Удивительное дело, но я почему-то совершенно не тревожилась по этому поводу. Я заранее знала, на что иду, когда решила просить помощи у этого человека, обладающего вполне определенной репутацией. Пусть я не узнала условия сделки заранее – ну и что? Главное, что виер Гарольд спас моего брата. Даже если он потребует взамен мою жизнь, то я готова пойти на это.
– Я провожу тебя к господину Гарольду, – сухо проговорила Найра, упрямо не поднимая на меня глаз, словно стыдилась чего-то. – Полагаю, он уже заждался тебя.
– А я? – пискнул Дирк, который умудрился сразу после купания стащить откуда-то шоколадное печенье и перемазал себе все лицо.
– А тебя я сначала умою, а потом отправлю разбирать один занимательный сундук, – с нарочитой суровостью отозвалась Найра. – Помнится, именно туда я в свое время спрятала игрушки сына…
Служанка не завершила фразу. Приглушенно охнула и виновато покосилась на меня, будто испугалась, что сболтнула слишком много.
Я сделала вид, будто не заметила ее оговорки, хотя, что скрывать очевидное, мне было любопытно, о чьем сыне упомянула служанка. Неужели у виера Гарольда есть ребенок? Странно, я никогда об этом не слышала.
– Пойдем! – Найра грубовато дернула меня за рукав, тем самым оборвав мои мысленные рассуждения.
Я глубоко вздохнула. Ну что же, пришло время платить по счетам. Посмотрим, что потребует за свою помощь господин некромант.
* * *
Кабинет виера Гарольда располагался на втором этаже. Найра проводила меня до дверей, негромко стукнула, предупреждая о нашем появлении.
– Войдите, – через некоторое время раздалось из комнаты.
Служанка подтолкнула меня в спину, а сама поспешила к лестнице, торопясь вернуться к Дирку, которого оставила в гостиной.
Я провела потными от волнения ладонями по подолу платья, разглаживая несуществующие складки. Поправила волосы, еще влажные после мытья и потому не убранные в косу. И осторожно тронула дверную ручку.
В комнате было сумрачно. За окнами опять повисла белая снежная пелена ненастья, поэтому казалось, будто уже наступил вечер, хотя время не так давно перевалило за полдень. На стенах играли веселые оранжевые отблески разожженного камина.
При виде ласкового огня я не удержалась от завистливого вздоха, вспомнив, как считала каждое полено, которое кидала в прожорливую печушку. Да, господин некромант, по всей видимости, понятия не имеет, каково это: не иметь и медного гроша на вязанку дров.
Сам виер сидел в кресле за рабочим столом, заваленным всевозможными свитками и книгами. За его плечом дрожала в воздухе магическая искорка, дающая достаточно света для чтения.
При виде меня некромант отложил в сторону толстый фолиант, расслабленно откинулся на спинку кресла и сложил перед собой руки, переплетя пальцы.
– Закрой дверь, – попросил он, заметив, что я в нерешительности замерла около порога, все еще держась за дверную ручку, словно в любой момент готовая рвануть прочь.
Я выполнила его распоряжение и почти не удивилась, когда услышала мягкий щелчок замка, а на двери вспыхнул и тут же погас отблеск чужого заклинания.
– На всякий случай, – пояснил мне Гарольд, когда я повернулась к нему с выражением немого вопроса на лице. – Чтобы нас никто не потревожил.
Я кивнула, показав, что поняла его. Спрятала за спину руки, не желая, чтобы некромант увидел их предательскую дрожь.
Гарольд заметил это. По его губам скользнула и тут же пропала язвительная усмешка.
Сейчас, при свете хмурого, ненастного дня, я получила возможность разглядеть его внешность. К моему удивлению, господин некромант оказался моложе, чем я представляла себе. Наверное, ему не исполнилось и тридцати. В темных густых волосах – ни единой серебристой ниточки седины. Глаза такого насыщенного карего цвета, что на расстоянии кажутся черными. Скулы остры, а линия подбородка упряма, что указывает на непростой, тяжелый характер.
Был ли господин некромант красив? Сложно сказать. В общепринятом смысле слова – нет. Слишком худощав, слишком долговяз, словно весь состоит из одних углов. Но я не сомневалась, что поклонниц у него хватает. Было что-то в его внешности безусловно притягательное и в то же время отталкивающее. Женщины любят мужчин, которые заставляют их страдать. Каждой кажется, что уж с ней-то плохой мальчик перевоспитается и станет милым и добрым малым. Зря. Как любила говаривать моя мать, передавая мне накопленную житейскую мудрость: нельзя переделать взрослого человека. Воспитывать можно ребенка, но никак не состоявшуюся личность. Лучше не тратить на это время, а найти такого человека, чьи привычки и образ жизни тебя полностью устроят.
