Сытин В.
Покорители вечных бурь
Деревья зазеленели в одну ночь. Еще вчера почки на тополях аллеи, ведущей к зданию воздухоплавательной станции, были покрыты коричневыми колпачками. А сегодня, в лучах утреннего солнца, на ветвях уже блестели и бесшумно трепетали крошечные ярко-зеленые листочки.
Сдав дежурство, Александров шел к выходу с территории станции.
Душистый воздух волнами наплывал на лицо. «Еще прозрачные леса как будто пухом зеленеют», — невольно улыбаясь, пробормотал Александров. Усталость от бессонной ночи как рукой сняло, и он подумал, что, пожалуй, не стоит ложиться сегодня, а лучше поехать на Истринское водохранилище — повидать старого приятеля, может быть побросать спиннинг. И, самое главное, подышать, побольше подышать весной.
— Товарищ Александров, вас просят позвонить дежурному, взглянув на пропуск, сказал вахтер у ворот. — Телефон вот здесь, в караульном.
Номер дежурного был занят минуты две, и Александров хотел было уже идти обратно, чтобы узнать, в чем дело. Но в это время аппарат пронзительно заверещал и в трубку послышался возбужденный голос метеоролога Карцева, принявшего дежурство по станции.
— Алексей, ты?.. Ну, наконец-то я тебя поймал! Слушай… тебя срочно вызывает директор института. Ты должен прибыть к нему в десять ноль-ноль. Я сообщил в гараж, чтобы приготовили машину — мчись в Москву. За час доедешь. Все.
— Понятно, — ответил Александров. И, помедлив секунду, не удержался и спросил: — А по какому вопросу вызывают? Не знаешь?
— «Особое задание», — тихо, точно шопотом на ухо, ответил Карцев, пожелал счастливого пути и дал отбой.
Пока Александров ехал в Москву, он конечно, несколько раз задумывался над тем, что является причиной столь срочного вызова к директору, и пытался угадать характер «особого задания».
«Особое задание»… В годы Великой Отечественной войны офицер-воздухоплаватель, старший лейтенант, а затем капитан, Александров работал с аэростатами заграждения и с аэростатами наблюдения. Не раз он выполнял боевые задания особой трудности. Однажды, например, в период напряженных боев на Западном фронте в сорок втором, он почти целый день корректировал огонь дальнобойной артиллерии, применив следующий трюк. Он поднял свой привязной аэростат ночью в облака, а утром перебрался из гондолы на трапецию, которую опустил под нижнюю кромку тяжелой пелены туч. Очень тяжело было болтаться много часов подряд на километровой вы. соте в сыром, холодном воздухе. И особенно тяжело, пожалуй, потому, что ноги воздухоплавателя не имели опоры ни одной минуты.
В другой раз порученное ему «особое задание» заключалось в том, чтобы провести корректировку огня батарей с привязного аэростата… из тыла врага! Это было на Белорусском фронте в сорок четвертом. Тогда оболочку аэростата немецкой конструкции и баллоны, наполненные сжатым водородом, доставили самолетом на партизанскую базу. Оттуда перевезли ее лесными дебрями на вьюках к линии фронта. Здесь, в голом овраге, ее наполнили газом, и в назначенное утро Александров поднялся в небо, а помогавшие ему партизаны ушли обратно к своей базе…
Фашисты, конечно, сразу обнаружили «колбасу» у себя в тылу, километрах в пятнадцати от переднего края. Первая же пара «мессершмиттов» завернула к ней. И тогда рука Александрова невольно потянулась к кольцу парашюта, и ему ужасно захотелось прыгнуть. Но обман удался! «Мессершмитты» прошли мимо. Один из них даже покачал крыльями в знак привета.
Потом более двух часов советские стопятидесятидвухмиллиметровые пушки, на удивление врагам, точно били по их дивизионным базам и расположению стоявшей на отдыхе танковой бригады.
Остаться живым и избежать плена Александрову удалось почти чудом. Когда, в конце концов, фашисты, разгадав хитрость, открыли огонь по «своему» аэростату и воздухоплавателю пришлось покинуть корзину, он затянул прыжок почти до высоты верхушек деревьев.
Враги не успели по чаще добежать к месту его приземления; он уполз по оврагу и два дня прятался в зарослях, прежде чем добраться до своих…
В мирное время Александрову, майору запаса, особо трудных заданий выполнять не пришлось. Свободные полеты на субстратостатах[1] в счет идти не могли: он для настоящего воздухоплавателя всегда праздник. Любой из пилотов с радостью идет готовиться к старту, получив приказ командира: подготовить материальную часть для совершения свободного полета.[2]
Размышляя о причинах вызова, Александров пришел к заключению, что ему и сейчас будет поручено направиться в какой-то свободный полет.
«Очевидно, понадобилось срочно испытать какую-нибудь новую оболочку, — думал Александров, — или же проверить на высоте новый прибор для нужд авиации».
…Когда Александров вошел в приемную директора Главного института метеорологии, секретарь радостно всплеснула руками и затараторила:
— Ну вот и хорошо! Вот и хорошо!.. Иван Семеныч уже спрашивал вас. Идите… идите к нему.
Это показалось Александрову странным.
«Что за спешка?» И в этот момент он впервые почувствовал, что неожиданный вызов к директору означает, что ему, пилоту воздухоплавательной станции института метеорологии, предстоит какое-то необычайное дело.
У порога кабинета директора ГИМа Александров, следуя укоренившейся военной привычке, машинально одернул китель и провел рукой по волосам. Развернув плечи, он шагнул в дверь кабинета директора. Высокие окна, выходившие на юг, впускали в эту комнату много солнца. Стараясь не щуриться, Александров вытянулся и по-военному начал рапорт о прибытии.
Директор Главного института метеорологии, невысокий, коренастый и совсем седой, поднялся из-за стола и также вытянулся. Когда Александров закончил рапорт, он коротко поздоровался.
— Вы давно проходили высотную тренировку? — спросил он. Хотя суховатый его голос был спокоен, в нем можно было уловить нотку нетерпения. Еще ярче это нетерпение отражалось в глазах директора, в упор смотревших на Александрова из-под густых бровей.
— Последний раз я поднимался в барокамере десять дней назад, товарищ директор.
— На высоту?
— Без кислорода на пять километров, в маске — на восемь, в скафандре[3] — на четырнадцать.
— Самочувствие?
— Отличное.
— Заключение медиков?
— Положительное. К полетам на высоту допущен.
— Так. Хорошо… Но эти вопросы имеют лишь косвенное отношение к делу, которое мы решили вам поручить…
