Анатолий Андреев
Ты где был, Петров?
Был день. Он прошел. Кончился. Растворился в промозглой осенней мокрети, и пришел вечер.
Был конец сентября. Владимир Георгиевич стоял на ступенях перед зданием рабочего клуба. Лекция кончилась, и все разошлись. Унылая изморось который уже день висела над городом. Асфальт был мокрым, и в нем отражались огни. Это было бы красиво, если бы не было так промозгло. Владимир Георгиевич поднял воротник плаща и шагнул на мостовую. В этот момент его окликнули, и он приостановился, глядя, как к нему спешит высокий плотный мужчина.
— Я вас провожу немного, вы не возражаете? — искательно спросил он. — Вы ведь к метро идете?
Владимир Георгиевич слегка пожал плечами и молча двинулся по тротуару, предоставив своему незваному попутчику первым начать разговор. Тот не заставил себя ждать.
— Я был на вашей лекции. Видел ваши слайды...
— Да? — вежливо отозвался Владимир Георгиевич.
Слайды были его и сильным и слабым местом. На других таких лекциях слайдов не показывали. Он — показывал, зато видеозаписями не пользовался. По его мнению, от них за версту разило липой. Правда, на слайдах тоже почти ничего нельзя было разобрать — видно было, что их переснимали не один десяток раз. Поэтому он и ответил так обезличенно и ждал, что еще скажет незнакомец.
— Я не знаю, что вам сказать... — смущенно пробормотал мужчина. — Думаю, вас как специалиста это должно заинтересовать... Короче говоря — вот!
Он достал из кармана несколько фотографий и протянул их лектору. Тот нехотя взял их, глянул и сразу остановился. Как раз над ними оказался фонарь. Владимир Георгиевич поставил свой дипломат прямо в грязь, медленно перебрал все фотоснимки, вглядываясь в них, и поднял наконец глаза на своего терпеливо ждущего спутника.
— Всё это так неожиданно... — протянул он, соображая, кто же стоит перед ним. — Фотомонтаж я исключаю, это было бы неинтересно. Вы сами фотографировали? — потряс он в воздухе пачкой снимков.
— Сам... — улыбнулся мужчина.
— Что же мы стоим? — спохватился вдруг Владимир Георгиевич. — Надо пойти куда-нибудь, не стоять же так, на улице.
— Поздно уже, мне в гостиницу пора...
— Действительно поздно... — Он всё еще не мог прийти в себя. — Да что же мы, хоть познакомиться... Зовут меня Владимиром Георгиевичем, фамилия — Петров. Да вы ведь знаете, были на лекции.
Незнакомец согласно кивнул и тихо представился:
— А я Иванов, Василий Васильевич.
— Иванов — Петров. Сидорова не хватает! — хихикнул Петров. Он никак не мог взять нужный тон. — Третьего, говорю, не хватает. И сообразили бы на троих. А может быть, все-таки зайдем куда-нибудь, посидим?
Иванов бросил на Владимира Георгиевича короткий взгляд.
— Не стоит. Мне завтра с утра в Управление. Я ведь здесь по делам. Лучше давайте завтра созвонимся.
— Лады! — преувеличенно бодро отозвался Владимир Георгиевич. Ему было немного неловко: не привык выглядеть простачком-выпивохой. Да и в ресторане был бог знает когда. Теперь, с переходом разговора на деловые рельсы, он почувствовал себя увереннее. — Запишите мой телефон.
— Я запомню, — медленно сказал Иванов. Владимир Георгиевич посмотрел на него. Лицо его было спокойным. И терпеливым. Или усталым. Нет — терпеливым, словно он заранее знал, что ему скажет Петров.
«Тьфу, черт! Он со мной как с ребенком разговаривает!» — раздраженно подумал Владимир Георгиевич. Подумал и тут же одернул себя — мало ли какая у него манера разговаривать. Он обратился к своему новому знакомому, протягивая руку, в которой так и были зажаты фотографии.
— Оставьте себе. У меня еще есть, — так же раздельно сказал Иванов. — Значит, до завтра? Я позвоню вам около одиннадцати, если не возражаете.
Он коротко кивнул и пошел, ступая прямо по лужам. Его высокая прямая фигура еще долго была видна, то становясь отчетливой, когда он проходил мимо фонаря, то почти исчезая в темноте.
Придя домой, Петров еще раз рассмотрел фотографии. Сделаны они были хорошо. Слишком хорошо для любительских снимков.
— Широкоформатной камерой снимал, — буркнул Петров и пошел в прихожую — позвонить приятелю, работавшему в фотолаборатории. Тот оказался дома, и Владимир Георгиевич быстро договорился с ним об экспертизе снимков.
Войдя в комнату, он задумчиво остановился перед столом с рассыпанными по нему глянцевито отсвечивающими отпечатками. Что-то ему не нравилось в этом Иванове, и он никак не мог понять, что именно: то ли фамилия, то ли манера держаться, то ли его неожиданное появление с этими необычными фотографиями...
На всех снимках — в цвете, в нескольких ракурсах, в полете и на земле — были изображены послужившие темой сегодняшней лекции Владимира Георгиевича неопознанные летающие объекты, а попросту говоря — пресловутые «летающие тарелки».
Петров спал крепко и без сновидений. Проснулся за пятнадцать минут до будильника, выключил его и пошел на кухню, шаркая тапочкой и стараясь на ходу поплотнее вдеть в нее ногу. В окно брезжил отвратительный утренний полусвет. Из открытой форточки тянуло сыростью, и он понял, что погода за ночь не улучшилась.
Петров щелкнул выключателем. Темнота из комнаты прыгнула за окно и сгустилась там, прилипнув к стеклу снаружи. Он постоял немного, глядя на свое всклокоченное отражение. Казалось, что за спиной того Петрова, там, за окном, такая же кухня, только посумеречнее. Потом он поставил на газ чайник и пошел умываться.
До работы Петров успел заехать к приятелю — отдать на экспертизу снимки. И потом он гнал от себя мысли об Иванове, старался не думать о нем и о его фотографиях. В конце концов, летающие тарелки были не основным делом в его жизни. Так, хобби...
Приятель позвонил в десять.
— Поздравляю, старик! Фотографии подлинные, не монтаж!
Трубка вспотела в руке Петрова. Оказывается, не думать о фотографиях было трудно, и Петров молчал, так как всё утро ждал этого звонка, который все-таки застал его врасплох.
Приятель, не дождавшись ответа, продолжал:
— Ребята заодно и анализ фотобумаги сделали. Наша бумага, отечественная. «Фотоцвет-10». Интересно, кто это в наше время российскими материалами пользуется? И где их берет? А сделаны снимки отлично. Профессионально сделаны.
— Да-да... — машинально откликнулся Петров. До последнего мгновения он не верил, что фотографии окажутся подлинными. Слишком уж невероятно было всё это. Из интересной, хотя и спорной гипотезы «летающие тарелки» превращались в реальность. Для Петрова, который собрал уйму сведений о них, для которого эта проблема стала уже чисто академической, такое превращение оказалось особенно неожиданным.
