И еще донимало странное чувство одиночества – почти сиротства.
Дело было в Бэрине. Он почти не бывал дома – то охотился, то исчезал надолго по своим делам, а когда возвращался, с удовольствием болтал и зубоскалил с Бертой, почти не разговаривая со мной. Я скучала по тем временам в замке, когда молодой смешливый Волк приставал ко мне со своими разговорами и шуточками. И еще – он ни разу не коснулся меня после отъезда всех остальных. Словно ему это стало вдруг неприятно или… неинтересно.
А может, Волки попросту не любят… Лисиц?
Бэрин пришел в сумерках. Забросил в дом тушку зайца. Спросил традиционно:
– Как тут у вас?
– Хорошо, – так же привычно ответила я. Против сложившегося в последнее время обыкновения, Бэрин не ушел болтать с Бертой. Прислонился рядом со мной к стене. Я покосилась: смотрит в усыпанное звездами небо.
– Бэрин…
– Что?
– Ты можешь посоветовать… куда нам с Рыжиком податься?
Он помолчал.
– Ну, до этого еще далеко, когда еще мальчишка выздоровеет и окрепнет!
– Но подскажешь? – настаивала я.
– А ты не хочешь… – Бэрин не сводил глаз с неба. – Не хочешь остаться… здесь?
– Здесь? В этом доме?
– Тебе же здесь понравилось?
Конечно. Я даже полюбила этот дом. Но остаться здесь… в стране Волков… Я поежилась.
Бэрин опустил на меня взгляд.
– Нет?
– Да. Но… ваш лорд… и остальные… они же будут против? И еще я боюсь…
Я хотела сказать: за Рыжика, ведь не все так дружелюбны и терпеливы, как…
– Нас, Волков? – спросил Бэрин.
– Да…
– И меня?
– Только не тебя!
Лишь выпалив это, я поняла, что это правда – я видела Бэрина в обоих обличьях, и ни разу он не причинил мне вреда. Даже когда я этого заслужила, тогда, с рукавицами…
Бэрин то ли выдохнул, то ли коротко засмеялся и присел рядом на корточки.
– Рад это слышать!
– Я за Рыжика боюсь. Вдруг кто его обидит… Даже если ваш лорд прикажет его не трогать…
Бэрин помолчал.
– Не могу поклясться, что такого не случится. Нужно время, чтобы привыкнуть. Кроме нас, есть еще и люди, хотя они держатся в стороне от этого леса, его называют Волчьим.
Не зря называют. Я представила, как мы живем здесь с Рыжиком: в теплом надежном доме, лес и озеро под боком. И – никакого Зихарда! Из замка иногда будут приезжать Дэвин или Берта… и, может…
Бэрин словно подслушал мои мысли:
– В детстве мы с Фэрлином частенько удирали сюда на несколько дней. Мне всегда тут нравилось.
– Ты можешь и сейчас… удирать.
Бэрин повернул голову и посмотрел на меня. Смотрел молча и долго: я уже начала беспокоиться, не сказала ли я что-то неприятное, кто их, Волков, разберет.
– А могу я остаться сразу?
Конечно, да, места всем хватит, что спрашивать, ведь на самом деле это не мой дом, а их дом…
Бэрин прервал меня, решительно взяв мою руку в свои горячие ладони.
– Давай так: ты хочешь, чтобы я здесь, с тобой, остался?
Пальцы его были жесткими, но гладили мою ладонь осторожно и нежно… У меня бы, наверное, ослабели колени… если б я уже не сидела.
– А ты? – пробормотала я. – Ты хочешь?
Бэрин рассмеялся.
– Хочу ли я? Ты шутишь!
– Ну ты… не… даже не смотришь, я тебе совсем не нравлюсь, да?
Он хрипло рассмеялся и притянул меня к себе.
– Да я просто не могу на тебя смотреть спокойно! Знаю, как ты нас боишься…
– Тебя я не боюсь! – повторила я.
– Точно? – Бэрин выдохнул горячо мне в губы: – Точно-точно?..
…Мы оба вздрогнули, когда над нашими головами раздался недовольный голос Берты:
– Ну вот что, молодежь! Идите выяснять, кто тут кого не боится, куда-нибудь подальше! Мальчонку разбудите, да и я не железная!
Бэрин засмеялся, потянул меня за руку, заставляя подняться.
– Берта права! Пора нам кое-что выяснить. И чем быстрее, тем лучше.
