Тысячная ночь - Аластер Рейнольдс

Вечером накануне сплетения моей нити я не мог найти себе места, не в силах был унять нервную дрожь. Пропал аппетит, а вместе с ним и всяческое желание вести светские беседы. Хотелось лишь одного — чтобы последующие сутки пролетели как можно скорее и пришел черед потеть кому-нибудь другому вместо меня. Хотя подобное и запрещалось правилами этикета, я бы с радостью сбежал к себе на корабль и завалился спать до утра. Но мне приходилось улыбаться и терпеть, как и всем прочим, когда наступала их ночь.

В километре внизу бились о белые, как кость, утесы волны, осыпая брызгами изящный подвесной мост из тех, что связывали главный остров с окружавшими его островами поменьше. За островами среди волн виднелся горбатый силуэт водного обитателя. Я различал крошечные точки — людей, которые резвились на мосту, танцуя в водяных брызгах.

Настала моя очередь готовить место для карнавала, и, похоже, я справился не так уж и плохо.

Жаль, что ничто из сделанного не просуществует долго. Чуть меньше чем через год машины превратят острова в пыль, а похожие на башни здания — в мельчайшие обломки. Их поглотит море к тому времени, когда последний из наших кораблей покинет систему. Но даже само море продержится затем лишь несколько тысяч лет. Я направил кометы из воды и льда на эту засушливую планету лишь для того, чтобы создать океаны. Здешняя атмосфера отличалась динамической неустойчивостью. Сейчас мы еще могли ею дышать, но на месте сбора не было никакой иной биомассы, способной восполнить кислород, который мы превращали в углекислый газ. Через двадцать тысяч лет на планете не останется иной жизни, кроме самых выносливых микроорганизмов. И так будет на протяжении большей части последующих ста восьмидесяти тысяч лет, до нашего возвращения.

Впрочем, к тому времени здешний ландшафт станет проблемой для кого-то другого. В Тысячную ночь — последний вечер сбора — тому, кто сплел признанную лучшей нить, будет поручено спроектировать место для следующего собрания, и он прибудет сюда за несколько тысяч лет — от одной до десяти, в зависимости от его планов, — до официального открытия.

Я стиснул поручни высокого балкона, услышав приближающиеся сзади шаги. Торопливый стук высоких каблуков по мрамору, шелест вечернего платья...

— Можешь ничего не говорить, Лихнис. Нервы?

Повернувшись навстречу Портулак — прекрасной, царственной Портулак, — я натянуто улыбнулся и утвердительно буркнул:

— Угу. Как ты догадалась?

— Интуиция, — ответила она. — Собственно, я вообще удивляюсь, что ты здесь.

— С чего бы тебе удивляться?

— Когда придет моя очередь, я наверняка все еще буду торчать на моем корабле, до последнего момента отчаянно внося поправки.

В том-то и проблема, — сказал я, — что все необходимые поправки я уже сделал. Исправлять просто нечего. С прошлого раза со мной не произошло ничего существенного.

Портулак одарила меня многозначительной улыбкой. Ее волосы были уложены в высокую прическу, напоминавшую сказочный замок со шпилями и башенками.

— Типичная ложная скромность.

Она сунула мне в руку бокал красного вина, прежде чем я успел отказаться.

— Что ж, на этот раз никакой лжи. Моя нить окажется сокрушительным разочарованием для всех. И чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.

— Неужели она настолько скучная?

Я пригубил вина.

— Самая что ни на есть квинтэссенция скуки. Последние двести тысяч лет прошли для меня исключительно уныло.

— То же самое, Лихнис, ты говорил и в прошлый раз. А потом показал нам потрясающие чудеса и диковины. Ты стал настоящим королем сбора.

— Может, я просто старею, — сказал я. — Но на этот раз предпочел выбрать путь немного полегче. Я сознательно старался держаться подальше от обитаемых планет и вообще от всего, где могло бы случиться что-то захватывающее. Зато я видел множество закатов.

— Закатов? — переспросила она.

— В основном звезд солнечного типа. При определенных условиях, в спокойной атмосфере и с подходящей высоты можно иногда увидеть зеленый луч перед тем, как звезда уйдет за горизонт... — Я запнулся, ненавидя собственный голос. — Ладно. Это всего лишь часть ландшафта.

— И так все двести тысяч лет?

— Нисколько не жалею. Я наслаждался каждой минутой.

Вздохнув, Портулак покачала головой. С ее точки зрения, я был безнадежен, и она не пыталась это скрыть.

— Я не видела тебя сегодня утром на оргии. Хотела спросить, что ты думаешь о нити Калгана.

Воспоминания Калгана, прожженные минувшей ночью в моем мозгу, все еще оставались яркими, как электрический свет.

— Его ничто не волнует, кроме собственных интересов, — сказал я. — Замечала, что любые приключения, в которые ввязывается Калган, непременно заканчиваются тем, что он выглядит геройски, а все остальные малость туповато?

— Верно. На этот раз даже его обычные обожатели перешептывались у него за спиной.

— Ему это только на пользу.

Портулак взглянула на море, видневшееся за скоплением парящих вокруг небольшого архипелага кораблей. К вечеру сгустились облака, и корабли, в большинстве своем расположенные носом вниз, пронизывали их, будто кинжалы. Кораблей было около тысячи. Вид напоминал перевернутый ландшафт — море тумана, нарушаемое стройными светящимися шпилями зданий.

— Корабля Асфодели еще никто не видел, — сказала Портулак. — Похоже, она сюда не доберется.

— Думаешь, ее нет в живых?

Портулак склонила голову:

— Вполне возможно. Ее последняя нить... была слишком рискованной.

Эта нить, представленная на прошлом сборе, изобиловала полетами в окрестностях гибельных явлений, и каждый раз Асфодель бросала вызов смерти. То, что тогда казалось прекрасным — извергающая огненные сполохи двойная звезда или взрывающаяся сверхновая, — вероятно, наконец настигло ее и убило. Убило одну из нас.

— Мне нравилась Асфодель, — рассеянно проговорил я. — Жаль, если ее больше нет. Может, она просто задержалась?

— Почему бы тебе не вернуться внутрь и не перестать хандрить? — сказала Портулак, пытаясь увести меня с балкона. — Тебе это не к лицу.

— Я в самом деле не в настроении.

— Честно, Лихнис, я уверена, сегодня ты нас удивишь.

— Зависит от того, — ответил я, — насколько вы любите закаты.

В ту ночь мои воспоминания сплелись со сновидениями других гостей. Наутро многие из них сумели высказать хвалебные замечания о моей нити, но под покровом вежливости слишком явно читалось разочарование. Дело было