РАФАИЛ БАХТАМОВ
ОТКРЫТИЕ
- Самостоятельное дело всегда интересно, - сказал прокурор.
- Самостоятельное, - конечно. - Валерий вежливо наклонил голову. Это самое дело было от него бесконечно далеко. Особенно после вчерашнего выговора.
- Дело, которое мы хотим вам поручить...
- Мне?
- Вам. 17 мая сего года...
Это что: воспитание доверием? "Молодой следователь Валерий К. проводит первое самостоятельное дело.
Спасает невинных, разоблачает виновных. Воспитывает и воспитывается сам, осознавая глубокую поэзию труда следователя". Все ясно, а внутри что-то дрожит-первое самостоятельное дело.
- ...на нефтеперерабатывающем заводе произошел взрыв, - продолжал прокурор. - Люди, к счастью, не пострадали. Предприятию причинен материальный ущерб в сумме 860 рублей...
- В новых деньгах? - машинально спросил Валерий.
- В новых. Следствие по делу вел Сурен Аркадьевич Мелкумян. Вчера он лег на операцию. Так что кончать придется вам.
- И много... Я хочу сказать, многое он успел?
- Осмотр места. Допросы. Получил заключение экспертизы. Набросал проект обвинительного заключения.
- Что же мне остается? Отдать заключение на машинку, проверить и принести на подпись?
- Проверить - да, - холодно сказал прокурор. - Полагаю, вы знаете: принимая дело к своему производству, вы принимаете на себя и ответственность.
- Разумеется, - Валерий равнодушно кивнул.- Какая там ответственность...
Прокурор долго смотрел на него - словно вспоминал что-то. И вдруг улыбнулся.
- Вернемся к делу. Говорить об умысле, конечно, не приходится. Обвиняемой Таировой 22 года. Окончила техникум, оператором работает недавно. Значит, одно из двух: небрежность или казус. Граница, вы знаете, тонкая.
Валерий любил железную строгость юридических формул. Ни одного лишнего слова. Все просто и точно, как в отшлифованных тысячелетиями доказательствах теорем.
Предвидел и желал наступления преступного результата (в данном случае-взрыва) - прямой умысел; не желал, но допускал - умысел косвенный; не предвидел, но обязан был предвидеть - преступная небрежность; предвидел, но неосновательно надеялся предотвратить- преступная самонадеянность; и, наконец, не предвидел и не должен был предвидеть преступления нет, казус.
- Граница тонкая, - повторил прокурор. - Формально - прошла инструктаж, выучила правила... Но я перечитываю дело и думаю: могла она все-таки предвидеть взрыв?..
- Теоретически случай любопытный, - согласился Валерий. - Практически, однако, ничем особенным суд ей не угрожает. От силы ей дадут, по-моему, год...
- Мелочь, разумеется, - кивнул прокурор. - Жаль, что вы раньше молчали. Я бы вам устроил месяца три тюрьмы... В порядке преддипломной практики!
Валерий побледнел. Теперь все. Конец. Пишите заявление...
- Я сказал чушь, - пробормотал он.
- Глупость, - поправил прокурор. - О ходе следствия будете докладывать мне. Возьмите дело.
* * *
За проходной - плакат. На плакате - самолет, вовсю ширину разбросавший стальные руки-крылья.
По небесно-голубому красным: "Больше светлых" и три решительных восклицательных знака.
- Конечно, светлых нефтепродуктов, - пояснил сопровождающий.
Он не очень-то понимал, что от него требуется. Специалисту он охотно показал бы новый цех, при случае и поспорил бы. Для неспециалистов ("публики", говорили на заводе) давно выработались и стиль объяснений, и маршрут. С таким посетителем он имел дело впервые.
Не специалист - ясно. Но и не публика. Следователь.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Мелькали названия, цифры температур и давлении, крекинг каталитический, термический, специальный.
Он не очень вслушивался. Смотрел, сравнивал. Вначале терялся - масштабы здесь были совсем другие, чем в книгах. Но вот он уловил что-то знакомое. Потом еще и еще. Это было как при встрече с человеком, которого знаешь по фотографии. Мысль, упрощенная в книгах до схемы, ощущалась здесь в живой сложности.
Постигать ее было трудно и радостно...
В операторных это ощущение терялось. Девушки в белых халатах, в косынках, повязанных по-домашнему, щебетали о посторонних делах. В одном месте он услышал восторженную оценку новой итальянской картины, в другом насмешливую характеристику какой-то Зины и жалобу на чулки, у которых вечно спускаются петли.
Так же легко, небрежно, девушки перебрасывались разными "дестиллятами" и "ректификатами". Время от времени одна из них подходила к приборам, поглядывала на медленно ползущую ленту, записывала. Нажимала на кнопку и торопливо возвращалась к столу - продолжать разговор.
Думали они в этот момент над последствиями того, что делали? Это казалось сомнительным. Должно быть, чего-то такого не предвидела и Таирова. Обязана была предвидеть! Легко сказать "обязана", а могла? Попробуй, пойми. Одно дело классический стрелочник из учебника уголовного права, забывший перевести стрелку, или шофер, в состоянии опьянения, севший за руль... Там ты ставишь себя на место преступника и говоришь: я перевел бы стрелку, я не сел бы в машину пьяный. А тут:
сумел бы я представить последствия, если бы нажал, скажем, на эту красную кнопку?..
Конечно, виновата и администрация. Нельзя доверять установку неопытному человеку. Во всяком случае надо контролировать. Хотя попробуй, успей. Нажал кнопку и взрыв...
- Взрыв? - переспросил инженер.
- Да, я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв.
- Пожалуйста... Только зачем же взрыв? Просто авария.
Это не первый. Все, начиная с директора, избегали говорить "взрыв". Как угодно: авария, неприятность, происшествие - только не взрыв. И вообще этот случай старались забыть. Директор, например, все время подчеркивал, что ничего страшного, жертв нет. "Материальный ущерб? - он пожал плечами. - Для такого завода как наш... По секрету: мы не стали бы предъявлять иск, если бы не бухгалтер (Валерий не знал, что на всех совещаниях, с поводом и без повода, директор возвращался к взрыву).
"Объект преступления" - установка высокотемпературного крекинга - по виду не отличалась от других.
Такая же махина: металл, кирпич, трубы. "Можно подняться?" - "Конечно. Но установка работает нормально".
Все-таки он поднялся - взлетел на лифте. Походил по площадке. Ничего не увидел. Даже меньше, чем снизу. Там просматривались хоть общие контуры. Здесь какая-нибудь одна труба заслоняла все.
Зашли в операторную. Тут все как будто обычно. Но девушки в косынках сразу смолкли. Двое занялись манометром. Другие что-то старательно записывали. На вопросы отвечали коротко и сугубо официально. Даже между собой стали говорить на "вы". "Анна, дайте, пожалуйста, номограмму шестой. Нет, нет, спасибо".
