Юрий Медведев - Куда спешишь, муравей

Юрий Медведев

КУДА СПЕШИШЬ, МУРАВЕЙ?

Средь времен без конца и края,

В бесконечность устремлены,

Нивы звездные засевая

Лепестками вечной весны.

Виракоча

Странствия Лунных Ратников

1. Над поющим ручьем

- В древности тюльпаны цвели не в мае, а в июле.

Даже не спорьте, мальчики, - сказала Лерка, пытаясь поймать на язык каплю росы из наклоненного клюва цветка. - Гляньте, к нам в гости пожаловал ручей...

И впрямь из расщелины в нависшей над нами скале протянулись извивы живого сияния. Должно быть, полуденное солнце растопило в расщелине снег, и к нам подползало вздрагивающее, огибающее пучки прошлогодней травы робкое существо - ручей. В углублении перед луковицей тюльпана он постоял в нерешительности, как бы набираясь сил, затем уверенно проскользнул мимо нас, разделив Андрогина и меня с Леркой. Своим рывком он наискось перечеркнул узкую, еле заметную нить муравьиной тропы.

- А почему в июле, угадайте, - предложила Лерка. - Кто первый?

Я молчал. Несколько мурашей, отрезанных от родного обиталища возле пня, сгрудились перед светоносной преградой. Они посовещались и как по команде рассыпались вдоль ручья - видимо, искать переправу.

Андрогин сказал:

- При царе Горохе твои тюльпаны распускались в декабре. Притом махровым цветом. Их обожали слизывать мамонты. - Он опирался локтем на рюкзак и покусывал стебелек дикого чеснока. - Потом нагрянули братцы-инопланетянцы. Вроде тех" о которых ты мне все уши прожужжала, женушка. Из сопредельных, так сказать миров. Со щупальцами вдоль хребта. Каждое щупальце - чуть поменьше Южной Америки. - Тут он метнул в меня, как наваху, мгновенный взгляд своих черных выпуклых глаз, увенчанных тяжелыми веками. - Они всем скопом ухватились за земную нашу ось и слегка поднаклонили шарик. Климат сразу переменился, кхе, кхе... Тюльпаны решили распускаться в июле, к твоему, супруга, дню рождения. А мамонты от огорчения передохли. Между прочим, до сих пор у них в желудках находят букеты тюльпанов.

Андрогин говорил без тени улыбки, даже с некоторой наигранной скорбью.

- Тимчик, Тимчик, ни шута ты не понимаешь, хоть и пытаешься всю жизнь острословить. Только не всегда удачно, - вздохнула Лерка. - Ты вслушайся в перекличку созвучий: "Тюль-пан! И-юль! Тюль-юль!

Тюль-юль!" Звуки-то - как пересвист соловьиный.

Нет-нет, моя филология здесь ни при чем. Каждый должен упиваться ароматом родного языка. Даже кандидат химических наук, одаривший коллег диссертацией о самовозгораемости торфа.

Она сорвала тюльпан и несколько раз ударила кандидата по его внушительному носу. Тот изловчился, откусил цветок" швырнул лепестки в муравейник.

- Не слишком захотела ты поупиваться ароматом фамилии Андрогин. Осталась при своей, девичьей, так сказать. Этого тебе земная наука не простит.

Я напряженно ждал ее ответа. Как никто другой, я знал, почему Лерка не переменила фамилию. Но она предпочла отшутиться:

- Чтобы не покушаться на твое наследственное величие, Тимчик. А заодно и на фамильные драгоценности твоих сородичей. Так-то, Андрогин... А фамилия твоя берет истоки от старославянского слова "андо", что означает "между прочим".

Между прочим, у меня были основания усомниться в подобной догадке насчет родословной Андрогина, хохмача с округлым телом и спиной, не отличающейся от груди...

Муравьи снова роились на пятачке возле набухающего серебристого жгута ручья. Они ощупывали друг друга усиками и, наверное, посылали тревожные зовы собратьям по той безвестной для меня жизни, от которой их отделяло три-четыре человеческих шага, не более. Я слышал, что они, как и пчелы, не найдя дорогу к дому, погибают.

- Между прочим, все твои этимологические забавы отдают языческими суевериями, - сказал Андрогин. - Это не ты ли мне, голубушка, говорила, будто в древнем мире гадали по внутренностям животных и птиц?

- И по кометам. И по молниям. И по журчанью ручьев, - вздохнула Лерка.

- Ты же занимаешься гаданием по внутренностям слов. Пошамань-ка теперь своему школьному другу, язычница.

Лерка окунула кончики пальцев в ручей, потерла виски.

- Проще простого. Таланов - от старинного слова "талан", то есть "талант", "удача", "счастье".

- Ты счастливчик, Таланов, - сказал Леркин муж. - Ты счастливчик от рождения. Так сказать, генетически обречен на удачу.

Я сорвал стебелек метлицы. Даже выстояв зиму под пластами снега, трава была как живая. Я не встречал ее розово-дымчатые, стелющиеся по ветру косички разве что в Антарктиде. Впрочем, в Антарктиде я не был.

Там, где не проложены автомобильные дороги, делать мне нечего.

- Ты прав, Тимчик. - Он, - Лерка указала на меня, - переполнен счастьем. Его распирают удачи.

Он готов делиться талантами с молниями, ручьями, кометами, ущельями, муравьями. По всему свету. В том числе и в городе своей юности, куда он частенько - раз в три-четыре года - заглядывает, хотя и ненадолго. - Лерка притворно вздохнула.

- И ты говоришь о счастье? - спросил Андрогин ее, но глядел он на меня. - Быть приглашенным бывшим сослуживцем и бывшей одноклассницей в горы, трястись на автобусе в Чилик, потом в кузове грузовика до перевала, потом пехом, навьючив на себя трех"

пудовый рюкзак, - разве это счастье? Это гораздо больше. Это есть невыразимое блаженство.

Я смолчал. Славно они поднавострились в словесных забавах.

- К чему слова? Кто молчит, не грешит, - подделываясь под Леркину интонацию, сказал Андрогин.

- Не задирай чемпиона континента, безгрешный Тимчик, - сказала Лерка и поводила рукой по кисточке метлицы. - Чемпион уже тоскует по своим железкам, начиненным электроникой и бензином. Зимой я видела его в деле. Шел фильм об автогонках. По-моему, в Мексике или Колумбии, тамошние страны я вечно путаю. Так вот представь: его машина, похожая на дельфина, на повороте трижды перекувырнулась и ухнула в пропасть - а за нею облако пыли и камней - трах-тах-тарарах! Я глаза зажмурила от ужаса. А ему хоть бы что: высовывается из кабины, в руках ружьище вроде гарпунного - бах! - и стрела с тросиком уже торчит из глыбы базальтовой. По тросику этому "дельфин" мигом вскарабкался - и был таков. Жаль только, его лицо я плохо разглядела. Они там все в скафандрах как космонавты.

- Вношу необходимые уточнения, - сказал я. - Перевернулись всего лишь дважды. И не в пропасть ухнули, а скатились в овраг. И не Мексика или Колумбия, а Перу. Там во времена инков тоже гадали.

По внутренностям живых еще людей.

Сорванный стебелек метлицы я положил над тихо поющим ручьем, осторожно подвел кончик стебля к обреченным муравьям. Наслышанный об их недюжинном разуме, я не сомневался, что они попытаются воспользоваться мостом, опустившимся прямо с небес. Но ничего не случилось. Муравьи на мост не шли.