Зенна Хендерсон - Вершина

Виат едва доплелся до поселка из лагеря пришельцев. Хохолок его был вырван, с куртки исчезло дэви, из разорванного рта сочилась кровь. Глаза его были совершенно пусты. Он просидел целый день на солнцепеке в центре поселка, глядя куда-то вдаль сквозь любопытных детей, которые, обступив его, наперебой о чем-то спрашивали своими пронзительными голосами.

Когда на Виата пала тень надвигающегося вечера, он, с трудом поднявшись на ноги, прошел два шага и рухнул замертво.

Потом пришла его мать. Идти ей было недалеко — скорчившееся в пыли тело лежало совсем рядом с ее домом. Она приколола к обрывкам куртки киом и тем самым подтвердила смерть сына. Это был киом, который она сама придумала и сделала в тот день, когда родился Виат. Родился, чтобы затем умереть.

Ее сын не успел еще никому отдать свое сердце, поэтому киом прикрепляла к его груди единственная дорогая для покойника женщина — его мать. Мать проводила сына в последнюю дорогу, оставив гореть пелу в центре киома, потому что Виат ушел, оставив о себе добрую память среди соплеменников и любовь в сердце матери. А тем, кто оставляет после себя любовь, освещает дорогу в Мир ушедших тусклый свет пелу. И если не прикрепить к груде умершего киом, он будет вечно блуждать по этой дороге наощупь и никогда не попадет в тот таинственный Мир, который ожидает каждого.

Только потому мать вначале приколола киом и лишь затем оплакала тело сына.

После того, как тело Виата было предано земле, собралась небольшая толпа поселенцев. Подставив спины лучам восходящего солнца, они замерли, думая о том, что же им готовит грядущий день. Когда же солнце прошло середину небосклона и начало светить им в лицо, поселенцы разом заговорили, прикрываясь ладонями от слепящего света.

— Пришельцы причинили нам зло! — первым воскликнул Доби, хлопнув обеими ладонями перед собой и подняв густой клуб пыли. — Из-за них не стало Виата! Он не вернулся из их лагеря. Пришло лишь его тело, которое дышало до тех пор, пока не поняло, что душа в него уже не вернется…

— Пришельцы пришли к нам с миром, — перебил Деси, — они даже посадили свой корабль на пустыре, чтобы не повредить наши посевы. Не нужно их бояться. — Деси мечтательно посмотрел на небо, оживляя в памяти тот миг, когда оттуда, с небес, спустился странный аппарат с не менее странными существами. — Не стоит, наверное, переносить место нашего поселка из-за них. Они не сделают нам зла.

— Да! — кивнул Доби. — Они не хотят нам зла. Но дыхание их ядовито для нас. И те беззвучные мухи, которые вылетают из их ладоней, приносят нам смерть! Лучше, если мы навсегда уйдем отсюда. И пусть пришельцы никогда не смогут нас найти!

— Но мы их совсем не знаем! — пронзительно закричал Деси, хохолок его вздыбился, словно от сильного порыва ветра. — Глупо не общаться с ними! Они принесут нам дары.

— Тот, кто приносит дары, обязательно чего-то просит взамен! Мы не можем отдавать жизнь наших юношей за один лишь взгляд на пришельца. — Доби в раздумьи пропускал между пальцев серую пыль и глядел, как ее относит вдаль внезапно поднявшийся ветер. Точно так же сегодня был унесен туда, откуда еще никто не возвратился, прах Виата.

— Но постойте, — раздался звонкий голосок Вети. Ее голубой хохолок весь напрягся от волнения. — Они знают то, чего не знаем мы. Нам не удавалось подниматься на небеса и потом возвращаться обратно!

— Да, и сто раз да! — воскликнул Деси, пожирая глазами Вети, державшую, в знак искренности своих слов, руку у самого сердца. — Они много знают, у них есть дары для нас!

— Знания — единственный дар, которого не стоит опасаться, — проговорил Тэфу своим низким голосом. — Но дары в их руках подобны яду, от которого мы оцепенеем. Их дары свяжут нас по рукам и ногам. Это говорю я, Тэфу!

— Старо как мир, — снова закричал Деси, — как тот старый мир, который вот-вот развалится, Придут новые времена!

— Хорошие слова, — кивнул своим полинявшим от времени хохолком старый Доби, — если только эти слова — камень, а не легкая пыль, которая улетает туда, куда подует ветер. Я не знаю пришельцев. Я хочу их узнать. Я пойду к ним.

— И я, — пророкотал Тэфу.

— А я, а я? — вновь затрещал своим пронзительным неокрепшим голоском Деси и вскочил на ноги, вздымая клубы пыли.

— Молод еще, — отрезал Тэфу.

— Молодые глаза могут заметить то, что проглядят старые, — резонно заметил Доби.

— Тогда у нас одна дорога! — закричал Деси, и его хохолок победоносно вздыбился.

— Деси, — прошептала изменившимся от волнения голосом Вети, — ты вернешься из стана пришельцев таким же, каким вернулся Виат. У тебя сейчас появилось новое сердце. Это не твое сердце, Деси!

— Я вернусь! — закричал Деси. — Я обязательно вернусь и наполню ваши ладони чудесными вещами! — Он склонился и поцеловал умоляюще протянутые к нему руки Вети.

Время — это не только часы и дни. Время — это не только шаги солнца по горизонту. Время — это еще и затаенное дыхание, это ожидание, чутко ловящее каждой шорох.

Это время проходит с неимоверной скоростью вместе с шорохом травы, шелестом тростника, отзвуком шагов, которых ждешь, но так и не можешь дождаться. Перед неумолимой поступью времени даже горы раздвигают своя твердыни, чтобы пропустить его туда, откуда оно уже никогда не вернется — в Вечность.

Впереди толпы медленно шел Тэфу, припадая на одну ногу, гребень его вяло спадал на затылок, тугая повязка, наложенная на голову, плотно закрывала глаза. Вслед за ним, наугад, шатаясь из стороны в сторону, брел Доби, пока, наконец, не наткнулся лбом на выступ знакомой с детства скалы и не сполз обессилено в дорожную пыль. Медленно садилось солнце.

— Деси?! — пронзительно воскликнула Вети, и от аз вопля толпа встречающих шарахнулась в сторону, сервиз несчастную наедине со своим горем.

— Он не захотев возвращаться с нами, — прошептал Доби, — Он лишь смотрел, как мы уходим.

— Он остался добровольно?! — Вери от ужаса прикрыла руками рот. — Его не заставили там остаться эти пришельцы?

— Добровольно? — переспросил Доби, глядя сквозь Вети незрячими глазами. — Заставили насильно? Нет. Ему никто не связывал рук и никто не стоял на его пути! — И Доби удивленно, словно впервые, потрогал свои незрячие глаза, из которых катились мелкие слезы.

— Ну откройтесь же, — умоляюще прошептал он, — где же свет?

— Расскажите мне! — воскликнула Вети. — Да расскажите мне наконец!