Владимир Михановский
Приключения на Аларди
После семи долгих лет ракетного времени фотонный звездолёт «Каравелла» вошёл в зону Проксимы – цели своего полёта.
Первым из тревожных признаков были назойливые радиосигналы неизвестного происхождения. Они лились непрерывно, усиливаясь по мере приближения к загадочной звезде. Кир, специалист по дешифровке, сумел уловить в потоке импульсов определённые закономерности, но разобраться в них до конца ему никак не удавалось.
– Дыхание протуберанцев? – вслух подумал штурман. Сощурясь, он всматривался в серую поверхность пультового экрана, по которой, весело подскакивая, бежали острые пики.
Капитан, стоявший сзади, молча покачал головой. В зеркальце штурман увидел, что брови капитана нахмурены. Из рупора доносились разнообразные шорохи и визг.
– Это, наверно, последнее, что он слышал, – сказал капитан. – Не могу… – Протянув руку, он отключил рупор. В отсеке царила тишина.
– Через несколько часов можно включать торможение, – проговорил штурман. – Локаторы нащупали Аларди.
– Хорошо. Займись этим, Алексей, а я проверю аннигилятор.
Дверь штурманского отсека бесшумно захлопнулась за капитаном.
Два человека и двенадцать роботов – весь экипаж «Каравеллы» – собрался перед огромным вогнутым овалом Головного экрана. Из глубины его, откуда-то слева, медленно выплывала красноватая, изрытая кратерами поверхность. Уже можно было различить островерхие скалы, отбрасывавшие резкие фиолетовые тени. Кир включил усилитель, и поверхность Аларди приблизилась скачком, заполнив экран.
Капитан Голубничий умудрялся одновременно следить за курсом «Каравеллы»: корабль в соответствии с программой начинал выходить на эллиптическую орбиту, одним из фокусов которой служила планета. Планета, видимо, была лишена атмосферы, поэтому её удалённая поверхность была видна на экране «Каравеллы» весьма отчётливо.
Внезапно Кир, указав щупальцем на какую-то точку экрана, издал короткий предупредительный сигнал. От рябой изрытой поверхности планеты медленно отделялось маленькое белесое облачко… Оно росло на глазах. Оторвавшись наконец от поверхности, облачко двинулось наперерез «Каравелле».
Нужно было принимать решение.
– Необходимо избежать встречи, – отдал капитан стратегическую команду. Роботы тотчас бросились исполнять приказ каждый из них на свой участок. Для корректировки хода «Каравеллы» реакция человеческого восприятия была бы слишком замедленной.
Через несколько секунд капитан и штурман остались у пульта одни. Между тем облачко, вначале такое безобидное, росло подобно снежному кому. Вскоре властная сила вдавила капитана и штурмана в глубокие противоперегрузочные кресла. Это «Каравелла» сделала манёвр, пытаясь уклониться от встречи с неизвестным объектом. Поразительная вещь! Облако в тот же миг также изменило курс и продолжало стремительно мчаться навстречу кораблю.
«Похоже, что его кто-то корректирует с Аларди», – мелькнуло у штурмана. Расстояние между облаком и «Каравеллой» сокращалось с каждым мгновением. Сумасшедшие толчки швыряли людей в разные стороны, так что ремни, привязывавшие их к креслам, едва не лопались. Но стало ясно, что все искусство Кира уже не поможет. Встреча была неизбежной.
– Закрой глаза! – успел крикнуть Голубничий.
Экран на пульте вспыхнул, подобно маленькому солнцу. В тот же миг страшный удар потряс корабль.
Штурман Алексей Николаевич Сибиряков очнулся от сверлящей боли в висках. Он открыл глаза, но вокруг царила полная темнота. Голову что-то сдавливало. Штурман пошевелился и застонал.
– Жив? – услышал он глуховатый голос капитана, и заботливая рука поправила на лбу Алексея влажную повязку.
– Что с «Каравеллой»? – ответил штурман вопросом на вопрос.
– Потеряла управление. Роботы занимаются проверкой внутренних систем.
– А… Сколько прошло? – спросил Алексей, делая попытку подняться.
– Полчаса.
– Темно, как в могиле, – слабым голосом проговорил штурман. – Неужели взрыв мог прервать люминесценцию?
К штурману мягко подкатился Кир. Он осторожно обвил плечи Алексея чутким щупальцем.
– Включи хотя бы лучевик, Пётр, – попросил штурман.
Капитан глянул на стены отсека, с которых лился яркий дневной свет люминофоров, и до крови прикусил губу.
– Лёша, ты потерял зрение… – тихо сказал он и подошёл к другу.
В открытый люк лихо влетел Энквен.
– Системы проверены, – доложил он капитану, – можно приступать к наружному осмотру «Каравеллы».
За то время, которое штурман лежал без сознания, экипаж «Каравеллы» сумел убедиться в самом страшном: ракета потеряла не только управление, но и глаза – телесистема корабля вышла из строя. Неизвестно было даже, где сейчас находится ракета. Может быть, она медленно падает на Аларди? А может, отброшенный взорвавшимся облаком беспомощный корабль летит по бесконечной гиперболе, превратившись в маленькое космическое тело? И сколько протянется состояние полной неизвестности? Каждую минуту можно было ожидать катастрофы. То ли астероид пробьёт магнитную защиту и врежется в стальную грудь ракеты (на подступах к Аларди локаторы «Каравеллы» зафиксировали несметное количество астероидов), – и тогда мгновенная вспышка отметит место гибели звездолёта. То ли сам корабль, как слепой щенок, ткнётся в неприветливую поверхность первого встречного небесного тела.
Между тем выходные люки «Каравеллы» заклинилась, и, чтобы выйти наружу и произвести всё необходимое, роботам пришлось немало повозиться.
Капитан взял с собой Кира и Энквена.
Трое вошли в круглую герметическую кабину, Кир, вошедший последним, захлопнул за собой блестящий люк. Голубничий ловкими движениями облачился в космоскафандр, после чего Энквен включил вакуумное устройство. Давление воздуха в кабине резко пошло на убыль. Сразу выходить наружу было опасно; из-за слишком большого для человеческого организма перепада давлений.
Наконец трое вышли наружу. Перед капитаном раскрылась фантастическая картина. В густой, почти осязаемой тьме тускло светились серебристые бока «Каравеллы». Безжизненные дюзы – до них отсюда было добрых четыре километра – слабо вырисовывались своими плавными линиями. А внизу… У Голубничего захватило дух. Такого ему ещё не приходилось видеть. Там, вдали, на страшной глубине, расстилалась огромная вогнутая чаша, вся она красновато светилась. Вогнутость, конечно, была лишь оптическим обманом – капитан знал, что такой всегда представляется выпуклая поверхность с большой высоты. Края гигантской чаши были окаймлены причудливыми фиолетовыми пиками.