– Совсем забыл, ты же специалист по популярным женским мнениям!
– Фенхель, я тебя ненавижу!
– Ой, Сильвия, прости, что напомнил про твои заметки в «Инфернополитан»! Как там? «10 главных вещей, которые не стоит говорить Ему на первом свидании»? «5 главных блюд, который разожгут в Нем Огонь»?
– Это пытка! Я все скажу, только прекратите, инквизитор!
– Итак, Веди-Ребус?
– Итак, очуменный материал, старичок! Жаль, толстожопый трупак снял меня с дела. Знаешь, у меня много недоброжелателей в Департаменте полиции. Ребята просто завидуют мне, гребаные хорьки.
– Ох, девонька моя, что ж тебя все время тянет на передовую, а?
– Ты так пьян, что путаешься в словах. Не на передовую, а на передовицу, хахаха!
– Точно-точно, так что там с ним?
– Поклянись, что не разболтаешь щелкоперам из «Инфернопольского Упокойца»!
– Клянусь моим цилиндром!
– Верю, красавчик. Вообрази, какая история. Нападает по ночам. Всякий раз по три трупа. Жертвы – всегда – мертвяки! Всякая рвань бездомная, которые ночуют в канализации и под жэдэ-опорами. Но однажды прихлопал и фабричного. Хоть тот сидел на синем, совсем дохлый… Впрочем, чего я рассказываю, у вас в районе их толпы, да?
– Еще бы. Кстати, классный шарфик. Такой… искорками. Вульгарный, люблю.
– Подлец, убери лапы! Отвлекаешь! Тут проскочила хорошая конспирологическая идейка – не могла не тиснуть в статью…
– Ага. Вот почему твой «зашитый» шеф взбеленился?
– Еще бы – рука руку моет же! На последнем Съезде Архиличей зам по соцвопросам толкнул с трибуны телегу, что, мол, давно пора Городу избавиться от этих беспризорных мертвяков, которые везде разгуливают и жрут, что под ноги попадется, и вообще портят пейзаж. Мол, это насмешка над высокими принципами Некрократии, и с точки зрения банальной экономики совсем не Вин, совсем не Тор, совсем не Айс.
– Новая фразочка?
– Ребята из представительства в Торнхайме научили, там местные наци новый лозунг задвинули… Вин! Тор! Айс!
– Дико интересно, но отвлеклись!
– Так вот… Ох, убери же свои загребущие лапы наконец! Кстати, клевые перчатки! Ладно, можешь оставить. Нет-нет, повыше, вот так… Шалунишка, хехе! Так вот, идея насчет некрократической провокации не прокатила. Но там и без того есть что обмозговать… На одном из тел, в первой тройке найденных, вырезана ножом буква «В» – поэтому его и прозвали «Веди». В последующих случаях снова буквы. Повторяющийся почерк – как заявили жопоголовые мудрецы из Департамента полиции. Тайное послание.
– Поэтому и прозвали Ребусом, читал твои заметки.
– Лестно, миляга! Итак, следующие буквы. Ты слушаешь? «Я» и «Р».
– Яр?
– Получается «В ЯР». Банальное начало для открытого письма, да?
– А дальше?
– В том-то все и дело. Дальше круг.
– Круг?
– Скорее овал, эдакая загогулина. Почерк у парня не ахти. Много спорили, что это – буквы или магические знаки? Птичья азбука! Он гребаный мясник, этот Веди, никакого стиля. Помню, когда в позапрошлом ловили Каллиграфа – у того был целый арсенал, специальные крючки, стальные перышки, для работы по коже…
– Ох, избавь от подробностей, нам еще предстоит жаркое… И, опережая события, поварята превзошли себя!
– Пьяница, язык снова подводит тебя – предстоит не жарко́е, но жа́ркое!
– Весь внимание, моя богиня!
– Следующее послание. Буква «С».
– С? После круга?
– Ну да, определенно ладийская «Эс», адриумская «Цэ». Но Неразговорчивый начальничек, перданиол зашитый, снял меня с дела. Тупари из полиции ломают голову, а я могу объяснить, в чем тут штука, уже сейчас! Это не ребус и не магические знаки…
– Тогда что?
– Веди пишет какую-то фразу, понимаешь? По одной букве и каждый раз три трупа… Разрази меня гром, если я знаю, что у него на уме. Но в предыдущий раз был не круг, а буква «О». Он пишет В, Я, Р, О, С… Вярос!
– Бессмыслица же. А что говорит полиция?
– Фенхель, поцелуй меня.
– Что?
– Да поцелуй же меня, идиот!
В камине весело горит огонь. Завороженный и пьяный, смотрю, как, играя огненными бликами, в рюмке переливается янтарь.
– Не спи, замерзнешь, – Сильвия тыкается носом мне в щеку.
Растрепанная русая челка, чуть вздернутый нос, зеленые глаза чертовки и мальчишеская улыбка. Похожа на девочку-подростка.
