Минков Святослав
Алхимия любви
СВЕТОСЛАВ МИНКОВ
АЛХИМИЯ ЛЮБВИ
Перевод С. КОЛЯДЖИНА
Для меня, понимаете, до сих пор еще неясно, почему мир устроен так, что хвост поросенка, например, задран кверху и завит колечком, в то время как хвост лисицы свободно опущен книзу и даже волочится по земле. Мне точно так же непонятно, почему зубы у негров белые, как у нас, а кожа черная, как деготь. Наконец, мне непонятно также, почему люди, объясняющиеся друг другу в любви и бывающие, так сказать, совсем эфирными в своих чувствах, впадают обыкновенно в такое невменяемое состояние души, что решают пожениться и превратиться, с позволения сказать, в обывателей.
- Эй, приятель, а ну-ка, закрой рот! Это дело не такое простое, как ты думаешь!
Знаю, братцы, очень хорошо мне известно, что есть вещи неизбежные, читывал я кое-что и годы кряду ломал себе голову над вопросом о семейном счастье, однако все равно для меня остается необъяснимым, как это человек, вчера носивший букеты роз своей возлюбленной и коленопреклоненно декламировавший ей разные там утонченнейшие поэмы о луне, вдруг начинает носить ей шпинат или нанизанные на указательный палец пучки салата, бросает заштопать пропахшие потом носки и даже ругает ее за сломанную примусную иголку.
- Ну, тут уж вы переходите всякие границы приличия! К чему такая грубость изобразительных средств?
Почему, братцы, почему же вы возмущаетесь откровенностью автора, а не возмущаетесь шпинатом, дурно пахнущими носками, и примусом? Или, может быть, скажете; такие слова в литературе недопустимы. Прошу вас, погодите, разберемся. Что же, по-вашему, литература - это нечто жемчужное, нечто вроде слоеного пирога или пирожного? Съешь, значит, кусок, станет тебе приторно сладко, потом выпьешь чашку воды и заснешь так, что ли? Верно, есть и такая литература, но она для особого рода любителей. Вы, живые, любознательные люди, сплетничающие и интриганствующие на каждом шагу и скрыто говорящие всевозможные мерзости, продавайте другим эту свою парадную эстетику, а сейчас помолчите и послушайте. Житейские вопросы необходимо рассматривать немного по-медицински, то есть без стыда и стеснения. Незачем нам лгать и играть в бирюльки с благоприличием.
Итак, было когда-то время...
Нет, так начинают сказки. Скажем просто и прямо.
Сначала все идет как по маслу. Теб& кажется, что и загробной жизни не хватит, чтоб объясниться в любви той, которую любишь и которую видишь во сне днем с открытыми глазами. Вы шушукаетесь, понимаете ли, с дорогой половиной в нежнейших излияниях, профильтрованных сквозь тройное шелковое сито, смотрите с какимто божественным умилением и чувствуете, что не можете прожить ни одного мгновения друг без друга. Вы во всем согласны, всем довольны. Между вами нет никаких разногласий, и в характерах ваших вы не замечаете каких бы то ни было различий. Взглянув на вас, человеку хочется прыгать от восторга. Вы радуетесь, как только что вылупившиеся цыплята. Ведь и вы такие же чистенькие, пушистенькие, нежненькие - другая такая парочка вряд ли сыщется на свете. "Эх, черт его возьми, - рассуждает посторонний наблюдатель, славная вещь, говорят, эта самая любовь!"
- На Нептуне живут люди! - назидательно говорит один из парочки.
- Живут, конечно! - тут же соглашается другой.
Или:
- Я не люблю вареных яиц!
- И я тоже!
Или:
- На левой ноге у меня вскочила мозоль!
- И у меня тоже!
И в зеркальной воде этого нерушимого согласия цветет и улыбается белая лилия возвышенных чувств. Размахивая руками, вы клянетесь друг другу в вечной любви, сравниваете глаза свои с васильками, фиалками, с кусочком лазурного неба, повергаете взаимно к ногам своим миры и планетные системы, строите воздушные замки, ругаете мещанство и делаете вид, что не замечаете уличных собак, поднимающих лапу у заборов домов и у столбов электропередачи, - вообще отрешаетесь от так называемой пошлой действительности и с гордой самоуверенностью поэтизируете все. А не покончить ли вам с жизнью? Вот вы уже перешагиваете порог смерти и там сразу попадаете в свою стихию. С трогательной серьезностью, вызывающей у вас плаксивую жалость к своей собственной погибающей личности, вы заявляете, что броситесь под трамвай или повеситесь, что отравитесь цианистым калием или застрелитесь, что заболеете и умрете от чумы, тифа, дифтерии, от перитонита - только для того, чтобы испугать другого и узнать хотя бы приблизительно, как бы он встретил ваше исчезновение с белого света. И когда другой отвечает, всхлипывая, что не переживет вашей смерти и что сам покончит с собой как-нибудь ударом ножниц в сердце, вы успокаиваетесь, самодовольно улыбаетесь и решаете отложить на неопределенное время свою прогулку на погребальных дрогах. Именно тогдато вы снова возвращаетсь в жизнь и отправляетесь вместе с вашим верным спутником в какую-нибудь маленькую молочную покушать простокваши или же входите в какой-нибудь пустой ресторан, где единственный офи, ниант встречает вас как фокусник с распахнутой салфеткой. Так незаметно проходит время, потом вы часами провожаете друг друга по улицам и, прощаясь, долго держите руку в руке, уверяя с полными счастья глазами, что не сможете дождаться бесконечно далекого часа завтрашней встречи.
Так как отношения между двумя влюбленными становятся день ото дня все более интимными, поэтому мы в дальнейшем, для большего удобства, будем говорить уже в третьем лице. Таким образом, и волки будут сыты и овцы целы, потому что автор будет заниматься с совершенно неизвестными людьми, и читатель не будет чувствовать себя неудобно в положении героя, как это было до сих пор.
В таком случае нам необходимо найти имена для наших будущих персонажей, чтобы быть свободными от всякой предполагаемой ответственности.
"Согласно старой сентиментальной традиции, влюбленные смертельно ненавидят свои настоящие имена, считая их крайне варварскими и неблагозвучными. Они предпочитают нежные уменьшительные обращения вроде "цыпленочек", "голубчик", "жабеночек", "мышоночек" и тому подобные зоологические эпитеты. Однако чаще всего, конечно, один из двух называется Беба, а другой Буби. Эти два имени, словно включая в себя двусложную нежность, стали общеупотребительными и неизбежными для всякой влюбленной парочки, несмотря на то, что имя Буби, простите за выражение, звучит немножко по-собачьи я невольно напоминает дрессированных комнатных фокстерьеров с кожаным ошейником на шее. Впрочем, мы далеки от мысли о переустройстве мира и от того, чтобы совать нос в частную жизнь людей, и поэтому пойдем по общему течению и в дальнейшем будем называть наших героев Беба и Буби.
