Артур Кларк. Не дай наступить ночи
В течение многих веков голос города Диспара звучал неизменно для его жителей и оставался единственным звуком, который они слышали. Он был частью города и исчезнет, наверное, лишь тогда, когда город будет мертв и пески пустыни покроют его широкие улицы.
Неожиданно возникшая тишина заставила Конвара выйти на балкон. Движущиеся дороги далеко внизу привычно скользили, изгибаясь между величественными зданиями, но сейчас люди, заполнявшие их, молчали. Что— то заставило прежде безразличных людей покинуть свои жилища; они медленно передвигались между домами, напоминающими скалы из цветного металла. И тут Конвар увидел, что глаза всех обращены к небу.
На мгновение ему стало страшно, а вдруг космические пришельцы вновь вернулись на Землю, но затем он замер, завороженный явлением, которое уже не надеялся увидеть когда-либо еще, и долго смотрел, прежде чем пойти за своим сыном Алвином.
Первой реакцией Алвина был испуг. Шпили города, пронзающие небо, движущиеся далеко внизу люди — все это было частью его мира, но то, что находилось на небе, выходило за пределы понимания. Это было нечто огромное, превышающее по размерам городские здания. Неутихающий ветер на глазах менял его контуры.
Алвин знал, что когда-то в небе Земли появлялись странные объекты. Гигантские космические корабли привозили в Диспар невиданные сокровища. Прошло полмиллиона лет; в доисторические времена порт был засыпан песком.
Конвар обратился к сыну с грустью в голосе.
— Смотри, Алвин, — сказал он, — возможно последний раз мир видит что-либо подобное. Я видел такое всего раз в жизни, а когда-то они заполняли небо Земли.
Тысячи людей на улицах и башнях молча смотрели в небо, пока последнее «облако» не исчезло из виду, поглощенное сухим горячим воздухом бесконечной пустыни.
Урок был окончен. Сонный шепот гипнона неожиданно усилился, достигая пика громкости, затем резко оборвался, трижды повторив команду, и машина исчезла, словно растворилась. Алвин же сидел, глядя в пустоту, погруженный в увиденное, пока сознание его через века медленно возвращалось к действительности.
Джезерак заговорил первый: в его голосе слышались беспокойство и колебание.
— Это самые старые записи в мире, Алвин, единственные, запечатлевшие Землю до нашествия пришельцев. Немногие видели их.
Мальчик медленно повернулся к учителю и посмотрел на него беспокойными глазами. Старик ощутил чувство вины перед ним. Он быстро заговорил, как будто пытаясь оправдаться.
— Ты знаешь, мы никогда не говорим о древности, и я показал тебе эти записи лишь потому, что ты так хотел их увидеть. Люди, которых ты видел, владели большим пространством, но были менее удовлетворены жизнью, чем мы.
— Правда ли это? — раздумывал Алвин, в очередной раз вспоминая о пустыне, окружающей остров под названием Диспар. Еще раз он мысленно увидел необозримые пространства голубой воды и большие волны, омывающие золотистые берега. Перед ним предстали леса и прерии, и странные животные, с которыми человек когда-то делил мир.
Все это исчезло. Ничего, кроме серой соленой пустыни не осталось от океанов. Соль и песок от полюса до полюса, в которых вечерами высвечивает огнями Диспар, окруженный пустыней, готовой однажды поглотить и его.
И это будет последней потерей человечества, отрезанного от других миров.
— Джезерак, — спросил Алвин, — однажды я был в башне Лоранна. Никто больше не живет там, и оттуда хорошо видна пустыня. Было темно, и я уже не видел земли, но небо было полно блестящих огней. Это были звезды, да?
Джезерак встревожился. Вопрос о том, как Алвин попал в башню, он оставил на потом. Интересы мальчика были необычны для детей его возраста. — Да, это были звезды, — коротко ответил он.
— Люди летали к ним когда-то?
Продолжительное молчание.
— Да.
— Почему мы прекратили летать? Кто такие пришельцы?
Джозерак встал. Его ответ прозвучал как эхо ответов всех учителей, каких только знал мир:
— На сегодня достаточно, Алвин. Когда ты подрастешь, я расскажу тебе, но не сейчас. Ты и так знаешь очень много.
Никогда больше Алвин не повторял своего вопроса, позже в этом не было необходимости, поскольку ответ был ясен. Кроме того, в городе существовало немало вещей, которые отвлекали его внимание от той странной тоски, которую, казалось, чувствовал он один.
Диспар заключал в себе целый мир. Здесь было собрано множество сокровищ, уцелевших на руинах прошлого. Все когда-либо существовавшие города передали часть своих богатств Диспару: до нашествия пришельцев его название было известно на всех планетах, связь с которыми затем была утрачена.
Город был построен с большим мастерством, которым славилось искусство золотого века. Со временем люди перепоручили судьбу города машинам — и это сделало его бессмертным.
Люди были довольны жизнью и чувствовали себя счастливыми. Свою жизнь они проводили, окруженные неистощимым величием прекрасного, созданного миллионами людей, веками посвящавших свой труд возвеличиванию города.
В этом мире жил Алвин, в мире, который веками медленно погружался, не замечая того, в пропасть величественной деградации. Алвин тоже не сознавал этого, поскольку в настоящем было столько чудес, что о прошлом не думалось. Много всего можно было увидеть и узнать, прежде чем пройдут долгие века его юности.
Музыка была первым искусством, заинтересовавшим его, и некоторое время он пробовал играть на разных инструментах. Однако это, самое древнее из всех искусств, было настолько сложным, что на постижение всех его секретов могли уйти века, и Алвин отказался от музыки. Он мог слушать, но не творить.
Долгое время огромное удовольствие доставлял ему мыслепреобразователь. На его экране он воссоздал всевозможные формы, используя при этом всю цветовую палитру, иногда бессознательно копируя произведения древних мастеров. Все чаще у него получались картины исчезнувшего древнего мира. Так тлеющее чувство еще неосознанной неудовлетворенности давало всплеск в его сознании.
Но шли месяцы и годы, его беспокойство усиливалось. Когда-то Алвин был счастлив, разделяя интересы и радости других жителей города, теперь он знал, что этого ему недостаточно. Сознание того, что вся жизнь должна пройти в стенах города, угнетало его, хотя он и понимал, что выбора не было — вокруг была только пустыня.
Всего несколько раз в жизни он видел пустыню, другие же не видели ее никогда. Их останавливал страх перед внешним миром. Страх, которого Алвин не понимал. Сам он не испытывал таких чувств. Иногда же он уставал от Диспара — и тогда он становился таким, как и все жители.
