Жильбер Мишель - Как раненая птица

Жильбер Мишель

Как раненая птица

Он падал бесконечно долго, это видели все. В своем полупрозрачном одеянии он походил на раненую птицу, возвращающуюся в гнездо. Кое-кто утверждал, что у купален сладострастия или, может, чуть ниже он закричал, однако знавшие его лучше отказывались этому верить.

Его звали Арго - подходящее имя для того, кому суждено погибнуть в полете. Нет, он не закричал. Он умер как герой, должно быть, и в вечности сохранив свою улыбку... язвительную прорезь на пергаментном лице.

Никто не полез на дно котловины искать труп, боялись заплутать в лабиринте с его галереями, туннелями и узкими проходами. Там было слишком сумрачно, и слишком многие силы проявляли там свои причудливые свойства. Тех, кто был мало-мальски наделен воображением, преследовало видение: исковерканное тело, соскальзывающее с плоской площадки в проход...

В компании об Арго говорили редко. Он умер как настоящий художник, приняв на себя во время падения полную ответственность за ту дополнительную толику страха, которой себя обрек.

Эзион не одобрял его жеста, находя в нем некое несовершенство. "Отсрочка, которую предоставляет слишком долгое падение, - говорил он, разрушает изящество самого поступка. - И добавлял: - Результат нечеток. У падающего с Вершин Града слишком много времени, чтобы разбить твердый кристалл совершенного деяния. Отсутствие зрителей ничего не меняет: поступок должен быть безукоризнен именно потому, что вынашивается он в одиночестве".

Эзион славился строгостью взглядов.

Юмо, по-видимому, склонялся к сходной точке зрения.

- Самоубийство, - цедил он сквозь зубы, - следует задумывать как поэму. Не надо останавливаться перед повторением древнейших образцов ритмических композиций. Первые строфы - психические, - которыми вводится идея, должны по важности не уступать итогу, который в гармоническом виде получают, уравновешивая колебания, вполне естественные на настоящей стадии нашего развития при условии, однако, что на заднем плане сознания филигранью проступает развязка.

Лаго считал, что смерть должна быть мгновенной. "Как фиолетовая молния при ущербной луне". И объяснял:

- Потрясение от деяния надрезает ткань действия с усилием, которое я бы назвал... эстетическим (в компании Лаго находили несколько поверхностным). Мелодическая линия, определяющая мел кие события последних часов жизни, должна замыкаться на себя и ослабевать как раз в то мгновенье, когда художник кончает счеты с жизнью.

- Но разве тем самым не обманывают ожиданий, связанных с самим поступком? - спрашивали у Лаго.

- Ни в коей мере. Мгновенная смерть своей насыщенностью уравновешивает долгие периоды мысленной и физической подготовки, энергетический потенциал которой, согласитесь, ниже.

Он высказывался за мощное оружие, нейтронный взрыв тела, например, дополняющий преходящее изящество замысла изысканным разложением плоти на мельчайшие элементы.

Иногда он заявлял:

- Свой выбор я сделал. Устройство уже есть, и я приступил к подготовке. Действовать буду как подобает, официально дам знать о своих намерениях на предстоящих ораторских состязаниях. Там я вызову у себя поэтический транс, который должен привести к озарению. Вы не раскаетесь, что дали готовиться мне так долго...

Никто в этом и не сомневался.

Самоубийства Лаго ждали с известным любопытством.

"Симфония, в высшей степени соразмерная, чудесная по широте охвата... Вершина... Наслаждение..."

Дни проходили за днями. Заметных событий случалось немного. Бирюзовые кометы, появляющиеся каждый год во время катаклизма, озаряли пространство над самыми высокими башнями.

Лаго осуществил свой план: он взорвался точно в предсказанное им время, и смерть его можно было бы отнести к настоящим шедеврам, сумей он правильно рассчитать дозу нейтронного излучения. Вместе с его хрупким телом в единый миг исчезли обитатели Дворца Славы, среди которых он имел привилегию пребывать, три тысячи жителей Высот, собравшихся, чтобы присутствовать на церемонии, и два сановника, прибывшие с Верхних Сфер, дабы проследить за аппаратурой. Все были неприятно поражены, ведь некоторые из этих людей ранее уведомили о своем решении тщательно подготовить собственное самоубийство - выходит, Лаго лишил их наивысшего наслаждения.

Произведение искусства оказалось омрачено недопустимыми последствиями. Вердикт всей компании был суров: самонадеянность, отягощенная техническим невежеством.

В начале тридцатого тысячелетия два этих порока считались отвратительными.

Из своего сферического обиталища на Вершинах Властелин Высот повелел собраться всем обычным и сверхмагам. Подобное случалось крайне редко.

Со времени последнего собрания в прошлом столетии Властелин Высот почти не изменился. Высокий, худой, сгорбленный (по странной прихоти он не соглашался на замену скелета, принятую в четырехсотлетнем возрасте), он осторожно скользил по круглой площадке, служившей местом собраний. Длинное металлическое одеяние окутывало его, словно саван. Всем бросалось в глаза крайнее его изнеможение: Властелин полностью отдавал себя служению планете.

Одна за другой зажглись сферы: вокруг Властелина Высот на равном удалении от него расположились Мудрецы.

Странное сходство объединяло двенадцать советников Высшего Зодиака: одинаковые холодные взоры, лишенные выражения, одинаковые черты лиц, едва различимых в своем единообразии, свидетельствовавшие о полном самоконтроле, одинаковая печать сдержанной силы... или отрешенности... или неорганической вечной жизни.

Мысль, облекшаяся в плоть.

Звуковой сигнал обозначил начало связи. Все сразу почувствовали, что ритуал изменится, но никто из Мудрецов не выказал ни малейшего удивления: долгие века постоянных раздумий, психических экспериментов, насилия над собственной плотью, постепенной адаптации к самым различным сторонам человеческой жизни приучили их уходить от любой неуместной реакции.

Даже тень любопытства не тронула их черт.

Ожидание... и потоки мысли, проносящиеся по экранам.

У Мудрецов не было никаких личных забот. Принимая в себя всевозможные проявления агрессивности, они очень рано разрушали свой собственный внутренний строй. Может, они не все знали, но готовы были ко всему. Многие века им представляли любое неотложное дело как увлекательную задачу, требующую разрешения, и они вгрызались в нее со всей настойчивостью. В этот день они предчувствовали самое худшее. Еле заметные странности в поведении Властелина Высот насторожили их.

Мудрецы ждали.