Джеймс Патрик Донливи «Рыжий»
Скудное весеннее солнце. По дороге в порт с грохотом тащатся телеги. Кричат бледные босоногие дети.
Входит О’Кифи и взбирается на высокий табурет. Рюкзак он забрасывает за спину и поворачивается к Себастьяну Дэнджерфилду.
— Ванны здесь чудовищных размеров. Впервые за два месяца я искупался. С каждым днем я все больше становлюсь похожим на ирландца. Подобно тому, как в Штатах при входе в метро всякий раз проходишь сквозь турникет.
— Ты ехал в первом или третьем классе, Кеннет?
— Первым. Мне осточертело стирать белье, а в этих убогих комнатушках в Тринити оно совершенно не сохнет. В конце концов я стал отдавать свое полотенце в прачечную. А ведь в Гарварде я мог зайти в аккуратненькую, выложенную кафелем душевую, а затем быстренько натянуть на себя чистое исподнее.
— Что ты будешь пить, Кеннет?
— А кто платит?
— Я только что отнес в ломбард электрокамин.
— Тогда закажи мне сидра. А Мэрион знает, что ты его заложил?
— Она уехала в гости к родителям и взяла Фелисити с собой на эти шотландские торфяники. Думаю, Балскадун ее совершенно доконал. Шорохи на крыше и стоны под полом.
— Ну и как ты там устроился? Зад себе еще не отморозил?
— А ты приезжай. Останься на выходные. Еды у меня немного, но я охотно поделюсь с тобой тем, что имею.
— То есть ничем.
— Я бы так не сказал.
— А я бы сказал. С тех пор, как я притащился сюда, все идет наперекосяк, а мои однокашники по Тринити убеждены, что мне деньги некуда девать. Они уверены, что если я получаю пособие по демобилизации, то карманы у меня битком набиты купюрами. Кстати, ты получил перевод?
— В понедельник проверю, пришел он уже или нет.
— Если мой не пришел — я погиб. А ты к тому же должен обеспечивать жену и ребенка. Черт! Но зато ты живешь регулярно, а я еще вообще не познал, что это такое. Не найдется ли здесь для меня какой-нибудь дамы не слишком строгих правил?
— Я поищу.
— Ну ладно. Мне пора идти, чтобы найти моего научного руководителя. Заодно проверю, смогу ли я отыскать аудиторию, где буду учить греческий. Никто ни черта не знает. Все держат в тайне. Нет, пить я больше не буду. Приеду на выходные.
— Кто знает, Кеннет, может быть твоя первая женщина уже будет тебя ждать.
— Что ж, посмотрим.
Крутой подъем к Балскадуну. Дорога петляет среди домов, прижимается к ним. Внимательные взгляды соседей. Туман над застывшей водой. Человек карабкается вверх по дороге. На самой вершине она упирается в зеленую дверь в бетонной стене.
Он в дверном проеме, улыбается; на нем белые туфли для гольфа и коричневые, в рыжую искорку, брюки; подтяжки скручены из обрывков проводов.
— Входи же, Кеннет.
— Ну и местечко. На чем только оно держится?
— На вере.
О’Кифи шныряет по дому. Открывает двери, кладовки, выдвигает ящики столов, спускает воду в унитазе, поднимает крышку бачка и спускает ее еще раз. Заглядывает в холл.
— Эта штуковина и в самом деле работает. Если бы у нас была жратва, она могла бы нам пригодиться. Внизу, в городе, находится один из этих гигантских продуктовых магазинов. Почему бы тебе не спуститься туда, чтобы продемонстрировать свой английский акцент и получить кредит. Я люблю твое общество, Дэнджерфилд, но предпочитаю наслаждаться им не натощак.
— Я уже и сам подумывал об этом.
— Одежонка у тебя, однако, не та.
О’Кифи выбежал в гостиную. Распахнул настежь стеклянную дверь, сорвал несколько листиков с почти засохшего растения и вышел в сад. Он постоял на неаккуратно подстриженном газоне, а затем пронзительно свистнул, увидев далеко внизу отвесные скалы над морской зыбью. Он обошел весь дом, заглянул во все окна. В спальне он обнаружил Дэнджерфилда — стоя на коленях, тот рубил топором голубое одеяло. О’Кифи поспешил вернуться в дом.
— Ради Бога, Дэнджерфилд, что ты творишь? Ты свихнулся?
— Терпение, Кеннет.
— Но это же отличное одеяло. Если ты хочешь его изрубить, лучше отдай его мне.
— А вот теперь, Кеннет, посмотри на меня. Ты видишь? Я обмотал им шею, подоткнул бахрому и — готово! Ну чем не голубой шарф команды гребцов из Тринити? Без утонченной дерзости невозможно воспользоваться неравенством классов. А вот теперь посмотрим, откроют ли нам кредит.
— Хитрюга. Но должен признать, что выглядит эта штука отлично.
— Разведи огонь. Я скоро вернусь.
— Раздобудь цыпленка.
— Постараюсь.
Дэнджерфилд вышел на пустынную Балскадунскую улицу.
Прилавок был сплошь завален аппетитными окороками и заставлен плетеными корзинами с яйцами. За длинным прилавком — продавцы в белых фартуках. С потолка свешиваются грозди зеленых бананов, привезенных с Канарских островов. Дэнджерфилд остановился перед седовласым продавцом, услужливо бросившимся ему навстречу.
— Добрый день, сэр. Чем могу служить?
Дэнджерфилд, поджав губы, выдерживает паузу.
— О да. Добрый день. Я бы хотел открыть у вас кредит.
— Вот и прекрасно, сэр. Будьте любезны, пройдите сюда.
Продавец распахивает гигантский гроссбух, лежащий на прилавке. Уточняет имя посетителя и его адрес.
— Посылать вам счета помесячно или поквартально, сэр?
— Думаю, поквартально.
— Возьмете ли что-нибудь сегодня, сэр?
Сцепив зубы, Дэнджерфилд шарит глазами по прилавкам.
— Имеется ли у вас «Пробковый Джин»?
— Разумеется, сэр. Вам большую бутылку или маленькую?
— Пожалуй, большую.
— Чем мы еще можем быть вам полезны, сэр?
— А есть ли у вас «Хейг энд Хейг»?
Продавец кричит через весь магазин. Мальчишка скрывается за дверью и вскоре появляется с бутылкой в руке. Дэнджерфилд поглядывает на ветчину.
— Сколько фунтов, сэр?
— Я возьму весь этот кусок. И еще два фунта сыра и цыпленка.
Улыбающийся продавец рассыпается в любезностях.
— Ну и погода. Ужасный туман. Не позавидуешь тем, кто в море.
Он хлопает в ладоши, подзывает мальчишку.
— Иди сюда, помоги отнести покупки джентльмену. Удачного вам дня, сэр.
Вверх на гору. О’Кифи вырывает у него свертки с покупками и раскладывает их на кухонном столе.
— Не знаю, как это у тебя получается, Дэнджерфилд. Когда я однажды попытался открыть кредит, мне сказали, чтобы я не появлялся без гарантийного письма из банка, в котором я держу деньги.
— Все дело в голубой крови, Кеннет. А теперь я отрежу кусочек сыру и дам его мальчугану.
Дэнджерфилд возвратился на кухню, улыбаясь и потирая