* * *
Рыжий выздоравливал, хотя только и делал, что спал. Зато Лисса… Вдруг начала сторониться, держалась настороженно, точно боялась, что он на нее немедленно набросится. Поэтому Бэрин лишний раз даже и смотреть опасался, и заговаривать – тоже. Тяжеловато приходилось: ведь именно из-за нее он и остался, несмотря на недовольство брата. Странно, что тот еще не отозвал его со срочным поручением; ну сколько раз можно ослушаться своего лорда? Бэрин даже и думать боялся, что могла наговорить Фэрлину Инта. Может, о его бешеной любви к рыженькой? Ерунда какая – просто он хочет убедиться, что у Лиссы все будет в порядке, ведь кто-то же должен, в конце концов, позаботиться о несчастной девчонке? Ну а еще… он никак не мог изгнать из головы воспоминания о ее прикосновениях, о робких поцелуях, отзывчивом нежном теле… о том, как хороша лисица, несущаяся в лунном свете… не менее прекрасна, чем обнаженная Лисса…
Лисса сидела у порога, точно его мыслями вызванная. Глядела. Не глаза – лунные озера… Как тут мимо пройдешь? Он и остановился. А девчонка вдруг начала говорить о том, куда им податься с Рыжиком. Вот чем ее голова забита – как бы побыстрее и подальше от них убраться! А он, дурак, размечтался! Ну не то чтобы размечтался, просто обидно, что она все еще его боится…
Оказывается – нет. И руку не отняла, и на поцелуи ответила. Оказывается, ждала, пока он к ней подойдет – а он только зря время терял, подальше держался. Оказывается, давно надо было поближе. Еще ближе. Еще…
Рассерженная Берта прервала их стремительное сближение. Охладила. Погнала от дома прочь. И впрямь он что-то соображать перестал. Кажется, окончательно. Надо им во всем разобраться.
И как можно скорее!
Он взял Лиссу за руку и повел к озеру.
Бэрин целовал меня снова – крепко и долго. Руки проникали под одежду – гладили, трогали. Дразнили… Снимали с меня платье осторожно, точно Бэрин боялся, что я убегу – куда, я еле на ногах стояла; даже качнулась, когда он отстранился. Одежду с себя он сорвал куда быстрее. Положил мою ладонь себе на грудь. Его трясло, как в лихорадке, сердце под моей рукой билось тяжко и быстро.
– Боишься?
Я скользнула взглядом вдоль его тела и отвернулась. Этого было достаточно, чтобы я мгновенно леденела и вся сжималась от предчувствия боли. Бэрин вздохнул, поднял голову, точно призывая на помощь луну. Неожиданно отпустил меня и лег на спину, раскинув сильные руки. Сказал, глядя на меня снизу:
– Не бойся. Делай все, что захочешь. Я тебя не трону.
Что захочу? Сейчас я хотела одного: забрать платье и убежать от него подальше. Негромкое:
– Лисса, не уходи.
Опять угадал мои мысли.
– Прошу…
Я нерешительно опустилась рядом с ним на колени; сквозь скомканную одежду ощущались холодные камни, наверное, лежать на них больно. Заглянула в лицо: черные, расширенные зрачки. Как в такой тьме может отражаться луна? Отражалась. Дрожала, дышала…
– Лисса-а…
Я прикоснулась губами к лунам по очереди – ресницы сомкнулись. Провела пальцами по бровям, любуясь их четкой линией. Какой он все-таки красивый… красивее всех Волков и людей… Пальцы скользнули по скулам, щекам… погладили… жесткая щетина. Пальцы зарылись в волосы – тоже жесткие, густые, наверное, как ость на волчьем загривке… Коснулись горячих губ – они дрогнули, ловя мои пальцы, а потом и мой рот. Я тоже, как он недавно, пробовала – как мне будет приятней. Оказалось – и приятней и удобней прилечь Бэрину на грудь. Горячий, вздрагивающий подо мной, сердце вот-вот вырвется из грудной клетки, как из… клетки.
Бэрин шевельнулся, обхватил, прижал к себе изо всех сил, чуть не расплющил… Я испуганно и задушенно пискнула, он вновь разметал руки – точно сам себя распял. Еще и в камни вцепился. Для верности.
Я скользнула ниже, касаясь Бэрина грудью: соски раздражали жесткие волосы на его груди. Он тогда целовал меня вот так – я лизнула его сосок, поцеловала… вздрогнул, коротко застонал… нравится. Мне – тоже…
Приподнялась, погладила по груди, по бокам. Мышцы напряженные, мощные, заматеревший… сильный… волк… мой Волк…
Странно, но с каждым прикосновением к нему и мое сердце, и мое дыхание ускорялись… я тоже теряла голову, иначе откуда взялась эта странная… мысль…
Живот, и без того твердый, сжимается под моей ладонью, точно Бэрину больно… очень больно. Я осторожно скольжу рукой ниже. Резкий вздох, бедра толчком подаются мне навстречу, я испуганно отдергиваю руку.
– Нет-нет-нет… – Глаза распахнуты, лицо искажено, как от боли… – продолжай… не бойся…
Не боюсь… чего бояться… вздрагивающая, гладкая, горячая плоть под пальцами… такой сильный… пальцы Бэрина скребут по камням, вонзаются в песок… Волк мотает головой, зубы оскалены, стонет… Перенести ногу, скользнуть животом… ниже. Так хорошо… влажная плоть о влажную плоть… теснее, глубже… податься вперед, коснуться грудью… назад… хо-ро-шо…
Зажмуренные, как от боли, глаза вновь распахнуты, выдох-стон:
– Да что ж ты… де-лаешь… Лис-са-а-а…
Он чуть не рехнулся, пока она к нему привыкала, пока смелела, трогала, ласкала… Не-ет, больше он такого не перенесет! Хотя ему есть чем гордиться, пусть и ногти сломаны о камни, и пальцы в кровь, и вся спина в синяках…
