушка для деда твоего была сосудом хрупким и бесценным, трепетно он ее любил, на руках носил, наглядеться всю жизнь не мог. Счастливы они были вдвоем. Представляю, в какой бы он ужас пришел, если бы она по лесам бегала, на сырой земле спала да охотилась, чтобы себя и принцев прокормить, опасностям разным себя подвергала. Не ее это было. Каждому свое, не осуждай, свою жизнь в счастье проживи, попробуй. Да, похожа ты на них внешне, но характер – ух… – Кот аж запнулся, – попробуй любить такую да рядом удержать – убежишь.
Тут мне совсем стыдно стало. Да, не похожа я на бабушку, да и на мать, видать, не очень – самостоятельная больно, а много ли счастья от этого? Вот Карен далеко, увижу ли его, Михел вообще на другой планете, а я, беременная, кажись, в золоченую клетку попала и злюсь непонятно на что. Внутренний голос прошипел: «Понятно на что, на ситуацию».
Тут Кот опять замурлыкал:
– Расслабься, Лотта. Нужно тебе принять случившееся. Говоря научным языком, существует 5 стадий принятия неизбежного – отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение. То есть ты сначала не поверила, что у тебя дети будут и что у теток придется задержаться незнамо сколько, потом гневалась, да и сейчас гневаешься, потом расстроилась, а теперь рекомендую: не расстраивайся, смирись и радуйся жизни, тут на острове она такая тихая, беззаботная, будешь как сыр в масле кататься.
– Да, Котик, у тебя все или сметана, или масло на уме, только для кого неизбежное, а для кого-то этап трудный в жизни. Пройду я его и не убегать, как мать, буду, а сами тетки меня отпустят, да еще в дорогу благословят. Потому как жизнь моя – не в тереме сидеть и рушники вышивать, а вот какая… , – тут задумалась, – это еще выяснить надо будет.
Кот ухмыльнулся и пропел:
– Что, и попробовать нельзя было уговорить тебя остаться в тепле да в сытости ребеночков родить и воспитать да теток радовать? Хотя понял сразу, что ты только с виду нежная и трепетная. И как так получается? Вроде птицедевы должны, как природой заложено, нежными и ласковыми быть, к дому, уюту стремиться, а у тебя дорога да путешествия на уме. Не женское это дело про устройство мира радеть, и без вас он как-нибудь устроится.
– Вот именно как-нибудь, а я хочу хорошо. Чтобы всякие Чернобоги мне не угрожали, чтобы жила, как мне нравится, и делала то, что мне нравится.
Тут Кот перебил меня:
– А как тебе нравится?
Я задумалась.
– Да много чего мне нравится: по лесу ездить, летать, посещать новые места, видеть новых людей, учиться, познавать новое – я так мало знаю – и много еще чего узнать хочу.
– Ага, вот как, а ты не подумала, что половину из сказанного ты здесь получить сможешь? Например, лучшего учителя, чем птица Гамаюн, и не придумаешь, летать и над островом можно. По лесу ездить? Да пожалуйста, пол острова– лес, тебе понравится, так что не учись, как тебе Макошь рекомендовала, и жди, когда она прилетит и тебе все расскажет. Вот так-то, краса ненаглядная, но глупая до неразумности.
– Сам больно умный, – фыркнула я, признавая, что в чем-то он прав, но мир такой большой, а остров, он все-таки остров.
– Да, я такой – сама мудрость веков и народов, – Кот растопырил усы, – а теперь тебе спать пора, деточка, успеем еще наговориться.
Жизнь или не жизнь?
Меня отвели в спаленку, чистую, аккуратную, на кровати лежала огромная пуховая перина. Куча подушек, все чудесно пахло хвоей. Там же нашла ночнушку с рюшечками, облачилась в нее и погрузилась в сон без сновидений.
Очнулась совершенно отдохнувшая, рядом нашла тазик с кувшином для умывания и, совершив помывку под малое декольте, отправилась искать место, где вчера обедали. Чувствовала я себя прекрасно – ни тошноты, ни слабости, эдакое состояние невероятной бодрости, которое не ощущала уже давно. На душе хорошо так, спокойненько, ничто не волнует, не заботит. Вот что значит выспалась. Увидев меня, девушка, что прислуживала нам вчера, быстро кинулась и позвала тетушек. Поняла, что опять хочу есть. Да что на меня за прожорливость напала, только о еде и думаю?
