Олег Чарушников - Два сеанса

Олег Игоревич Чарушников

Два сеанса

С первых же кадров Чичигин понял: фильм грустный. Герои картины не спеша ходили из комнаты в комнату, беседовали, курили, думали... Текла размеренная, канительная жизнь, словно в замедленно снятом муравейнике. Такой темп как нельзя лучше подходил настроению Чичигина. День на работе выдался нехороший - путаный, сумбурный, с разборками и беготней. Кто-то из технологов поднаврал в документации, Чичигина ловко "подставили", сунули под горячую руку, и он получил втык разом за всех и за все - что было, чего не было и авансом на будущее. Теперь ему хотелось выбросить все это из головы и рассеяться. Он следил за неспешными перемещениями персонажей, разговорами ни о чем успокаивался, отходил, смягчался. Фильм понемногу стал увлекать. Самое интересное, главный герой оказался похож на самого Чичигина. Симпатичный неудачник, он бросил университет и теперь прозябал в глуши, женатый к тому же на доброй дуре с виноватым лицом... Постепенно возникло сочувствие и к другим персонажам - сельскому доктору, задерганному нарывами и поносами, старичку с бакенбардами, безнадежно влюбленному в хозяйку дома, да и к самой хозяйке тоже. Действие разворачивалось, подчиняясь завораживающей внутренней мелодии. Все пронзительнее и беззащитнее становились интонации, жесты, взгляды... Росло напряжение, и путался, путался клубок человеческих отношений. Приближалась кульминация. Она подступала все ближе, люди метались по экрану, ища, куда спрятаться, и Чичигин метался вместе с ними. Он уже не противился ощущению предстоящей грозы и слез, они подступали, и он торопил их приближение. И когда началось - грянул взрыв на экране - Чичигин, не стесняясь, заплакал. Неудачник герой понял, что не успел сделать ничего, ни крохи, ни капли из того, к чему готовился всю жизнь. Ничего уже не будет. Остался только этот медленный дом-муравейник, виноватая жена и скука, и дождь... И Чичигин тоже понял все это с пугающей ясностью. Неудачник, словно пытаясь что-то спасти, побежал через дом, сквозь коридоры и комнаты - вперед, на свободу, к реке! Он упал в эту реку, и Чичигин упал вместе с ним. Когда жена гладила неудачника по мокрому лицу, твердя слова жалости и любви, Чичигин стоял рядом, и вода тоже стекала по его щекам вперемешку со слезами. Вся глупость и суета прошедшего дня растворились и пропали. Осталось счастье видеть искусство, ощущать радость от прикосновения к нему... Сзади опять захохотали. Этот наглый, бесцеремонный смех и раньше коробил Чичигина, но сейчас звучал особенно грубо и резко. Смеялась компания, начавшая веселиться буквально с первых сцеп картины. Чичигин обернулся и крикнул: - Прекратите! Что вы за люди такие? Перестаньте! Но компания продолжала хохотать, глядя на экран, - взвизгивала, тыкала пальцем, гнула и кисла со смеху. Чичигин сжал кулаки и отвернулся. По берегу реки бежали растревоженные жители муравейника. Фильм заканчивался. Зрители вставали, не дожидаясь последних кадров; зажегся свет, и вместе со всеми вышел на улицу потухший Чичигин. Дома, не говоря ни слова жене, он улегся в постель и сразу же уснул. Утро выдалось солнечное и счастливое, как в детстве. Чичигин открыл глаза и засмеялся от забытого ощущения беспричинной радости и уверенности в том, что день будет долгим и безмятежным. И день действительно оказался таким. Прежде всего, на работе перед Чичигиным извинились. О вчерашнем инциденте очень сожалели. Было бы крайне жаль, сказали Чичигину, если бы этот досадный случай каким-либо образом нежелательно отразился на работе, породил ненужные кривотолки и т. д. ... Чичигин простил. Его похлопали по плечу и сказали, что он умница, на него вся надежда. Чичигин стерпел. Тогда сообщили, что квартальная премия, сверх ожиданий, будет куда солиднее. Чичигин выразил радость - всем лицом, руками и отчасти фигурой... В отделе известие о большой