Впрочем, я немного отвлеклась. Итак, господин некромант в свою очередь окинул меня откровенно изучающим взглядом и негромко сказал:
– Милейшая, хватит жаться у порога. Подойди ближе. И не бойся, не укушу я тебя. – Помолчал немного и добавил с усмешкой: – По крайней мере, сразу.
Я сделала шаг, еще один. Затем остановилась и угрюмо уставилась в пол, опасаясь даже на миг поднять глаза на некроманта.
В комнате повисло долгое молчание, нарушаемое лишь треском поленьев в жарко растопленном камине.
– Как тебя зовут? – наконец прервал паузу Гарольд.
– Хедаша, – неохотно проговорила я. Помолчала немного и вдруг неожиданно для себя добавила: – Хедаша Артьян.
– Артьян? – Я по-прежнему не смотрела на Гарольда, но в его голосе прозвучало неприкрытое удивление. Он явно узнал мою фамилию. И, если честно, легче мне от этого не стало.
И еще одна долгая напряженная пауза из числа тех, которые так и хочется прервать отчаянным криком.
– Твой отец, стало быть, Грегс Артьян, – скорее утвердительно, чем вопросительно протянул Гарольд. Помолчал немного и дополнил: – Граф Грегс Артьян.
Я кивнула. Сказать я все равно ничего не могла – горло перехватил болезненный спазм волнения и стыда. Кто бы мог предположить еще год назад, что я, дочь графа, буду вынуждена побираться, словно последняя нищенка!
Гарольд изумленно хмыкнул. Затем я услышала характерный звук, с которым открывается бутылка вина. Осмелилась бросить на него быстрый взгляд и увидела, что он достал два бокала и сейчас разливает в них кроваво-красную жидкость.
– Выпей! – почти приказал он и придвинул один из бокалов к краю стола.
Я послушалась. Сделала осторожный глоток, и губы обжег неожиданно крепкий пряный напиток.
Гарольд между тем встал и отошел к окну, грея в ладонях свой бокал. Надолго замер, глядя, как за стеклом мечутся в танце снежинки.
– Я знал твою мать, – вдруг проговорил он. – Пересекались пару раз на приемах, но, увы, официально мы не были друг другу представлены. Ардали Артьян. Поразительно красивая женщина! Была…
Последнее слово резануло меня, словно удар хлыста. Пальцы затряслись так сильно, что я едва не расплескала вино. На глаза опять навернулись слезы.
– Как я слышал, твои родители покончили с собой, – жестокосердно продолжил расспросы Гарольд, словно не понимая, а скорее – не желая понимать, какую боль мне приносит эта тема. – Почему?
– Отец был обвинен в государственной измене, – глухо ответила я. – Вроде как обстоятельства его вины были неоспоримы. Его должны были арестовать и повесить. Но следователь, ведущий это дело… – На этом месте мой голос задрожал и едва не сорвался. Я помолчала пару секунд, потом с усилием продолжила: – В общем, отцу был предложен выбор. И он предпочел сам свести счеты с жизнью, лишь бы избежать судилища и последующей публичной казни. А мать, как верная и любящая супруга, последовала за ним. Наше имущество было конфисковано в пользу государства. А мы с братом лишились дворянства.
– И твои родители бросили своих детей на произвол судьбы? – Интересно, мне показалось, или в голосе Гарольда действительно прозвучало сочувствие? Впрочем, практически сразу в его тон вернулось нарочитое равнодушие: – Ведь они не могли не понимать, как тяжело вам придется.
Я пожала плечами. Сделала еще один крохотный глоток вина, после чего с усилием сказала:
– Они оставили нам с братом достаточно яда, чтобы при желании мы последовали за ними. Но я… Я оказалась слишком малодушной и не сумела…
В голосе опять прорезались рыдания, и я замолкла. Даже сейчас, после этих чудовищно тяжелых месяцев голода и холода, я не жалела, что не предложила чашу с ядом брату и не выпила ее сама.
– А они, стало быть, сумели, – с очень странной интонацией протянул Гарольд.
Я осмелилась бросить на него быстрый взгляд. Надо же, такое чувство, будто он в бешенстве! Глаза потемнели, желваками так и играет.
– Трусы, – с нескрываемым презрением бросил он в этот момент. – Бросили детей, а сами сбежали.
Я промолчала и уставилась в свой бокал. Я понимала, что не могу винить отца в его выборе. В конце концов, если бы он не покончил с собой, то все равно погиб бы, и его смерть оказалась бы гораздо менее приятной и более мучительной. Но мать… Нет, не хочу думать на этот счет! Просто не хочу – и все тут. В конце концов, все уже сделано и ничего исправить нельзя.
