«Даже не думай! Из мыслей выбрось! Не то…»
«Что – не то? Чем напугать хочешь, Хильма? Ты – меня? Нечем пугать-то. Нечем».
«Просто – замолчу. И все».
«Страшно как».
«Навсегда, дурак».
«Слышь, Хильма… Э-эй!»
«Чего тебе?»
«Ничего я ему не сделаю. Чуешь, трясти начинает? Пусть трясет. Даже балкой не прибью, потолком не задавлю. Спасу чужака твоего, если надо. Клянусь. Не молчи только. Прошу».
«Не буду».
«Слава Огню!»
«Слушай, Бойр… Слышишь?»
«Угу».
«Ты не печалься, пожалуйста. Он же уедет. Скоро. Потому что меня не найдет».
«Ну, уедет он, и что? Мне-то что с этого, Хиль?»
«Так я-то – останусь…»
«Не бойся, дуреха. Я ведь с тобой».
10. Из писем Дженниры Лойген-Войлес1750 год от О.о.
семрица, миллэ
Милый Коль!
Ужасно соскучилась и жду не дождусь твоего возвращения!
И землетрясение – о котором писали во всех газетах – страшно меня взволновало. Поехать в такую опасную провинцию, где трясет раз в несемрель, это лишь ты мог додуматься…
Знаешь, я бы ни за что тебя не отпустила одного, если бы не твоя сводная сестра. Это же ваше семейное дело, а я пока еще не совсем твоя семья – надеюсь, так будет еще совсем недолго.
Ты, наверное, думал, что я забыла – а я все помню прекрасно. Я помню все-все, что только с тобой связано. И про сестру, которую отдали в приют до твоего рождения и которую ты так пылко порывался искать в ту сладкую ночь у камина – я тоже помню… Помнишь, я не отговаривала тебя? Так сильно я тебя люблю, милый мой Коль.
Кстати, ты так и не написал – ты нашел Хильму?
Возвращайся быстрее.
Целую.
Твоя Дженни.
С
1. Империя КаммерСтоличный округ
1750 год от О.о.
В сгущающихся сумерках столица кажется огромным спрутом, разбросавшим огненные щупальца ярко освещенных проспектов до самого горизонта.
Двое за столиком кафе на открытой террасе. У мужчины военная выправка; легкий ветерок играет пером на широкополой шляпе. Женщина очень красива. Травяной чай в изящных чашечках давно остыл, но никто к нему так и не притронулся.
– Он пишет, что возвращается. Он возвращается!
– Я знаю. Его миссия закончена.
– Мне очень страшно. Он ведь узнает.
– Разумеется. Сразу по возвращении. С первого взгляда на тебя. Это уже не скрыть под свободными одеждами. Будет лучше, если ты сама все расскажешь.
– Я не знаю, как сказать ему об этом.
– Это будет непросто. Но как еще ты сможешь это объяснить ему, когда он вернется? Никто не поверит в непорочное зачатие, дорогая. Сейчас совсем другие времена. В них нет места чудесам.
– Чувствую себя совершенно ужасно. А ты спокоен, словно не имеешь к этому никакого отношения.
– Привычка. Мы обучены держать себя в руках.
– Привычка?! Это же твой ребенок! Что делать?! Я отправлюсь к Оранжевым сестрам и попрошу их избавить…
– Нет.
– Что значит – нет?
– Я не позволю тебе. Ты верно все сказала. Это мой ребенок.
– Я пропала… Он возненавидит меня, а тебя убьет. Я окажусь на панели, а ты в могиле.
– Нет. Я не допущу этого.
– Убьешь его прежде, чем он доберется до тебя?
– Нет. Он мой друг. Я поступлю иначе.
– И как же, хотелось бы знать? Возьмешь меня в жены? А что скажет твоя милая Грейт?
– Есть другие пути. Какой у тебя срок?
– Семь недель. Или восемь, не знаю. Он едва успел уехать в свой отпуск, когда… Чьма на наши головы!
– Боюсь, зиму вам придется провести в разлуке, милая. Я знаю, как все устроить.
– Но… С ним ничего не случится? Я люблю его, ты же знаешь.
– А меня?
– Обоих. Ты знаешь. Ты сказал, что простил мне мой выбор. Разве нет?
– Неважно. Зиму он будет занят. Очень занят. И будет очень далеко отсюда.
– Но… Он ведь вернется? Пусть он вернется, заклинаю!
– Несомненно. Но не раньше весны. До тех пор и тебе придется пожить в одном местечке, где жители не болтливы. Весной, когда ребенок родится, я отошлю его туда, где он ни в чем не будет нуждаться. Со временем я усыновлю его.
– Его… Ты словно уверен, что будет мальчик. А если родится девочка?
– Будет прекрасна, как ее мать. В любом случае, ее отцу повезет, кто бы им ни стал.
– Поясни.