квартальной встретили с энтузиазмом. К обеду удалось закончить задание, над которым Чичигин бился всю неделю. Даже пообедать сумели без обычной очереди и толкотни. День, словом, вышел на редкость. А когда в конце работы выдали долгожданную премию, коллектив решил отметить такое событие культпоходом в кино. После неизбежных смешков, путаницы и комментариев, кто с кем сидит, распределились по местам. Зажегся экран, и Чичигин увидел знакомый дом-муравейник. Взад-вперед заходили персонажи - такие же неторопливые и скучающие, как вчера. Чичигин смотрел на экран и понемногу стал замечать многое, что упустил накануне, увлеченный переживаниями. Во-первых, неприятно поразило толстое лицо главного героя. Для своей неудавшейся судьбы он выглядел явно слишком упитанным. Герой скучал, жаловался па жизнь, но при всем том не забывал плотно обедать, со вкусом курить, привлекать внимание женщин ироничными шуточками... Кстати, ирония была разлита по всей картине. Чувствовалась рука режиссера - дерзкого, остроумного, зло-насмешливого человека. Персонажи ничего не делали - и страдали. Они задыхались от скуки, портили и путали друг другу жизнь, страдали еще больше - и все равно ничегошеньки не делали. Режиссер издевался над ними, и Чичигин понимал режиссера. Временами ирония переходила в открытую насмешку. Когда на экране появилась глупейшая физиономия генерала, самозабвенно изображавшего влюбленного изюбра. Чичигин прыснул. Покатились со смеху и все отдельские. А когда героя-страдальца застукали с чужой женой на берегу реки, оживление стало всеобщим. Посыпались замечания, шутливые намеки, подковырки. Чичигину со смешком напомнили об одной бывшей сотруднице, причем довольно чувствительно ткнули локотком в бок. Чичигин ответил па это улыбочкой типа: "знаю, да не скажу", отчего хихиканье усилилось... Режиссер не жалел красок. Кому-то во время чтения подожгли газету. Болван слуга раз за разом ронял в пруд вытащенный было стул. Дело дошло до поездки верхом на свинье. Самое смешное, от всей этой кутерьмы атмосфера в доме-муравейнике ничуть не менялась. Персонажи по-прежнему слонялись из комнаты в комнату и страдали вовсю. Чичигин открывал для себя все новые детали и обращал на них внимание сослуживцев. Мешал смотреть какой-то впередисидящий гражданин с оттопыренными ушами все время ерзал, раскачивался, менял позу... Чичигин молча указал пальцем на торчащие уши гражданина, и коллектив затрясся в беззвучном хохоте. Кульминация наступила, когда главный герой, совершенно ошалев от безделья, выскочил из дому и нелепо шлепнулся в речку. Глинистая речушка настолько обмелела, что на середине вода едва достигала колеи. Тем не менее, герой сумел вымазаться с головы до ног и теперь жалко ревел, стоя на мелководье. С его бороды текло и капало, как с мочалки. Чичигин отчаянно хохотал, наслаждаясь талантливо сделанной потешной сценой, как вдруг ушастый гражданин подскочил на месте, обернулся и что-то тоненько прокричал. - Не слышу! - крикнул Чичигин сквозь хохот. - Да сядьте, не мешайте! И тут он с удивлением заметил на лице гражданина слезы. - Вы можете замолчать? - прокричал гражданин. - Что вы за нелюди? Не смейте!.. В Чичигине разом будто что-то выключили. Он растерянно улыбнулся и развел руками. По берету реки побежали жители разбуженного муравейника. Зрители вставали, зажегся свет, все кончилось. На выходе Чичигин запутался в толпе и отстал от своих. Он заворачивал за угол, когда его заметили и закричали вслед, что надо проводить дам. Чичигин не оглянулся. Почему-то ему все время представлялось, как утром он выражал радость по поводу усиленной квартальной - всем лицом, руками и даже отчасти фигурой. Эта картинка вертелась и вертелась в уме, словно дубль за дублем неотступно снимали какую-то важную сиену, а она не получалась, выходила фальшивой и наигранной. Чичигин шел домой и чувствовал себя так, будто обокрал кого-то.