Дмитрий Биленкин
Космический бог
“Он был добрым, интеллигентным, талантливым человеком. Он не только Биленкин — как шестидесятник, современник и участник волны Стругацких. Он еще и часть Багряка — также явления в фантастике недооцененного и почти забытого. Его друзья — люди неординарные. И это характерно — ведь любили Диму и писатели, и журналисты, и ученые. И еще: он был, наверное, самым скромным человеком, которого я знал”, — так о Дмитрии Биленкине сказал Кир Булычев. И многие из знавших Дмитрия Александровича наверняка подпишутся под этими словами. Ибо без фигуры Биленкина сложно представить советскую фантастику 60–80–х годов.
Дмитрий Александрович Биленкин родился в Москве в 1933 году. Еще в школе он начал увлекаться геологией и в результате поступил на геофак МГУ, окончив его со специальностью геохимик. В то же время Биленкин заинтересовался журналистикой и начал публиковать научно–популярные статьи в газете “Комсомольская правда” и журнале “Вокруг света”. Но ему, талантливому человеку, ипостась журналиста–популяризатора явно оказалась тесна. А из “научпопа” — прямой путь в фантастику! И в 1958 году рассказом “Откуда он?” состоялся дебют Биленкина как фантаста. И в шестидесятых годах он становится одним из лидеров “твердой” НФ в любимых жанрах: рассказе и короткой повести. Основной темой автора в произведениях того времени стало исследование новых научно–технических идей, гипотез технологий будущего, проблем космической экспансии человечества. И большинство рассказов и повестей, вошедших в первый сборник Биленкина “Марсианский прибой” (1967) в той или иной степени касаются вышеперечисленного. Наиболее типичны для Биленкина того периода рассказы “Зримая тьма”, “Грозная звезда”, “Ничего, кроме льда”, “Как на пожаре”. Однако уже в 1970 году в одной из статей Биленкин пишет: “Фантастика — не наука. Это литература, литература, литература! Конечно, открытий и изобретений в ней масса. Но легче сделать вертолет из… почтовой марки, чем, руководствуясь предвидениями фантастов, построить самую крохотную машину времени”.
Уже тогда, в конце шестидесятых, писатель переносит центр тяжести на человека, его психологию на фоне фантастических, невероятных событий, герои находятся в постоянном поиске себя и своего места в технологическом будущем. В этом духе выдержаны сборники “Ночь контрабандой” (1971), “Проверка на разумность” (1974), “Снега Олимпа” (1980).
К концу семидесятых тема человека, его психологии, внутренней сущности становится доминирующей в творчестве автора. Но волнуют его уже не только проблемы научно–технического прогресса, но и вопросы биологии и экологии. Причем к вопросам экологии он обратился одним из первых в советской фантастике. Здесь стоит выделить такие рассказы, как “Художник” (1967), “Догнать орла” (1973), “Здесь водятся проволоки…” (1981), “Давление жизни” (1970), а также один из самых лучших рассказов “Город и Волк” (1970). Особое место в творчестве Биленкина занимает цикл произведений о приключениях Полынова. Этот цикл смело можно называть “интеллектуальной космической оперой”. Полынов, ученый–психолог, своеобразный супермен, решающий проблемы космического масштаба исключительно за счет своего интеллекта и знания человеческой психологии. Кроме повестей “Десант на Меркурий” (1967), “Космический бог” (1967), “Конец закона” (1980), к “полыновскому” циклу можно отнести также повесть “Сила сильных” (1985), в которой действует уже потомок Полынова. К сожалению, единственный роман Биленкина “Пустыня жизни” в советское время так и не был опубликован полностью. Но, как уже говорилось выше, “фирменным блюдом” писателя всегда оставались рассказы и повести. Лучшими же своими рассказами сам Биленкин считал “Принцип неопределенности”, “Человек, который присутствовал” и “Море всех рек”.
Рассказывая о Биленкине, нельзя обойти вниманием, во–первых, его участие в команде авторов, публиковавших фантастические романы (“Пять президентов”, “Синие люди”, “Фирма приключений”) под псевдонимом Павел Багряк (кроме Биленкина, в эту группу входили также Валерий Аграновский, Ярослав Голованов, Владимир Губарев, Виктор Комаров и художник Павел Бунин), а во–вторых, его общественную “околофантастическую” деятельность — долгие годы он был одним из руководителей семинаров молодых фантастов при Московской писательской организации, а также знаменитого “малеевского” семинара, через которые прошло множество популярных ныне фантастов.
Д. Байкалов, А. Синицын
В ответ на прикосновение Полынов замотал головой спросонья.
— Н–е-ет…
— Да проснись же, мы у цели, — настойчиво повелел голос.
Полынов открыл глаза. Над изголовьем возвышался Бааде. Торжественный, застегнутый на все пуговицы. “Ему бы пошли эполеты, — почему‑то решил Полынов, — золотые, огромные эполеты. С вензелями. Очень пошли бы”.
Вслух он сказал:
— Ты будишь так, словно меня ждут великие дела.
— А разве высадка пустяк? Не там ищешь ботинок, вот он.
Психолог промолчал.
Войдя вслед за механиком в рубку, он придирчиво оглядел ее. Все как будто на месте — и огоньки над пультом, и ленивые кривые на экранах. Полынов досадливо щелкнул пальцами. Шумерин ему не нравился. Капитан сидел сгорбившись, как вопросительный знак. Его пальцы с излишней поспешностью сновали по тумблерам анализатора. “Волнуется старик”, — подумал психолог. “Старику” не было и сорока лет.
Полынов зевнул. Сладко, шумно, так, чтобы на это обратили внимание. И сказал, как бы про себя:
— Значит, у меня снова заболит зуб.
Шумерин удивленно обернулся. Из‑за его плеча выплыл черный овал иллюминатора; в рубку глянула глухая ночь Вселенной.
— Что за чушь, какой еще зуб?
— Верхний. Справа.
Шумерин глядел на психолога, ничего не понимая. С плеч Бааде слетели невидимые эполеты: от неожиданности механик приоткрыл рот.
— Больной зуб? — спросил он в замешательстве. — У врача? Космического? Ты шутишь…
— А я и не говорю, что у меня больной зуб, — уточнил Полынов. — Но когда включается тормозная установка, какая‑то неучтенная вибрация заставляет резонировать нерв. И зуб болит. Паршивое ощущение: историческая минута, чужая планета, а герой–первооткрыватель хватается за щеку, как старуха.
— Почему ты не сказал об этом раньше? — возмутился Шумерин.
— А кой прок? Инженеры, в лице нашего уважаемого Генриха Станиславовича, месяц ходили бы вокруг двигателей, меня замучили бы анализами, а все могло окончиться тем, что в экипаж назначили бы врача, у которого зуб не резонирует.