Тут прилетели тетушки, опять кинулись обнимать меня и целовать, причитать, что свеженькая я и розовенькая. «Ну точно, как поросеночек», – пронеслось в голове. На столе возникла еда – и кашка овсяная, и творожок со сметанкой, наверно, из любимого места кошачьего, и что-то еще не самое аппетитное, но пользительное.
– Откармливают поросеночка, – тихо пискнуло в голове сознание. А руки уже схватились за ложку и стали вкушать «яства».
Тетушки сегодня уже не только смотрели на меня, но и сами кушали кашку овсяную, крутенько так сваренную, и запивали молочком. Я же, пока не насытилась, рта не открыла. И что это со мной, когда это я вела себя, как обжора некультурная? Нет, чтобы приятный разговор поддержать. Любили мы с принцами за едой побеседовать. А тут – есть и спать, хотя, конечно, с Котом вчера хорошо пообщались, содержательненько так. Много полезного узнала, только в голове оно не улеглось – и про бабку, и про мать. Да и про много всего. Сегодня надо будет еще поговорить. Да как-то и неважно стало все, что вчера узнала. Просто радостно от сытной еды, хорошего сна, внимания к себе. А что, хорошо. Поев, я, наконец, смогла спокойно общаться и внимать тетушкам, а они сказывали:
– Тут, на Буяне, ты всегда себя отлично чувствовать будешь. Во-первых, тутошняя ты, что главное, а во-вторых, это место силы Земли нашей, и Лихо одноглазое сюда не наведается, здесь Птица Счастья обитает и здесь и ты, и дети твои будут абсолютно счастливы. Это ли не радость, это ли не предел мечтаний – здоровье и покой, покой и здоровье? Еда вкусная, воздух свежий, существа вокруг доброжелательные, что еще для девушки, что ребеночков ждет, нужно? Кот будет тебе сказки сказочные со счастливым концом рассказывать. Утром полезная еда, днем вкусная и полезная еда, а на ужин вкуснейшая еда и сладенькое, да такое, от которого не поправляются, и краса твоя от которого не попортится. Не противься, мы любим тебя, и все сделаем, чтобы тебе здесь спокойно было. А сейчас пойдем прогуляемся, остров посмотрим.
Я особо и не противилась, только внутри что-то кольнуло: «Что-то ты, Лотта, как сама не своя – идешь, куда ведут, ешь, что велят, ни о чем не заботишься, плывешь по воле волн». Тут же пришла другая мысль: «А детки здоровые – не счастье ли? И сама без печали живешь – плохо разве?» Как пришла мысль, так и ушла, а я равнодушненько так пошла чудеса смотреть и ничто меня не удивляло, не восторгало, а ведь должно было.
Умом понимала, что на острове невероятно красиво. Небо – удивительно лазурное, высокое, яркое, такое, каким оно бывает после дождя осенью; воздух – радостный, чистый – так и звенел. На той стороне острова зеленел лес смешанный, все деревья, что я знала, росли там – и дубы многовековые, и ели хмурые, и березки белоствольные радостные. Пошли мы туда, только смотрю я на них – и не растворяюсь в лесу, как обычно, не чувствую их, смотрю, как на нарисованные. Прикоснулась к березке, как к стене, не чувствую жизни в ней, да и в себе не чувствую. Мысль, что что-то не так, как пришла, так и ушла, а я иду, улыбаюсь и солнцу радуюсь. Трава зеленая – и я трава. По лесу погуляли, тетки меня опять к дому привели, а рядом с домом Мировое Дерево растет, ветвями колышет, и листья будто шепчут чего. А я язык забыла. Кот как-то печально на меня смотрит, об ноги потерся и спрашивает:
– Сладенькая, как спалось-то?
– Хорошо, без сновидений, встала отдохнувшая, голова ясная и мыслей плохих нет, одни радостные, спокойные; про то, как жить хорошо и что жизнь хороша.
