Станислав Лем
Блаженный
Из книги "Кибериада"
Как-то сумеречной вечерней порой знаменитый конструктор Трурль пришел к своему другу Клапауцию задумчивый и молчаливый; когда же приятель попробовал развеселить его последними кибернетическими анекдотами, неожиданно отозвался:
- Напрасно хмурое расположение моего духа пытаешься ты обратить во фривольное! Меня снедает открытие столь же печальное, сколь несомненное: я понял, что, проведя всю жизнь в неустанных трудах, ничего великого мы не свершили!
При этих словах он направил свой взор, исполненный отвращения и укора, на богатую коллекцию орденов, регалий и почетных дипломов в позолоченных рамках, развешанную по стенам Клапауциева кабинета.
- На каком основании ты выносишь приговор столь суровый? - спросил уже серьезно Клапауций.
- Сейчас растолкую. Мирили мы враждующие королевства, снабжали монархов тренажерами власти, строили машины-рассказчицы и машины, употребляемые для охоты, одолевали коварных тиранов и разбойников галактических, что на нашу жизнь покушались, но все это нам одним доставляло утеху, поднимало нас в собственных наших глазах; между тем для Всеобщего Блага мы не сделали ничего! Все старания наши, имевшие целью скрасить жизнь малых мира сего, встречавшихся нам в путешествиях средизвездных, не увенчались ни разу состоянием Совершенного Счастья. Вместо решений действительно идеальных мы предлагали одни лишь протезы, суррогаты и полумеры и потому заслужили право на звание престидижитаторов онтологии, ловких софистов действия, но не Ликвидаторов Зла!
- Всякий раз, когда я внимаю речам о программировании Всеобщего Счастья, у меня мороз проходит по коже, - ответил Клапауций. - Опомнись же, Трурль! Разве не памятны тебе бесчисленные примеры такого рода попыток, которые становились могилой честнейших намерений? Или ты успел позабыть о плачевной судьбе отшельника Добриция, пожелавшего осчастливить Космос при помощи препарата, именуемого альтруизином? Разве не знаешь ты, что можно, хотя бы отчасти, облегчать бремя житейских забот, восстанавливать справедливость, ясным пламенем возжигать коптящие солнца, лить бальзам на колесики общественных механизмов, но счастья никакой аппаратурой изготовить нельзя? О всеобщем его воцарении можно лишь потихоньку мечтать сумеречной вечерней порой - вот как эта; можно мысленно гнаться за его идеалом, чудной картиной услаждать духовные очи, но на большее не способно и самое мудрое существо, приятель!
- Это только так говорится! - пробурчал Трурль. - Впрочем, - добавил он минуту спустя, - осчастливить тех, кто существует издревле, к тому же способом кардинальным и потому тривиальным, быть может, и вправду задача неразрешимая. Но можно создать существа иные, запрограммированные с таким расчетом, чтобы им ничего, кроме счастья, не делалось. Представь себе только, каким изумительным монументом нашего с тобою конструкторства (а ведь когда-нибудь время обратит его в прах) была бы сияющая где-то в небе планета, к которой мириады племен галактических возводили бы очи с надеждой и упованием, восклицая: "Да! Поистине, счастье возможно в виде неустанной гармонии, как доказал великий конструктор Трурль при некотором участии приятеля своего Клапауция, а свидетельство этого здравствует и процветает в пределах досягаемости нашего восхищенного взора!"
- Ты, полагаю, не сомневаешься, что о вопросе, тобою затронутом, я уже размышлял не однажды, - признался Клапауций. - Так вот: он связан с серьезнейшими дилеммами. Урока, преподанного тебе попыткой Добриция, ты не забыл, как я вижу, и потому вознамерился наделить блаженством создания, каких еще нет, иными словами, сотворить счастливчиков на пустом месте. Подумай, однако, можно ли осчастливить несуществующих? Сомневаюсь, и очень серьезно. Сперва ты должен бы доказать, что состояние небытия во всех отношениях хуже состояния бытия, даже не слишком приятного; иначе фелицитологический эксперимент, идеей которого ты так захвачен, пойдет, пожалуй, насмарку. К мириадам грешников, переполняющих Космос, ты добавил бы полчища новых, тобою созданных, - и что тогда?
- Эксперимент, конечно, рискованный, - с неохотою согласился Трурль. - И все же, я думаю, попробовать стоит. Природа лишь по видимости беспристрастна, стряпая что попало и как придется - милых и гадких, жестоких и ласковых; но проведи-ка переучет - и окажется, что в живых остаются лишь создания гадкие и жестокие, нажравшиеся теми, другими. А если до негодяев доходит, что так поступать некрасиво, они выискивают для себя смягчающие обстоятельства и оправдания высшего порядка, к примеру, объявляют мерзости бытия острой приправой к раю и тому подобным вещам. С этим, я полагаю, пора покончить. Природа вовсе не злонамеренна, она лишь тупа, как сапог, и действует по линии наименьшего сопротивления. Надобно ее превзойти и самому изготовить лучезарные существа; только их появление стало бы радикальной переменой бытия и позволило бы с лихвой рассчитаться за предыдущий период с его ужасными предсмертными стонами, которых на других планетах не слышно разве что по причине космических расстояний. Какого, собственно, черта все живое должно постоянно страдать? Если б страдания отдельных существ ударяли по этому миру хотя бы как капли дождя, то - вот тебе моя рука и мои расчеты! - они бы давным-давно стерли его в порошок! Но кончается жизнь, а с ней и страдания; прах, покоящийся под могильными плитами и заброшенными дворцами, умолк навсегда, и теперь даже ты, со своими могучими средствами, не отыщешь и следа терзаний и горестей, мучивших его.
- Ты прав: умершие не знают печали, - согласился Клапауций. - Эта мысль ободряет, напоминая о том, что страдание преходяще.
- Но страдальцы появляются на свет беспрерывно! - выкрикнул Трурль. Пойми, мой план - вопрос обыкновенной порядочности!
- Погоди. Каким же образом счастливое существо (если оно у тебя получится) рассчитается за неисчислимые прошлые муки, а также несчастья, по-прежнему переполняющие Вселенную? Разве сегодняшний штиль устраняет вчерашнюю бурю? Разве день устраняет ночь? Разве ты не видишь, что несешь чепуху?
- Так что, по-твоему, сидеть сложа руки?
- Нет, почему же? Можно улучшать бытие тех, кто уже существует, или хотя бы пробовать это сделать, но прошлых страданий ничем не искупишь. Или ты считаешь иначе? Или тебе представляется, что, набив Вселенную счастьем по самую крышку, ты хоть на волос изменишь то, что творилось в ней раньше?
- Да, изменю! Изменю! - воскликнул Трурль. - Только пойми это правильно! Пусть для тех, что уже отсуществовали свое, ничего не изменится, зато изменится целое, часть которого они составляли. И тогда каждый сможет сказать: "Кошмарные передряги, чудовищные культуры, тошнотворные цивилизации были лишь предисловием к главному, то бишь к эпохе нынешнего блаженства! Трурль, сей ум просвещенный, из раздумий своих такой извлек вывод, что мрачное прошлое надо использовать для создания светлого будущего. Бедность наставляла его, как достичь изобилия, отчаяние указывало дорогу к блаженству, короче, Вселенная собственной мерзостью дала ему импульс для сотворения добра!" Тогда окажется, что теперешняя эпоха была учебно-подготовительной, понимаешь? Благодаря ей как раз и наступит желанное будущее. Ну как, убедил я тебя?
