Роальд ДАЛЬ
ДОРОГА В РАЙ
Перевод А. Ставиской
Всю жизнь миссис Фостер панически боялась опоздать на поезд, на самолет, пароход и даже к началу спектакля в театр. Во всех других ситуациях она вела себя совершенно нормально и не проявляла особой нервозности, но стоило ей куда-то собраться, одна мысль о том, что она не поспеет вовремя, приводила ее в такое состояние, что у нее начинался тик. Ничего страшного в этом не было - просто в уголке левого глаза слегка дергалась крошечная мышечка, будто она кому-то подмигивает. Неприятность, однако, заключалась в том, что эта судорога не оставляла ее час, а то и более уже после того, как она благополучно добиралась до вокзала или аэропорта, - словом, всюду, куда она так спешила.
Поистине непостижимо, каким образом такая тривиальная вещь, как страх не успеть на поезд, может перерасти в тяжелую навязчивую манию. Не меньше чем за полчаса до того как выйти из дому, чтобы ехать на станцию, миссис Фостер, полностью экипированная, в пальто, шляпе и перчатках, спускалась на лифте в нижний этаж и, будучи не в силах усидеть на месте, беспокойно металась из комнаты в комнату, пока муж, который наверняка прекрасно понимал, что с ней творится, наконец не появлялся из своих апартаментов и, как ни в чем не бывало, с легкой иронией в голосе спрашивал, не думает ли она, что им пора двигаться.
Вполне вероятно, что мистера Фостера должна была раздражать эта странность жены. Но с его стороны все же было непростительно увеличивать ее муку, заставляя понапрасну себя ждать. Однако учтите, полной уверенности, что делал он это осознанно, отнюдь нет, хотя каждый раз, куда бы они ни ехали, он рассчитывал время с дотошной точностью - и обратите внимание, опаздывал всего-то на какую-нибудь минуту или две, при этом сохраняя полную невозмутимость, так что с трудом верилось, что он не намеренно устраивает несчастной женщине эту тайную гнусную пытку. Но одно, должно быть, он знал твердо: она никогда не посмеет его поторопить. Для этого он слишком хорошо ее вышколил. Но он также знал, что если бы и решился перейти тот критический предел, когда еще можно было успеть доехать до аэропорта, то довел бы ее едва ли не до истерики. В их супружеской жизни последних лет были один или два случая, когда казалось, будто он нарочно старается опоздать на поезд только для того, чтобы заставить страдать свою бедную жену.
Допустим, что муж виноват (хотя полной уверенности в этом нет) и поступает он преднамеренно, однако такую его позицию делает совершенно необоснованной тот факт, что миссис Фостер, если простить ей ее маленькую необоримую слабость, всегда была прекрасной и любящей женой. Больше тридцати лет она служила мужу верно и преданно. Сомневаться в этом не приходится. Но даже она, женщина кроткая, которая не допускала и мысли, что мистер Фостер может сознательно ее терзать, в последнее время стала все чаще задумываться.
Мистер Юджин Фостер, которому было почти семьдесят, жил со своей женой в большом шестиэтажном доме на Шестьдесят второй улице в Нью-Йорке, и они держали четверых слуг. Дом этот мрачный, и люди бывали у них не часто. Но в это необычное утро дом словно ожил и зашевелился. Одна служанка разносила по комнатам кипы простынь, другая укрывала ими мебель от пыли. Дворецкий сносил вниз чемоданы и ставил их в холле. Повар то и дело выбегал из кухни, чтобы о чем-то спросить дворецкого, а сама миссис Фостер в старомодной шубе и шляпе на макушке буквально летала из комнаты в комнату, усиленно делая вид, что надзирает за всеми действиями слуг. Но на самом деле она думала только о том, что не успеет на самолет, если ее муж не будет готов и в самые ближайшие минуты не выйдет из своего кабинета.
- Который час, Уокер? - спросила она, проходя мимо дворецкого.
- Десять минут десятого, мэм.
- Машина пришла?
- Да, мэм, она ждет. Я как раз собираюсь погрузить в нее багаж.
- До аэропорта не меньше часа езды. Самолет вылетает в одиннадцать. Мне необходимо быть там за полчаса, чтобы успеть пройти регистрацию. Я наверняка опоздаю. Уверена, что опоздаю.
- Мне кажется, у вас впереди еще много времени, мэм, - попытался успокоить ее дворецкий. - Я предупредил мистера Фостера, что выехать вам надо в девять пятнадцать. У вас в запасе еще целых пять минут.
- Я знаю, Уокер, я знаю, знаю. Но все-таки поторопитесь с багажом, очень вас прошу.
Она принялась ходить взад и вперед по холлу и каждый раз, когда мимо спешил дворецкий, спрашивала у него, который час. Она без конца твердила себе, что именно на этот самолет она не имеет права опоздать. Ушли месяцы, пока ей удалось уговорить мужа отпустить ее. И если она не успеет на этот рейс, он с легкостью решит отменить поездку. Но все горе в том, что он собирается проводить ее в аэропорт и сам настоял на этом.
- Боже милостивый! - сказала она вслух. - Я не успею. Я знаю, я это знаю, знаю. Я не успею.
Мышечка возле левого глаза бешено билась, к горлу подкатывали слезы.
- Который час, Уокер?
- Восемнадцать минут десятого, мэм.
- Теперь-то я наверняка опоздаю, - воскликнула она в отчаянии. - Я хочу, чтобы он наконец вышел!
Эта поездка так много значила для миссис Фостер. Она впервые летела одна в Париж навестить дочь, единственное дитя, которая была замужем за французом. Француз был ей довольно безразличен, но она обожала дочь и, кроме того, страстно мечтала поглядеть на трех своих внуков. Она их знала только по многочисленным фотографиям, которые ей регулярно присылали, и она расставляла их по всему дому. Дети были прелестны. Она души в них не чаяла и, как только приходила очередная фотография, уносила ее к себе и долго сидела, с нежностью глядя на детские мордочки, пыталась отыскать в них заветные черты фамильного сходства, что для нее было так важно. В последнее время она все острее чувствовала, что не хочет провести остаток дней там, где поблизости не будет этих детей и где она не сможет приглашать их в гости, водить на прогулку, покупать им подарки и видеть, как они растут. Она, конечно, понимала, что так думать дурно и что это даже своего рода предательство по отношению к мужу, покуда он жив. Но она также хорошо понимала, что он, несмотря на то что уже отошел от активного участия в большинстве дел, ни за что не согласится оставить Нью-Йорк и переехать во Францию. Можно считать чудом, что он вообще разрешил ей лететь в Париж на целых шесть недель навестить внуков. О, как мучительно ей хотелось бы жить там всегда и чтобы внуки всегда были рядом!
- Уокер, который час?
- Двадцать две минуты, мэм.
Едва Уокер успел закончить фразу, как дверь отворилась и в холл вошел мистер Фостер. Он на мгновение остановился и в упор поглядел на жену. Она не отвела взгляда и тоже пристально смотрела на маленького, тщедушного, но все еще не утратившего живость старика с широким бородатым лицом, так разительно напоминающим лицо Эндрю Карнеги* на фотографии в старости.
