– И меня? – твердо спросил магистр, глядя на Чика с возрастающим интересом.
Тот смутился:
– Что ты, господин тирендор! Я учиться хочу. Да и матушку ты не оскорбил. А меня… я привык. Ничего зазорного не вижу в бастардах! – и снова посмотрел с вызовом. Взор уже так явственно не пламенел.
– А ты справишься со мной, бастард? – продолжал провоцировать магистр. Жаль, если окажется излишне вспыльчивым. Учеников мало, но такие не справятся с Силой Земли, где требуется уравновешенность и твердость.
– При всем моем уважении к тебе, господин тирендор, давай договоримся так: ты не трогаешь мою матушку, я – тебя. – Глаза не отводил ни на мгновенье.
Реакция Руса понравилась. Твердости – хоть отбавляй, уравновешенности… достаточно. А какая уверенность и наглость! Наглость на грани, но не переходит границы архейского общения равного с равным.
– А как ты со мной справишься? – поинтересовался Отиг.
– Не хочу хвастать, но я несколько раз бывал в альганских и один раз в каганском пятне. При мне наш отряд потерял только одного человека. Есть альганские мечи. Извиняюсь, копии, но с бивнями ягодника, которые добыл сам. Достаточно, господин магистр?
– Вполне, – согласился Отиг, – за исключением одного. Ты все же похвастался.
Чик безразлично пожал плечами:
– Откуда такая внезапная страсть к науке? Ты давно знал, что склонен к Силе? – спросил магистр, с удовлетворением думая: «Подойдет».
Чик вторично пожал плечами.
– Разбогател, появился свой дом. Решил отдохнуть. Вот и все, – смутился в ответ на пристальный взгляд и продолжил: – В юности сглупил. Впервые оказался в городе, попал на бои гладиаторов и… однажды отказался проиграть. Ты знаешь, как обстоят дела в алиях?
– Краем уха слышал, я из Альдинополя[1]. Хвала Величайшей, в Тире этого нечестного паскудства нет.
– Там далеко не всегда нечестно, господин Отиг!
– Идем в храм, – отмахнулся магистр, – тебя надо посвятить богине. Или ты посвящен? – Для него, магистра, проверить астральное тело – раз моргнуть. Тогда увидит и посвящение, и определит ложь, и много чего узнает, но Отиг сознательно не смотрел. Считал себя знатоком человеческих душ. Читал по глазам, мимике, интонациям и прочей ерунде. А если бы проверил, то убедился бы, что он действительно «знаток души» – у будущего ученика полное соответствие. Даже Духи сидели в любимом расслоении.
Да, теперь Чика пора называть только Русом. По крайней мере, в ордене. В других ситуациях – как придется.
– Я почитаю всех богов! – ответил Рус.
– Тогда идем. По дороге расскажешь. Богатая у тебя жизнь. Гладиатор, пятна, мечи дорогие. Неужели не мечтал стать магом? – сознательно умолчал о воине-маге. В его филиале на них не учили, зато действовал приказ генерала: «Склонных к Силе, имеющих хорошие воинские навыки и желающих стать воинами-магами, отправлять в Альдинопольский орден». Терять ученика не хотелось.
Обогнули здание ордена, и сразу открылся большой храм Геи с мраморной статуей молодой женщины в два человеческих роста, стоящей в центре фронтальной колоннады. Условно-фронтальной, так как все стены квадратного храма были совершенно одинаковыми. Ко всем четырем входам поднимались абсолютно идентичные лестницы, и во все стороны света смотрели одинаковые богини. Покрывал здание купол из розового мрамора, увенчанный еще четырьмя скульптурами размером, пожалуй, побольше «наземных» сестер. И стены, и колонны, тоже мраморные, были собраны из разноцветных блоков таким образом, что казались монолитными. Цвета перетекали друг в друга настолько плавно, что создавали впечатление застывшей в камне радуги с преобладанием желто-красной части. Архитектура и цвета храма символизировали пристальное внимание Геи ко всем частям своего мира. Не только географическим, но и глубинным, включая чертоги других богов. Неслабо замахнулась. Но имеет право, она – Гея.
Отиг покосился на Руса, но тот как ни в чем не бывало продолжал рассказывать о своей жизни. Он видел подобные храмы в Горгоне и Месхитополе и даже заходил. Нисколько не играл спокойствие, привык. А увидев впервые – поразился. Андрей с Леоном разъяснили символику.
Остановились пред главным алтарем. Хрустальный куб, на котором стояла женщина, заботливо прижимающая к груди шар размером с голову. Ростовая скульптура, вылитая из чистого золота. Ниже стояла золотая же чаша для пожертвований, на треть заполненная монетами разного достоинства, в основном – медяками.
