ОРБИТАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ, 1994 год
Из последнего собеседования Маятник Трун вынес самую странную смесь чувств: изумления, воодушевления, почтения и твердую уверенность в том, что ему необходимо отдохнуть.
Как он и ожидал, собеседование начиналось сугубо официально. Едва адъютант доложил о его приходе, Трун браво вошел в кабинет и вытянулся в струнку перед широким столом. По ту сторону стола восседал старичок – еще подревнее, пожалуй, того анекдотичного старого пня в погонах, которого рассчитывал увидеть Трун, зато – настоящая армейская косточка: поджарый, с красивым, чуть тронутым морщинами породистым лицом, безукоризненно подстриженной белоснежной шевелюрой и рядами орденских планок на левой стороне груди.
Старичок оторвал взгляд от скоросшивателя с бланками. чтобы хорошенько рассмотреть посетителя. Вот тут-то и затлело у Маятника подозрение, что это собеседование будет не совсем обычным, ведь старикашка – или, если представлять его по всей форме, маршал ВВС сэр Годфри Уайльд, – не походил на пучеглазых военных чинуш, досужих мастеров судить о человеке по одежке и отыскивать изъяны. Маятнику они успели осточертеть, пока он добирался через все инстанции до этого кабинета. Нет, маршал смотрел на него как на личность, и было в его взоре нечто странное. Не отводя глаз, он два-три раза кивнул своим мыслям.
– Трун, – изрек он задумчиво. – Капитан авиации Джордж Монтгомери Трун. Весьма вероятно, в некоторых кругах вы известны как Маятник Трун. Я угадал?
Маятник опешил.
– Э-э… так точно, сэр.
Старичок улыбнулся краями рта:
– Молодежь не бывает чересчур оригинальна. Джи Эм Трун – Джи-Эм-Тэ, а дальше само собой получается: Маятник ([1]).
Он упорно не сводил с Труна изучающих глаз, и это выходило за грань привычного и удобного. Маятника разбирало смущение, он с трудом одолел соблазн поежиться.
От старика это не укрылось. Мышцы его лица расслабились, губы растянулись в дружелюбную, ободряющую улыбку.
– Простите, мой мальчик. Меня унесло на пятьдесят лет назад.
Он посмотрел вниз, на папку. Некоторые анкеты Маятник узнал: они заключали в себе полную историю его жизни. Дж. М. Трун, двадцать четыре года, родственников не имеет, англиканское вероисповедание. Происхождение.. образование… послужной список… медицинская карта.. характеристика от командира… характеристика от службы безопасности, как же без нее… вероятно, сведения о личной жизни… о друзьях, и так далее и тому подобное… В общем, куча всякой ерунды.
Очевидно, старикан был того же мнения, ибо он с некоторой брезгливостью отпихнул папку, взмахом руки указал на мягкое кресло и придвинул к Маятнику серебряный портсигар.
– Присаживайтесь, мой мальчик.
– Благодарю вас, сэр. – Маятник взял сигарету. Он как мог старался не выглядеть скованным.
– Скажите-ка, – благодушно попросил старик, – что вас заставило подать рапорт о переводе из авиации в космонавтику?
Молодой офицер был готов к этому стандартному вопросу, но в тоне маршала не было ничего стандартного, и под его задумчивым взором Маятник не решился ответить сухой казенной фразой. Он слегка наморщил лоб и произнес не совсем твердо:
– Сэр, это не очень легко объяснить. Честно говоря, я и сам не уверен, что понимаю. Видите ли… сказать «что-то заставило» будет не вполне правильно. Но мной все время владело такое чувство, что рано или поздно обязательно придется это сделать. Разумеется, следующим моим шагом…
– Следующим шагом?! – перебил маршал ВВС. – Значит, это еще не предел мечтаний? Следующий шаг – куда?
– Я и сам еще не разобрался, сэр. В открытый космос, наверное. Не могу объяснить это ощущение… Какая-то тяга туда, наверх, за пределы. И ведь не с бухты-барахты, сэр. Похоже, она всегда во мне жила, эта тяга, где-то на задворках ума. Боюсь, это немного сумбурно… – Маятник умолк, сообразив, что его признание весьма напоминает бред.
Но старикан не нашел в его словах ничего бредового. Еще разок-другой неторопливо кивнув, он откинулся на спинку кресла и несколько секунд созерцал потолок – должно быть, рылся в памяти. И вдруг продекламировал:
…Я слышал, как звезду звала
Ее далекая сестра
Полночным писком комара.
Его взгляд опустился на удивленное лицо Маятника.
– Знакомое чувство?
Маятник ответил не сразу:
– Думаю, да, сэр. Это откуда?
– Говорят, из Руперта Брука, хотя мне так и не довелось узнать контекст. Однако впервые я это услышал от вашего деда.
– От… моего деда? – у Маятника брови полезли на лоб.
– Да. От другого Джорджа Монтгомери Труна. Возможно, вы удивитесь – его тоже звали Маятник Трун. Дед!.. – Маршал грустно покачал головой. – Для старых пней вроде меня это, должно быть, самое подходящее слово. А вот Маятник… да-а, не сподобился. Погиб, не дожив до ваших лет… Впрочем, вы сами знаете.
– Да, сэр. А вы с ним были хорошо знакомы?
– Еще бы. В одной эскадрилье служили… Там это и случилось. Надо же, как вы на него похожи! Я, конечно, ожидал чего-то подобного, и все-таки глазам своим не поверил, когда вы вошли. – Маршал авиации дал паузе затянуться, а затем произнес: – И у него была эта «тяга за пределы». Он пошел в летчики, потому что в ту пору выше атмосферы мы подняться не могли, многие даже и не мечтали… Но Маятник был из немногих. Я по сей день помню его привычку глядеть в ночное небо, на луну и звезды, и рассуждать с таким видом, словно он знает наверняка: когда-нибудь мы к ним наведаемся. Правда, была в его словах и печаль – ведь он понимал, что сам туда отправиться не сможет. Мы-то над ним посмеивались, считали: чепуха это все для комиксов, а он только улыбался и в споры не ввязывался, как будто и в самом деле знал. – Маршал снова надолго умолк и наконец добавил: – Его бы порадовало известие, что внуку тоже хочется «за пределы».
– Спасибо, сэр. Приятно это слышать. – Сообразив, что мяч отпасован ему, Маятник спросил: – Он ведь погиб над Германией, верно, сэр?
– Берлин, август сорок четвертого, – ответил маршал ВВС. – Крупная операция. Взорвался самолет. – Он вздохнул, опять уйдя в воспоминания: – Когда мы вернулись, я решил проведать вдову, вашу бабушку. Красивая была девчушка, просто прелесть. Очень переживала. Потом куда-то уехала, и я ее потерял из виду. Она еще жива?
– Жива и здорова, сэр. Она снова вышла замуж… кажется, в сорок девятом.
– Что ж, отрадно. Бедная девочка! Ведь они обвенчались всего за неделю до его смерти.