– Если длительное пребывание на крайнем юге лишит К… лишит его способности иметь детей… Там было куда больше Огня, чем даже здесь.
– И что тогда? Что?
– Тогда ребенка усыновите вы. И он ничего не узнает. Даже если ребенка не усыновит никто из нас, с ним все будет хорошо. Так или иначе.
– Как жестоко… И как просто. Ты все давно решил.
– Привычка.
– Каково это – предавать друга?
– Точно так же, как предавать мужа, я полагаю.
– Ты чудовище, Фай.
– Я тоже люблю тебя, милая.
Город-спрут сворачивает щупальца улиц в клубки площадей, жонглируя бесчисленными огнями. Женщина прижимается к мужчине. Ее тонкая фигурка пока еще удивительно грациозна и стройна.
С летного поля одного из столичных вокзалов поднимается, сияя огнями, пассажирский дирижабль. Берет курс на юг. Они провожают его взглядами, пока судно не скрывается за грядой невысоких холмов на горизонте.
Ни один из них не говорит больше ни слова.
2. Из писем Кольвера Войлеса, путешественника1750 год от О.о.
семрица, миллэ
Милая Дженни!
Прости меня, все изменилось в одночасье.
Душой я весь уже с тобой, и тело ждет встречи, и ласки, и объятий. Но не всегда мы вольны в своих желаниях и поступках.
Вечером поспела срочная телеграмма из управления. Меня отзывают из отпуска и реквестируют для дела столь деликатного, что я не могу рассказывать о нем в письме, любимая. Но ничего опасного, свет мой! Намекну лишь, что дело касается тяжбы с наследованием немалого весьма состояния, которую надобно разрешить так скоро, как только возможно.
По счастливому стечению обстоятельств, управление имеет в здешней глуши своего представителя в моем лице – уж не знаю, откуда они об этом проведали, да и чьма с ними. Задержусь, надеюсь, только еще на несколько дней – дело не обещает оказаться чересчур сложным.
Не скучай, не убивайся. Скоро-скоро буду с тобой.
Целую нежно.
Твой Коль.
* * *
1750 год от О.о.
семрица, миллэ
Здрав будь, Фай.
Не скрою, читая телеграмму вчера, испытывал чувство, будто мне подложили изрядную свинью. Даже перебрал в уме всех в управлении, кто мог бы мне не желать добра. Как нарочно, все именно в тот момент, когда утомившее меня задание ко всеобщему удовлетворению наконец закончено. Словно подгадал кто.
Новое мое поручение весьма запутано. Все эти странные воскрешения, все эти внезапные возвращения людей, давно канувших в альд! Дело грозит затянуться до самой весны. А я-то уж размечтался, что скоро буду с вами. Этак я никогда не созрею до отцовства – времени не будет передохнуть, осесть в уютном домике на берегу Иггра с красавицей-женой и все как следует обдумать.
На время моего отсутствия вверяю Дженни твоему попечению. Присмотри за ней, друг. Она столь нежный оранжерейный цветок, что я опасаюсь за ее приспособленность к нынешней жизни. Будь ее проводником в нашем жестоком мире. Очень рассчитываю на тебя.
Подними за меня кружку в нашем трактире.
Кольвер.
D.
1. ХильстеррГод 1750 от О.о.
Голоса в темноте
«Я подумала, Бойр, так странно…»
«Что?»
«Иной человек приходит, и ты сразу понимаешь, что этот – свой. Навсегда. Даже если он будет в иных морях плавать. И жить в домах не-воодушевленных».
«Ты опять о незнакомце? Только хотел сказать… Только ты не расстраивайся…»
«Уехал?!»
«Два часа как вещи собрал. К вокзалу отправился».
«А я-то надеялась… Ведь он ко мне сегодня приходил. Стоял под окнами. Наличники гладил украдкой. И в трубе водосточной куколку оставил. На память, выходит, оставил. Прощался со мной».
«Ты снова плачешь? Не надо… Не смей… Что из-за людей-то плакать!»
«Из-за брата, Бойр. И от счастья. Я теперь всегда буду помнить о нем. И счастья желать. А давай – вместе?!»
«Что – вместе?»
«Пожелаем ему… Отдадим свои искры огня Оранжевого. Пусть греется ими, и сердце они его пусть держат… Как свайки. Пусть пригодятся они ему в будущем. Спасут. От других. Или от себя».
«Не жалко тебе искр-то?»
«Новые со временем зажгу. Ведь ты – рядом».
* * *
Небо над городом – цвета старого армейского одеяла. Солнца не видно сквозь драный занавес туч. Погода портится: год поворачивает с лета на осень. Еще немного, и устойчивый ветер с крайнего юга, несущий стылый холод ледяных равнин, что тянутся вдоль мертвого южного океана, на целых шесть несемрель сделает невозможным воздушное сообщение с остальными провинциями Краммера. Летней навигации в этих краях подходит конец.
