Виктор Ночкин - Демон Джеймс Максвелл

Джеймс Максвелл вел праздный образ жизни. Можно сказать также, что Джеймс Максвелл вел светский образ жизни — в кругах, где он вращался, эти понятия были равноценны. Фабрики по производству биомассы, которые оставил Джеймсу в наследство отец, давали приличный доход и избавляли от необходимости трудиться. Отчисления в социальную службу, которые делал гражданин класса «В» Джеймс Д. Максвелл, позволяли ему называться «уважаемым членом общества» и проводить время в компании таких же, как и он, праздных молодых людей — либо в одиночестве, хотя это считалось дурным тоном.

Ежедневно Джеймс посещал спортзал, где тренировался под руководством опытного инструктора. Целью упражнений была забота о физическом здоровье, а вовсе не низменные спортивные достижения. Затем — обед, развлечения… И так изо дня в день.

Иногда объявлялась мать, всякий раз — под новой фамилией. Мама Джеймса уважала традиции и, выходя замуж, неизменно брала фамилию мужа. Сколько их было? Джеймс сбился со счета на втором десятке — да и к чему счет, если бывшая (давно бывшая!) госпожа Максвелл, великолепный результат совместного действия пластической хирургии, диетологии и романтических голосериалов, вовсе не собиралась останавливаться в поисках идеального партнера. И, разумеется, как дама, приверженная традициям, непременно оформляла отношения законным браком. Что с того, говорила она, если очередной избранник оказался не вполне идеален? Попытку всегда можно повторить — и, едва завершив бракоразводный процесс, бросалась в новое приключение. Мужчины в жизни бывшей госпожи Максвелл служили пересадочными станциями на пути к идеалу.

Последний раз мама вызвала его как госпожа Эмилия Конован. Эмилия — довольно редкое имя, так что Джеймс сразу догадался, от кого исходит вызов, отключился от головизора и совместился с голофоном. Глаз он не открывал, просто сменил штекер в разъеме за ухом. Сигнал от устройства подавался непосредственно на нервные окончания, идущие к глазным яблокам, так что картинка формировалась в мозгу, минуя органы зрения. Мама, как обычно, загорелая, свеженькая, сидела в легком костюме у бассейна. Над ней трепетал в струях искусственного ветерка полосатый тент, на столике матово поблескивал запотевшими гранями узкогорлый графин. Стеклянные стенки сосуда казались совершенно прозрачными, пронизывающие их капилляры системы охлаждения оставались невидимыми. Похоже, в ходу снова ретро, отметил про себя Джеймс. Мама всегда следила за модой. По другую сторону столика расположился импозантный мужчина с аккуратно подстриженными усиками и седыми висками — вероятно, господин Конован.

Джеймс отсигналил, что вызов принят, мама тут же развернула голокамеру так, чтобы в транслируемую картинку не попадал ни ее спутник, ни стойка голофона — вероятно, и то и другое не вписывались в продуманный интерьер.

— Здравствуй, мама. Как ты? Как поживает старушка… — Максвелл сделал над собой усилие, припоминая, где сейчас находится госпожа Конован, — Как поживает старушка Испания?

— Ах, Джеймс, здесь так замечательно! Местные климатологи превзошли себя, это просто чудо… но я хотела поговорить о тебе. Послушай, милый, я познакомилась здесь с очаровательной девушкой. Мне хотелось, чтобы ты увидел ее.

Максвелл тяжело вздохнул — мама, как всегда, в соответствии с традициями, старается обеспечить счастье любимого сына. В любом голосериале мамы поступают именно так. Разумеется, у нее на примете девушка из стандартно приличной семьи со стандартно стройной фигурой и стандартно правильными чертами лица. Мамины протеже всегда оказывались именно такими — без возраста, без индивидуальности.

— Вот, погляди, я пересылаю тебе голо, — ворковала тем временем бывшая госпожа Конован.

Джеймс поглядел. Ну, разумеется, абсолютный стандарт. Девушка на трехмерном снимке с равным успехом могла оказаться несовершеннолетней школьницей, проводящей в Испании каникулы, и маминой ровесницей, пребывающей в вечном поиске идеала. Джеймсу не хотелось оказаться пересадочной станцией…

— Спасибо, мама, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал искренне. — Твой вкус, как всегда, безупречен… кстати, я мельком увидел господина Конована. Поздравляю. Но сейчас я никак не смогу выбраться в Испанию.

— Да, милый, но если все-таки соберешься, сообщи. Мама отключилась. Джеймс, не открывая глаз, задумчиво переключился на головизор — и едва не выругался. Спам-фильтр, что ли, отказал, и в научно-познавательный канал вклинилась реклама? Вот черт! Перед внутренним взором Максвелла оказалась уютная комната, столик, глубокое, кресло. Обаятельный румяный толстяк в черном вещал:

— Мы предлагаем натуральный продукт. Эксклюзив, господа! Я не говорю, что услуги, подобные нашим, предоставляются крайне редко, нет! Я говорю: никто не предоставляет подобных услуг! «Вельзевул и сыновья». Да. Только у нас. Скажу без ложной скромности — историков моего уровня на планете можно пересчитать по пальцам одной руки. Лишь благодаря высочайшей научной квалификации вашего покорного слуги «Вельзевул и сыновья» получили лицензию на коммерческие путешествия в прошлое. В мир искренних чувств.

Максвелл передумал отключаться. Путешествия во времени, разумеется, перестали удивлять, ученые пользовались ими достаточно давно и результаты исследований регулярно публиковались. Джеймс, считавший себя человеком всесторонне образованным, интересовался новостями в этой области… но коммерческое использование? К тому же, вопреки похвальбе ведущего,

Джеймс никак не мог припомнить историка-темпоролога по фамилии Вельзевул. А ведь имечко запоминающееся.

— В мир искренних чувств, — с заметным удовольствием повторил толстячок. — Поглядите на наших современников — что за люди! Мы — холодные рационалисты, мы гонимся лишь за выгодой, мы непременно подверстываем каждый шаг к общеизвестным образцам. Предки жили совсем иначе, они умели слушать собственное сердце, доверяли порыву, минутному устремлению, роковой страсти… «Вельзевул и сыновья» предлагают любовь. Вы станете демоном среди людей, инкубом, бесом-соблазнителем. Вас будет любить ведьма, любить искренне, безоглядно, самозабвенно. Заманчиво, не так ли? Но не буду расписывать детали, в моих устах это может прозвучать фальшиво. Послушаем, что скажет человек, воспользовавшийся услугами «Вельзевул и сыновья». Итак, Уильям Карпентер. Билли, прошу вас.

Голокартина повернулась, открывая новый ракурс — в кресле по другую сторону стола сидел мужчина. Этот выглядел моложе Вельзевула, но в отличие от обаятельного темпоролога производил скорее неприятное впечатление. Злые заплывшие глазки, отвисшие щеки в складках, угадывающиеся под одеждой развитые мускулы — человек походил на бульдога.