Резкий звонок телефона врезался в сон Гилроя. Не размыкая тесно сжатых век, репортер перевернулся на другой бок, засунул голову под подушку и натянул сверху еще одеяло. Но телефон продолжал трезвонить.
Моргая, он открыл глаза и увидел стекающие по стеклу окна струйки дождя. Скрипнув зубами от непрерывающегося треска телефона, он резко сорвал с аппарата трубку и выругался в нее — не то, чтобы настоящая брань, а так — изложенное поэтически мнение о человеке, способном разбудить уставшего репортера в четыре утра.
— Я здесь ни при чем, — ответил редактор, выдержав ледяную паузу. — Ты сам эту кашу заварил и напросился на задание. Нашли еще одного, как их бишь…
Остатки сна мгновенно слетели с Гилроя.
— Еще одного кататоника?!
— Час назад. На углу Йорка Авеню и 91-й улицы. Сейчас он в «Мемориале» под наблюдением. — Голос редактора неожиданно приобрел низкую доверительную интонацию. Хочешь знать, что я думаю, Гилрой?
— Что? — жадно прошептал репортер.
— Я думаю, что ты псих. Эти твои кататоники в лучшем случае всего лишь заурядные бродяги, допившиеся, наверное, до зеленых чертиков. И больше, чем на заметку из четырех строк, они не потянут.
Гилрой уже выскочил из постели и свободной рукой натягивал на себя одежду.
— Только не на этот раз, — сказал он уверенно. — Бродяги-то они бродяги, но на этом дело не кончается. Слушайте… Черт побери, да у вас же смена кончилась еще два часа назад! Что вас задержало?
Голос редактор звучал недовольно.
— Все этот старик Тальбот. Ему же завтра семьдесят шесть. Пришлось тут настряпать кое-что о его жизни.
— И вы тратите столько времени, чтобы разукрасить этого убийцу, вымогателя…
— Спокойно, спокойно, Гилрой, — предостерегающе сказал редактор. — Ему принадлежит половина нашей газеты. Да и не так уж часто он нас тревожит.
— Пусть будет по-вашему. Но от него и идет самая большая волна преступности в городе. Да ладно, все равно он скоро загнется. Вы меня можете встретить в больнице, когда закончите?
— В такую-то погоду? — редактор помолчал, обдумывая решение. — Не знаю, право. Нюх на новости у тебя, конечно, знатный, и если ты думаешь, что здесь пахнет чем-то из ряда вон выходящим… А, черт с ним… Да!
Торжествующая улыбка Гилроя погасла, когда нога его влезла в дырку вместо носка. Повесив трубку, он безрезультатно пытался найти в пустых ящиках другую пару.
На улице было холодно и удручающе пустынно. Черный снег таял и превращался в слякоть. Гилрой запахнул пальто и зашагал к Гринвич Авеню. Очень высокий и невероятно худой, он напоминал унылого аиста, высматривающего себе рыбешку. Но усталости он не чувствовал и в помине. Напротив, он был счастлив, как только может быть счастлив человек, «пунктик» которого вдруг начал подтверждаться конкретными фактами.
Хлюпая по слякоти, он вздрогнул, подумав о кататонике, который, должно быть, пролежал в ней несколько часов, пока его не нашли и не доставили в больницу. Вот бедняга! А первого из них просто принимали за пьяного, пока полицейский не заметил повязку на его шее.
Администрация больницы заявила, что это были больные, сбежавшие после мозговых операций. Звучит убедительно, но… Кататоники не способны ходить, ползать, есть, неспособны ни на одно произвольное движение.
Поэтому Гилрой даже не удивился, когда не нашлось ни одной больницы и ни одного частного хирурга, заявивших о побеге своих послеоперационных больных.
* * *
Водитель такси с надеждой притормозил рядом с возбужденно шагающим человеком. Гилрой еле сдержался, чтобы не обнять таксиста, спасшего его от непогоды. Он торопливо забрался в кабину.
— Хорошенькая ночка для убийства, — заметил водитель.
— Хотите сказать, что работа сегодня плохо идет?
— Хочу сказать, что погода паршивая.
— Будь я проклят, если я на это возражу! — саркастически воскликнул Гилрой. — Но она не должна нас задерживать. Я спешу. В больницу «Мемориал», и побыстрей, пожалуйста!
Три кататоника за месяц! Гилрой покачал головой. Настоящая загадка. Нет, сбежать они никак не могли. Во-первых, кто-нибудь об этом заявил бы, а во-вторых — они физически не были в состоянии совершить побег. И откуда у них взялись аккуратные хирургические разрезы на шее, профессионально зашитые двумя швами и профессионально перевязанные? Разрезы, к тому же, совершенно свежие. Гилрой придавал особое значение тому, что все трое были плохо одеты и страдали легкой формой истощения. Но в чем же подоплека? Он пожал плечами. Его интуиция обещала что-то из ряда вон выходящее.
Такси затормозило у тротуара. Он просунул в окошко деньги и выскочил из машины. Ревущий дождь захлестывал его. Превозмогая порывы ветра, он устремился к подъезду.
Задыхающийся, промокший до ниточки и наполовину раскаивающийся в капризе, заставившем его носиться с тремя бродягами-кататониками, он вынул из кармана промокшее удостоверение и показал его девушке, сидевшей за столом в приемной.
— О, газетчик! Что у нас, какая-нибудь сенсация?
— Ничего особенного, — ответил он небрежно. — Какого-то бродягу нашли на углу Йоркской и Девяносто первой. Он что, в палате наверху?
Девушка посмотрела в журнал и кивнула.
— Он ваш родственник?
— Внучек.
Выйдя из лифта, он уверенно зашагал по длинному белому коридору. У входа в палату он столкнулся с редактором — замерзшим, промокшим и недовольным.
Дежурный доктор искоса посмотрел на них, когда они бесшумно вклинились в круг практикантов, обступивших кровать.
Кататоника уже раздели, вытерли и растерли спиртом. Мышцы его были расслаблены, глаза прикрыты, челюсть по-идиотски отвисла На шее была видна темная полоска от удаленного хирургического пластыря Гилрой увидел часть шва под остриженными волосами.
— Кататоник, док? — тихо спросил он.
— Вы еще кто такой? — резко выпалил доктор.
— Гилрой… «Морнинг Пост».
Доктор снова посмотрел на лежащего на кровати человека.
— Кататоник, несомненно. Никаких признаков алкоголя или наркотиков. Легкое истощение.
Гилрой деликатно отпихнул локтями пару практикантов и пробрался поближе к врачу.
— Но инсулиновый шок ведь не дал результатов? Чего и следовало ожидать.
— Почему? — удивленно спросил доктор. — При кататонии он всегда действует… По крайне мере, временно.
— Но в данном конкретном случае ничего не выходит, не так ли? — стоял на своем Гилрой.
Голос доктора звучал тихо, как бы признавая поражение.
— Да.
— О чем вы? — раздраженно спросил редактор. — И что такое кататония? Паралич?