Это очень привлекает состоятельных женатых мужчин. Ее квартира забита сверкающими безделушками и нарядами. «Моя коллекция, – говорит она. – Я изучаю жизнь…»
Я готов часами слушать ее истории про города, в которых я не был – Сен-Фюнеси, Монто-Карпах, Шнеебург, Мурьентес, Тольбано… Даже от простого перечисления названий веет другой, праздничной и яркой жизнью.
Мы пьем кальвадос из высоких рюмок, и хоть тут я опережаю. Сильвия привыкла пить, как сапожник, и не пьянеть.
– Почему мы вместе?
– С тобой весело, – отвечает она, смеясь.
– Брось их всех! – смеюсь я в порыве сладкого бе-зумия. – Переезжай ко мне!
– В твой кабак? И буду танцевать у шеста, а вокруг карлики будут жонглировать ножами?
– Но ведь это не главное! Я брошу все это! Уедем в деревню. Медвежий угол! Свежий сыр. Молоко… Какая-то еще пежня!
Она кивает, легко соглашаясь:
– Конечно, милый, конечно.
Сильвия умеет лгать. Это у нее профессиональное.
Я залпом выпиваю рюмку, отставляю ее на пол.
С обнаженной груди Сильвии сполз край одеяла, я ловлю губами ее острый сосок. Она лежит, раскинувшись на темных простынях, запрокинув голову и свесив тонкую руку с разложенной кушетки. Огненные блики гуляют по животу, по круглой, как монетка, впадине пупка. Доходят до кустика волос ниже.
Сильвия пахнет морем. Я чертовски давно не был у моря, вокруг этот черный снег и липкий дождь или снег с дождем… Все время одно: и ржавые крыши, и клочья пара, и эти дирижабли, и зеркальные башни, и скользкие улочки.
– Не думай, что это надолго, – улыбается Сильвия. – Это очень хорошо. Но это не навсегда.
– Почему? – спрашиваю я, зная, что это правда.
– Мы хотим от жизни разных вещей.
Сильвия гладит меня по голове, и я боюсь открыть глаза, прервать чувство близости, потерять его.
В отличие от Янковой, Сильвию хочется ревновать ко всем. Неистово, яростно. К богатым старикам, к сальным толстякам, к ловким дельцам, к черномундирным некрократам…
Терзает мысль, что и с ними она была такой – лениво-пресыщенной и в то же время сосредоточенной. И тоже брала все – от информации до постели.
Не думать об этом. К черту, к черту их всех.
Здесь и сейчас я верю, что нас только двое. И больше никого…
Крупнейший синематеатр Яр-Инфернополиса на площади Ориона Бомбардина. Новейший паровой энергокомплекс, из-за коррупции в Департаменте строительства его так и не достроили и превратили в шикарный синематографический мавзолей – «Тристар Пандемоуним», «Орионовский» или же, с намеком на первоначальный замысел, – «Большая Грелка».
Сегодня идем на премьеру исторической драмы «Боги Долин», режиссер – Лукисберг-младший.
Витольд выступил в качестве приглашенной звезды. Исполнил юмористическую роль Прошки, легендарного денщика генералиссимуса Сирена-Ордулака. В роли блистательного стратега – лауреат премий и орденоносец, суперзвезда и мощный старец Коннор де Шаун.
Витольд встречает нас на ступенях, в роскошном фраке, проводит за толстый бархатный канат и оцепление охраны – тщательно выбритых громил-славояров, одетых в клюквенные казачьи кафтаны.
Толпа за канатом волнуется, шныряют спекулянты с веерами фальшивых билетов, искрят вспышки блицей, из толпы кричит срывающийся девичий голосок: «Картуш, сделай мне ребеночка!»
Подгоняя нас, Витольд рассеянно демонстрирует репортерам вытянутый средний палец.
В тесном смокинге и накрахмаленной манишке я чувствую себя ослом.
Здесь безумие. Не привычное мне безумие «Сада расходящихся Т», а ступенью повыше, овеянное звездным блеском, хрустящее парадным глянцем. Пахнущее тщетой мирской, большими деньгами и мнимым бессмертием.
Утешение нахожу у фуршетного стола.
Отвлекаюсь от выпивки, ища взглядом Сильвию. Стоит возле колонны и общается с типом из кафе, похожим на дворецкого. На этот раз его тонкие губы растянуты в подобие улыбки.
Улучив момент, когда тип отвлекается на другую даму, видимо, супругу, иду к Сильвии, подхватываю под локоток:
– Что за нахрен?
– О чем ты?!
– Может, хоть на людях сделаем вид, что мы вместе?
Сильвия вырывает локоть. Выпила уже прилично и всем видом показывает, что в моих нотациях не нуждается:
– Это что за тон еще? Собственнические чувства взыграли?
Я только рукой машу.
Возвращаюсь к фуршетному. Официант-андрогин, наряженный ордулаковским гренадером, кивает мне, как старому приятелю. Ему тошно находиться в компании этих расфуфыренных девиц и господ в смокингах, увенчанных звездным сиянием. Хороший парень. Ну, или баба, хрен их разберет, андрогинов. Печально улыбнувшись, соображает мне двойной коньяк.