Храм был открыт круглосуточно, но ни одному вору и в голову не придет позариться на святыни. Охрана не предусматривалась в принципе. Не считать же таковыми дежурного жреца и пронизывающие весь храм структуры «прочности» и «очищения». В смысле, избавления от банальной грязи, а не от грехов.
За время пути к храму магистр узнал о Русе достаточно. Желание стать воином-магом перебила страсть к быстрой славе и большим деньгам. И то и другое с изгнанием из гладиаторов резко оборвалось, но привычка хорошо жить осталась. Быстро поддался обещаниям лоосок. И повезло: выносил из леса дорогую живность – жрицы покупали без обмана. Но вскоре напоролся на подлость. Вытащил раненого товарища, бросив тяжеленные «золотые желуди», а лооски не просто отказались лечить друга, но и отправили Руса обратно за мешком «желудей». Ради товарища принес, рассыпав половину, получил расчет и ушел к другому пятну, каганскому. Со злости присоединился к сомнительной группе, которая пошла в пятно, как оказалось, «поохотиться на кагана». Хвала богам, этих опасных типов не встретил и, опять же хвала им, избежал отъема дорогих мечей. Еле ноги унес. Увидев, как против него применили структуры Пылающих, вспомнил о своей склонности к Силе.
В Кагантополе вызвал старых друзей с деньгами, совместно купили подданство и дом. Решил остепениться и развить наконец способности. Ехать в Эндогорию и жить там «в казарме» не имел ни малейшего желания, поэтому сначала огорчился, узнав, что воинов-магов в Тире не готовят, но сразу обрадовался, услышав о строгих порядках в тамошнем ордене и вынужденном послаблении для учеников в Эолгуле. Без колебаний выбрал последний. Очень хотелось спокойно пожить в собственном доме. Тридцать лет – не мальчик. «Но и не мужчина», – усмехнувшись, добавил про себя магистр, которому недавно стукнуло шестьдесят.
– Слушай молитву и запоминай, – серьезно сказал Отиг и, прижав руки к груди, заговорил слова типичной орденской молитвы, просящей Силу.
Рус старательно повторил слова и жесты молитвы.
– …Хвала тебе, Гея! – закончил короткий монолог и… ничего не почувствовал.
– И не должен, – успокоил его Отиг. – Богиня далеко не всегда отвечает, тем более ты не посвящен. Пройдем во Врата богини, – сказал, указывая на неприметную дверь за алтарем.
В небольшой комнате, расписанной мифологическими сюжетами с участием богини Геи, на невысокой подставке стояла простая золотая чаша. Магистр позвал: «Брат Касымгил, прими посвящение», – и вскоре из дальней, еще более неприметной двери показался жрец. Типичный невысокий тиренец, одетый в роскошную, искусно вышитую золотом жреческую тунику. Верховный жрец Тира. Формальное чинопочитание, как понял Рус, в маленьком Эолгуле не в чести.
– Добровольно ли ты вверяешь свою душу Величайшей? – Седой жрец произнес ритуальную фразу.
– Да, – коротко ответил Рус. Волновался. Пожив в этом мире, успел уяснить, что душа – не шутка. Но таковы правила, придется «вверить».
Это не подчинение, а именно вверение. Теперь Гея будет распоряжаться его судьбой после смерти и только после нее, а взамен возможна помощь. Точнее, благоволение, если ты заслужишь. А вот чем его заслужить, мнения расходились. Жрецы упирали на «свод законов Величайшей Геи», где указаны грехи и праведные дела, а другие посвященные уверяли, что богиня может помочь явному грешнику и не услышать праведника. Это, скорее, исключение, но оно усиленно муссировалось. Ну не любят люди жить по строгим канонам! Богиня в эти споры не вмешивалась, а магам помогала вне зависимости от «степени грешности». После горячей молитвы чаще вливала Силу, чем игнорировала.
У лоосок, Чик был в этом глубоко убежден, происходило именно подчинение, а не вверение. Сами жрицы вряд ли о таком подозревали.
– Вытяни левую руку над чашей, – приказал жрец и, как только Рус исполнил приказание, проколол ему палец непонятно откуда взявшейся золотой иглой.
Капля крови разбилась о дно и быстро, не оставив следов, впиталась в литое золото. Рус на мгновение потерял себя. Растворился в мире, как кровь в пустой чаше. Это больше напомнило ощущения при «втяжении» в себя нитей Силы, чем чувства в пятне. Здесь его «я» «размазалось», а там «слилось», и продолжалась «размазанность» всего один миг, а не два месяца.
– Что почувствовал? – с интересом спросил жрец. – Убери руку, достаточно капли крови с частичкой души.
