Александр Громов - Толстый, ленивый, смертельно опасный

Он мяукал так тихо, что я ни за что не услышал бы его жалобы сквозь дверь, если бы не вышел проверить почтовый ящик. Более того, я едва не наступил на него всем весом и только в последний момент каким-то немыслимым финтом увёл ногу в сторону. Едва не упал, между прочим.

Котёнок. Недель четырех-пяти от роду, не больше. Внешность — обыкновенная, мяв — жалобный.

Я бы даже сказал — плач, а не мяв. Котёнок плакал, как плачут все котята-сироты, безостановочно и безнадёжно. На меня он никак не отреагировал, как видно, не имея оснований верить в людскую доброту. Он был прав. Кому нужен беспородный приблудный котёнок, серый в полосочку? С родителями ему не повезло: не были они ни персами, ни сиамцами, ни шибко ценимыми почему-то бесшёрстными уродами. Впрочем, на таком холоде бесшёрстный котёнок уже умер бы. Если предположить, что он, такой ценный, вообще оказался бы на холоде, что вряд ли.

Этот был подзаборник. И сын подзаборника. А может, дочь.

— Дверь прикрой, дует, — крикнула Люся.

Мы с женой живём на первом этаже, более того, наша дверь ближайшая от двери парадного. Когда на улице холоднее минус двадцати, грязный снег, принесённый на ботинках жильцов, лежит возле нашей двери и не тает.

Ёжась на морозном сквозняке и проклиная слабосилие Гольфстрима, плохо греющего наши края, я проверил ящик — ничего, кроме рекламных листков. Ожидаемого извещения о почтовом переводе некоей суммы от журнала «Юный оккультист» за статью, вышедшую ещё два месяца назад, там не оказалось.

Сказав по адресу редакции несколько тёплых слов, я вернулся. Котёнок мяукнул в пространство, по-прежнему игнорируя меня. Что было уж совсем удивительно — сидя на обледеневшем резиновом коврике, он равно игнорировал струю тепла, идущую из приоткрытой двери!

«Стоик», — подумал я.

— Мя! — согласился котёнок.

— Что же мне с тобой делать, а?

— Мя!

— Ты уверен?

Кажется, он был уверен в том, что я либо дурак, задающий глупые вопросы, либо скотина, вздумавшая чесать язык, вместо того чтобы помочь. И в том и в другом случае я не стоил его внимания.

— Мя-а-а! — вывел он, отвернувшись от меня.

— Ладно, стоик. Иди грейся.

Мне пришлось взять его на руки — задняя половина тела у него не действовала.

— О! — сказала жена. — Это зачем?

— Просто так. Видишь, у него задние лапы отмёрзли. Пусть погреется. Где моя старая ушанка? Ну та, которую ты все время выбросить грозишься. Доставай, пришло её время.

— Ну зачем нам котёнок? — атаковала Люся.

— Тебе его не жалко? — спросил я.

— Жалко. Только вот в чем дело: кошка в течение своей жизни может произвести на свет штук сто — сто двадцать котят. Слониха — максимум двенадцать слонят. А луна-рыба запросто вымётывает сто миллионов икринок. Многие ли из них вырастут и дадут своё потомство? В среднем во всех случаях — две особи!

Вообще-то Люся товаровед, но когда-то окончила биофак.

— Значит, девяносто восемь котят из ста гибнут во младенчестве, так?

— Вообще-то меньше. Ты забываешь о кастрированных, стерилизованных и вообще о тех, кто почему-либо не участвует в размножении. Благодаря человеку, между прочим. Но большинство гибнет, это факт. И это хорошо. Если бы все выживали... бр-р, кошмар!

— Мя! — не согласился котёнок.

— Этот выживет, — категорически заявил я. — Где шапка? Почему у нас в доме ничего нельзя найти?

Ворча, что и от дворовой блохастой фауны есть некоторая польза в смысле утилизации всякой дряни, заполонившей квартиру, жена достала с антресолей мой старый треух. Я пристроил его под батарею — сиди здесь, кошарик! — и совершил налёт на холодильник. Налакавшись сливок, котёнок немного поурчал, завернулся сам в себя и заснул.

— Он кот или кошка?

— Я толком не разобрал, — сознался я. — Кажется, кот.

— Ну и что ты с ним будешь делать? — резонно спросила Люся. — Ты же знаешь, у меня аллергия на шерсть.

— Только на собачью.

— А если окажется, что и на кошачью тоже?

— Может, ещё не окажется, — успокоил я. — Пусть хотя бы до весны поживёт. В крайнем случае весной выпустим.

— Выгоним вон, ты хочешь сказать? — немедленно уточнила жена.

Изо всех сил сдерживаясь, я попросил её точно определить, чего же ей все-таки хочется — убить зверушку или спасти?

Когда вопрос ставится так, ответ очевиден. Я заранее знал, что по весне всякий намёк с моей стороны на то, чтобы выгнать котёнка, Люся воспримет в штыки.

— Пока оставим, а? — окончил я примирительно. — Мне он не помешает.

Надо сказать, что моё основное занятие, как правило, не требует перемещений из домашнего уюта на службу и обратно. Читали небось астрологические прогнозы во всякого рода журнальчиках? А брошюрки со знаками зодиака на обложках? Некоторые из этих брошюрок написаны мною. Иногда я ещё строчу популярные статейки по астрологии, в коей слыву авторитетом средней руки. Это очень просто и вовсе не противно. Я давно понял: обмануть можно только того, кто сам хочет быть обманутым. А раз вам этого хочется — пожалуйста, я к вашим услугам. Дело простое, если на столе у вас стоит компьютер с двумя-тремя специфическими программами, а рука насобачилась выводить обтекаемые фразы.

Одним словом, днём я остаюсь дома и могу сколько угодно присматривать за котёнком, мешая ему драть когтями обои или висеть на шторах. Почти без отрыва от гороскопов.

— Как хочешь, — холодно согласилась жена.

Утром котёнок ожил — как видно, отогрел под батареей отмороженные задние лапы. Одобрительно поурчал, увидев блюдечко со сметаной, поел, наскоро вылизался и принялся исследовать квартиру. Обошёл её по периметру, понюхал там и сям, этим и ограничился.

— Да, ты не исследователь, — сказал я ему. — Кто ты есть, я ещё не понял, но уж точно не Пржевальский. Подзаборник ты. Гекльберри Финн. Айда мыться.

Почти для всякого кота мытьё с мылом сродни инквизиторской пытке. Я заранее настроился на истошный мяв и приготовил зелёнку, чтобы смазать царапины на руках. Ничуть не бывало: мои руки остались неповреждёнными, а котёнок вёл себя флегматичнее плюшевой игрушки. Раза два я даже встряхнул его, чтобы убедиться, что он не захлебнулся.

Разумеется, я искал на нем блох, намереваясь если не истребить их всех за один раз, то хотя бы проредить их поголовье. К моему удивлению, паразитов не оказалось. Ну, положим, блоха — тварь шустрая, может удрать в шерсть и ищи-свищи её там, но кладки блошиных яиц бегать не умеют, это достоверный факт. Они заметны даже на ощупь — если они вообще есть. А тут их не было! Ни одной.