Алексей Яковлевич Корепанов
Бездушные зеркала
Ему было неведомо, какая сила вовлекла его в этот кошмар, чья злая воля выбрала именно его в качестве жертвы, кто распорядился его судьбой и уготовил ему такую участь. Может быть, это была расплата за грехи, совершенные в прошлой жизни? Может быть, подобно бомбе с часовым механизмом, сработало какое-то тысячелетней давности проклятие? А может быть, просто волей слепого случая, правящего миром, он оказался в сфере действия неведомых черных космических сил?..
Он не знал ответа на эти вопросы, и не надеялся, что хоть когда-нибудь ему откроется истина.
Молодая женщина на людной улице вдруг бросилась к нему, обеими руками вцепилась в горло, что-то исступленно крича, стараясь испепелить его полубезумным ненавидящим взглядом.
Потом, уже в отделении милиции, он узнал, что три дня назад ее изнасиловали в запущенном парке на окраине города. Женщина хорошо разглядела насильника, и вот – столкнулась с ним на улице.
Время, в течение которого он был подозреваемым, никак нельзя было назвать лучшим периодом его жизни, и кто знает, чем бы все это закончилось, если бы… Еще на прошлой неделе он на чем свет стоит поносил шефа (заочно, разумеется) за командировку в тмутаракань – совершенно, по его мнению, ненужную, – а вот теперь эта командировка спасла его. Потому что в то время, когда неизвестный насильник напал на женщину в окраинном парке, он парился на тмутараканском заводе – чему было немало свидетелей.
Этот случай оставил в его душе неприятный осадок. Выходило, что в одном с ним городе живет человек, очень похожий на него, и человек этот отнюдь не является законопослушным гражданином…
Очень похожий человек. Двойник…
Вернувшись домой, в свою холостяцкую квартиру, он долго рассматривал себя в большом, в рост человека, трюмо, стоящем в прихожей напротив входной двери. Собственное отражение показалось ему каким-то зловещим, словно и впрямь он был способен на преступление.
Иногда, причесываясь, он разговаривал со своим отражением – за неимением в квартире других собеседников. А изредка напиваясь в одиночку, чокался своим стаканом со стаканом зазеркального человека, без промедления копирующего все его движения.
«Где п-прячутся от нас надежды? – бормотал он непослушными губами. – В краю, где даль светла… В бездонных зеркалах… Там воплощаются надежды… Их не покроет мгла… В бездонных зеркалах…»
Он допивал из стакана водку, пытался сфокусировать взгляд на расплывающейся зазеркальной фигуре и, прислонясь лбом к холодной гладкой поверхности, со вздохом заканчивал: «Смешно… Так думают невежды… А там не меньше зла… Не более тепла… Чем здесь… Бездушны з-зеркала…»
…После второго ужасного случая ему пришлось покинуть свою квартиру – не по собственной прихоти, конечно, – и перебраться на жесткие нары холодного следственного изолятора. Ему инкриминировалось вооруженное ограбление ювелирного магазина с убийством охранника. Скрытая видеокамера четко зафиксировала его не спрятанное под маской лицо и окровавленный нож в руке…
Взяли его на следующее утро после ограбления, и он ничем не мог доказать, что весь вечер, как всегда в одиночестве, просидел дома у телевизора, и не имеет никакого отношения к совершенному поздним вечером преступлению.
Его спасли жильцы соседнего дома, сообщившие при опросе, что видели, как он курил на своем балконе минут за двадцать до того, как на другом конце города, обливаясь кровью, рухнул на пол охранник. Добраться туда за такое короткое время можно было разве что на вертолете. К тому же, сотрудники милиции держали в уме изнасилование в парке, предполагавшее существование двойника...
Вновь вернувшись домой, он погрозил отражению в трюмо пальцем, а потом принес в прихожую кухонную табуретку и начал угрюмо пить водку, уже не чокаясь с живущим в зеркале призраком. Говорить он ничего не стал – просто пил и пил, подливая себе из бутылки, а напоследок запустил бутылкой в зеркало и, спотыкаясь, побрел в комнату, на диван.
Ему снились бесчисленные кривляющиеся, подмигивающие зеркальные отражения, а потом он внезапно проснулся – сразу, словно одним прыжком преодолел какой-то барьер. Голова была тяжелой от водки, и хотелось пить. В ставать и идти на кухню не было сил, и он лежал, глядя в плотную, почти осязаемую темноту и стараясь понять, отчего так тревожно колотится сердце. А потом из прихожей донеслись невнятные звуки, и он, приподнявшись на локте и сдерживая дыхание, отчетливо услышал приближающиеся крадущиеся шаги. Выключатель находился у двери в комнату, на противоположной от дивана стене, и был так же недоступен, как Полярная звезда, потому что тело его уподобилось тряпке. Он попытался что-то сказать, но вмиг пересохшее горло не способно было породить ни звука.
Шаги приближались, и выпитая водка испариной выступила у него на спине и на лбу. В окне напротив зажегся свет, и в этом свете обозначилась подступающая к дивану фигура, и блеснул в руке нож…
Не помня себя, он скатился на пол, вскочил на ноги и бросился в прихожую, намереваясь выбраться из квартиры, захлестнутой черными волнами ночного ужаса. Он совершенно забыл про оставленную в прихожей табуретку – и в потемках налетел на нее, больно ударившись голой ногой. Его качнуло к трюмо, он выставил в сторону руку, ожидая столкновения с твердой гладкой поверхностью зеркала – но рука его не встретила никакой опоры, и он провалился в пустоту…
…Очнулся он от яркого света, бьющего в лицо. Перед ним была прихожая, горела лампа под потолком (хотя он не включал ее), слева висела на вешалке его куртка, а справа стоял шкаф. У ног его тускло блестела исцарапанной полировкой тумба трюмо, а входная дверь напротив была открыта настежь и за ней виднелась лестничная площадка. Человек, в котором он узнал свое зеркальное отражение, прощально махнул рукой с зажатым в ней ножом и, ухмыльнувшись, начал спускаться по лестнице – и исчез из виду.
А он понял, что видит все окружающее из зеркала…
Он хотел шевельнуться, хотел закричать – но у него ничего не получилось.
Возмездие за грехи, совершенные в прошлой жизни? Древнее заклятие, павшее на голову потомка? Роковая случайность? Проявление каких-то злых сил, прорвавшихся с обратной стороны Вселенной?
Ему не дано было узнать истину…
«А там не меньше зла… Не более тепла… Чем здесь… Бездушны зеркала…»
Прошелестели слова, осыпаясь увядшими листьями, и шелест этот возвестил приход бесконечной осени…
Он был отторгнут от существования, и все-таки как бы существовал. И это его какбысуществование было бесконечным и безнадежным.
